Уроки покаяния по библейским сказаниям - Епископ (Нечаев) Виссарион (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗

Иной, понадеявшись на себя, входит в близкое сношение с порочными людьми без опасения вреда для себя, — он не боится ни запачкаться, ни обжечься. Его сначала приводит к ним одно любопытство. Но сделал один шаг, захочешь сделать другой. Любопытство незаметно перерождается в сочувствие. Пример — азартные игроки. Не вдруг они делаются таковыми. Сначала они только из любопытства присутствовали при игре, только смотрели на играющих. Потом приглашены были ими принять участие в игре затем лишь, чтобы попробовать счастья. Приглашение принято, счастье на первых порах улыбнулось. Усилилось желание продолжить пробу, чтобы продлить приятное ощущение удачи. Следовало бы остановиться, но силы для этого уже не достает. Несчастный вовлечен в игру. За удачей следуют неудачи, которые только раздражают несчастного игрока. Желание отыграться побуждает его не бросать игры, и он не бросает, пока совсем не проиграется. Советники, вовлекшие его в игру, утешают его надеждой будущих благ, которая действительно по временам оправдывается, и он, постепенно втягиваясь в игру, делается записным, даже бесчестным игроком.

На эту постепенность уловления в сети худых сообществ можно видеть указание в словах Псалмопевца: Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе (Пс. 1, 1). Несчастен, кто дал себя увлечь в общество губителей веры и нравственности; еще несчастнее, если он стал на их пути, утвердился в их образе мысли, и гораздо несчастнее, если сел, засел с ними, сделался товарищем их в уловлении ближних. Такова пагубная постепенность падения! Крайняя степень падения является следствием первого необдуманного шага на пути к нему.

Не следует совсем сближаться с людьми нечестивыми и развратными, чтобы не сделаться подобными им, как не следовало Ахааву вступать в брак с Иезавелью, чтобы не перенять от нее нечестия. Но если и душа Ахаава доступна была раскаянию, если и он плакал и сокрушался, когда обличен был в преступлении пророком Илией, хотя это раскаяние было непрочно, то не тем ли паче свойственно раскаяние христианской душе, впадшей в глубину грехов, сделавшейся жилищем плотских скверн, постыдным сосудом страстей? Нравственным растлением она унизила в себе не человеческое только, но и христианское достоинство, и потому пусть из глубины своего падения воздохнет и глаголет Богу грехи свои, и если она погрязла в этой глубине с тех пор, как дала себя увлечь злыми сообществами, пусть бросит их с таким же самоотвержением, какое потребно для того, чтобы дать совершить над собой, для пресечения болезни, операцию отсечения правой руки, избодения правого глаза. Лучше пожертвовать привязанностями, пагубными в нравственном отношении, как ни тяжело это, чем обречь себя на вечную погибель.

Глава 37

Пророк Илия

Устами Моисея Господь грозил израильтянам неурожаем и голодом в наказание за непокорность Ему, за разорение завета с Ним, то есть за отступление от истинного богопочтения (см.: Лев. 26, 14–16).

Эта угроза исполнилась в царствование нечестивого Ахаава. По глаголу пророка Илии не было на земле израильской дождя три с половиной года. Народ бедствовал от голода, но Господь хранил пророка от этого бедствия. Сначала Илия укрывался при одном потоке, куда приносили ему пищу вороны, потом нашел убежище за пределами отечества в Сарепте Сидонской, где для пропитания его и приютившей его вдовы около двух лет послужили неистощимым запасом горсть муки и немного елея.

Голод телесный есть образ другого рода голода, — голода, постигающего душу, отчуждившую себя от Господа, от общения с Ним через молитву, богомыслие, поучение в законе Господнем, соблюдение заповедей Его, участие в Таинствах. Кто удаляется от Господа, от того Сам Господь удаляется, для того небо заключается, на того перестает падать свыше роса благословения Божия, и он испытывает такое же томительное ощущение, какое свойственно изнывающему от голода и жажды. Напрасно он мечтает подавить в себе это мучительное ощущение, ища для себя мира и счастья в земных благах. Земные блага не утоляют, а только раздражают душевный голод и жажду.

Так, напрасно иной надеется найти счастье в обилии земных сокровищ и заботами о стяжании, умножении, сохранении их мучит себя до пренебрежения высших духовных потребностей. Само это мучение показывает, что в них нет истинного блага, и отравляет удовольствие обладания ими. Любяй сребро не насытится сребра (Еккл. 5, 9) — всегда останется с мучительным чувством недовольства.

Напрасны также усилия найти счастье в земных удовольствиях и развлечениях: опыт свидетельствует, что не только неумеренное наслаждение ими, но умеренное, соединенное с благоразумием, с умением разнообразить их, пользоваться ими, так сказать, эстетически оканчивается горьким самообличением Соломона: Смеху я сказал: безумный! и веселью: что ты делаешь? (Еккл. 2, 2).

Суетна также надежда найти счастье в расширении власти над подобными себе существами. Чем сильнее жажда этой власти, тем она мучительнее. Однажды кто-то из друзей Александра Македонского застал его в слезах и спросил, о чем он плачет? «Я плачу о том, — ответил всесветный завоеватель, — что нет другого мира, который бы я, как землю, мог покорить своей власти». А забота удержать приобретенную власть, обеспечить за собой высокое положение, поставить себя выше происков от людей одинаково властолюбивых и завистливых, еще более делает мучительным и, следственно, суетным обладание таким благом, каким признается власть.

Вообще все земное и тленное, даже мудрость земная, взятая сама по себе, без отношения к религии и нравственности, есть суета, и не может удовлетворить человека, утолить алчность и жажду счастья. Нельзя не видеть в этой алчности и жажде, не удовлетворяемой ничем земным, наказания Божия за то, что люди ищут счастья не там, где его следует искать.

Его следует искать только в Боге. Он есть верховное Добро и Податель всякого добра. Блажен, кто достиг общения с Господом, благоугождая Ему подвигами богомыслия, молитвы, ревностью об исполнении заповедей Его. Он достиг такого блага, выше которого не может быть ни на земле, ни на самом небе. Ощущая сладость общения с Господом, он говорит с Псалмопевцем: Кто мне на небе? И с Тобою ничего не хочу на земле. Изнемогает плоть моя и сердце мое. Бог — твердыня сердца моего и часть моя вовек… мне благо приближаться к Богу! (Пс. 72, 25–26, 28).

Итак, если только в Боге источник счастья, а вне Его только томление и мука, если только в Нем можно обрести утоление алчности и жажды счастья, а не вне Его, то всеми силами своего существа стремись, душа, к общению с Богом и для сего отрывай от себя всякое земное пристрастие.

Как ни обольстительны земные блага, для душевного мира и счастья не они нужны, а близость к Богу. Вот то единое на потребу, о чем напомнил Иисус Христос Марфе, укорявшей Марию за то, что духовное общение с Ним она предпочла суетливым заботам об угощении Его телесной пищей. Образом этого единого на потребу пусть служит для тебя малый, но неистощимый запас пищи в доме сарептской вдовы.

Питая себя единым на потребу, ты не только сама будешь сыта и довольна, но и доставишь удовольствие тем, которые, подобно пророку Илии, ревнуют о спасении ближних, особенно же Господу Иисусу Христу, Который, приняв на Себя дело спасения людей, называл это дело Своим брашном (см.: Ин. 4, 34).