Святитель Василий Великий. Книга 1. Догматико-полемические творения. Экзегетические сочинения. Бесед - Великий Василий "святитель"
9. Но посмотрите, каково продолжение его слова. Доказав, как он думает, что нерожденности невозможно постигнуть примышлением, присовокупляет:
Евномий. Но и не в смысле «лишенности» [нужно понимать нерождённость], если только под лишенностями разуметь лишенность чего-либо относящегося к природе, и притом позднейшие [419] по отношению к «обладаниям».
Василий. Нетрудно доказать, что говорит заимствованное у мирской мудрости, что ей сведен он с ума и вдался в такие новизны понятий. Ибо это Аристотелевы понятия об обладании и лишенности [420], как скажут читавшие Аристотелево сочинение под названием «Категории»; Аристотель говорит, что лишенности позднее обладаний. А нам, доказав, что говорит он не по учению Духа, а по мудрости князей века сего (ср. 1 Кор. 2:6), достаточно обратить к нему сказанное в псалме: поведаша мне законопреступницы глумления, но не яко закон Твой, Господи (Пс. 118:85); и узнав, что сказанное им взято не из учений [421] Господа нашего Иисуса Христа, достаточно припомнить ему слово Господне: егда глаголет лжу, от своих глаголет (Ин. 8:44) и таким образом избавить себя от многих слов, через это самое сделав для многих очевидным, что у нас никакого нет с ними общения, ибо кое согласие Христови с велиаром? Или кая часть верну с неверным? (2 Кор. 6:15). Но чтобы не показалось, что по недостатку обличений прибегаем к молчанию, побеседуем кратко и об этом.
Из сказуемого о Боге многое, о Евномий, как мы видим, произносится подобным образом, например: нетленный, бессмертный, невидимый [422]. А полагаем, что того же рода и слово «нерожденный». Если иные именуют подобные слова означающими лишенность, то не нам рассуждать о сем; мы не знаем выражений риторического мастерства [423]и не гоняемся за знающими. Впрочем, к какому бы разряду ни относили исчисленные нами слова, скажем, что к тому же принадлежит и наименование «нерожденный». Посему как нетленность означает, что в Боге нет тления; невидимость – что Бог превосходит всякое постижение очей; бестелесность – что сущность Божия не имеет трех измерений, бессмертие – что к Богу не прикоснется разрушение, так и нерожденность, говорим мы, означает то, что в Боге не имеет места рождение. Если же ни одно из тех наименований не означает лишенности, то не означает сего и последнее. А если о тех именах соглашаешься, что ими выражается лишенность, об именовании же «нерожденный» не уступаешь сего; то скажи, лишение какого предшествовавшего имения выражается бессмертием [424]? Почему сие именование не имеет равной силы с именованием «нерожденность»? Но он злоухищряется над этим одним словом, потому что на нем держатся начала его нечестия. Но, чтобы хитрость его стала явной, поступите так. Те же самые понятия, которые пускает он в ход о нерожденности, а именно, что благословно сказуется сие о Боге не по человеческому примышлению и не в смысле лишенности, перенеся на что-либо другое из сказуемого о Боге, смотрите, что выйдет. Ибо найдете, что они в точности применяются к каждому. И, если угодно, приложим их к имени «нетленность», перенеся собственное его высказывание. Думаем, что, именуя нетленным, должны мы чествовать не по человеческому примышлению, но воздавать Ему необходимейший всего прочего долг, то есть исповедание Его тем, что Он есть действительно; но и не в смысле лишения, если только под лишениями разуметь лишенности чего-либо относящегося к природе, и притом позднейшие обладаний. Почему более прилично так умствовать о нерожденности, нежели о нетленности и вообще о каждом слове, произносимом тем же образом? Но ни одно из прочих слов не благоприятствует так его нечестию, поэтому о других не упоминает, хотя тысячи есть [определений] сказуемых о Боге.
10. Дело же вот в чем. Нет ни одного имени, которое бы, объяв все естество Божие, достаточно было, чтобы вполне его выразить. Но многие и различные имена, взятые в собственном значении каждого, составляют понятие, конечно, темное и весьма скудное в сравнении с целым, но для нас достаточное [425] Из имен же, сказуемых о Боге, одни показывают, что в Боге есть, а другие, напротив, чего в Нем нет. Ибо сими двумя способами, то есть отрицанием того, чего нет, и исповеданием того, что есть, образуется в нас как бы некоторое отпечатление Бога.
Например, когда называем нетленным, как бы так говорим себе или слушающим: «Не думай, что Бог подлежит тлению»; и когда называем невидимым, как бы говорим: «Не предполагай, что Он постижим чувством зрения»; и когда – бессмертным: «Не держись мысли, что смерть может прикоснуться к Богу». А также, когда называем нерожденным, говорим: «Не думай, чтобы Божие бытие зависело от какой-нибудь причины или от какого-либо начала». И вообще, каждым из сих именований научаемся в мнениях о Боге не впадать в неприличные понятия. Поэтому, чтобы нам узнать преимущественную отличительную особенность Бога, мы запрещаем друг другу в суждениях о Боге переносить мысль куда не должно, чтобы люди никак не подумали, будто бы Бог в ряду или тленных, или видимых, или рожденных. Таким образом, всеми сими запретительными именованиями производится как бы некое отрицание чуждого Богу, по мере того как уясняется мысль и отдаляет от себя помышления о не принадлежащем Богу.
Опять, называем Бога Благим, Праведным, Творцом, Судией и даем Ему подобные сему именования. Как в прежних именованиях слова означали некое отменение и запрещение понятий, чуждых
Богу, так здесь они означают подтверждение и осуществление свойственного Богу и приличным образом о Нем умопредставляемого. Поэтому каждый вид именований научает нас или о принадлежащем Богу, что оно есть в Боге, или о не принадлежащем, что сего нет. А «нерожденность» имеет значение не принадлежащего, ибо показывает, что рожденность Богу не принадлежит. Угодно ли же кому назвать это означающим лишенность, или запретительным, или отрицательным, или чем подобным, спорить о том не будем.
Но что нерожденность имеет значение не существующего в Боге, как думаю, достаточно объяснено в сказанном доселе. Сущность же не есть что-либо из не принадлежащего Богу, но самое бытие Божие; и причислять ее к не сущему в Боге – крайний верх безумия. Ибо если сущность в числе не сущих, то едва ли что другое из сказуемого о Боге будет в числе сущих. Но доказано, что нерожденность – в числе не принадлежащего; поэтому лжет утверждающий, что слово сие выражает саму сущность.
11. Но Евномий, как нечто нелепое, отвергая то, что сказуется о Боге в смысле лишенности, прибегает, конечно, к мысли более благочестивой: нерожденность включить в самую сущность, и, приводя речь свою в краткие выражения, пишет так:
Евномий. Итак, если не по примышлению, не в смысле лишенности, не как часть (потому что неделим), не как что-нибудь иное в Нем Самом (потому что прост), не как что-нибудь иное [вместе] с Ним (потому что нерожденный един и единствен), то это и будет нерожденная сущность.
