Святитель Тихон Задонский в воспоминаниях келейников (СИ) - Коллектив авторов (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Когда не было еще присутственных в монастыре мест и не столь многолюдно было, всякий почти день бывая у ранней и поздней литургии, а паче в воскресные и праздничные дни, Преосвященный, следуя Самого Христа Сына Божия примеру, не возбранял не точию [109] убогим, неимущим возрастным, но и самым детям-сиротам, паче в младенчестве сущим, не познавшим еще ни добра, ни зла, иметь доступ до себя и подходить под благословение. Дети, заметив такую его благосклонность и в принятии их ласку и подаяние милостыни, в праздник, а потом и каждый почти день начали приходить в церковь к обедне множественным числом (с тем, чтобы получить что-либо от него): идет он из церкви в келлии свои, идут за ним толпою бедные и неимущие из мужичков, идут и малые дети, невзирая на его архиерейский сан, толпою, прямо за ним, смелым лицем войдут в зал, где он из своих рук оделит их деньгами и начнет обучать их молиться; которые посмысленнее, читывали Иисусову молитву, а кои годов по три, по четыре и по пяти были, оные что есть сил кричат, творя молитву с земными поклонами, тако: «Господи, помилуй! Господи, пощади!» Другие: «Пресвятая Богородица, спаси нас! Вси святии, молите Бога о нас!» И нередко таковых молитвенников собиралось помногу. Входя же в натуральные в младенчестве действия, старался он внушить детям скромность, простодушие, незлобие, кротость. А для подавления в них гнева, ярости, зависти и ненависти оделял детей деньгами поровну.
Он столь был проницателен, что когда случалось некоторым проезжающим обоего пола незнакомым ему особам послышать об архиерее, пребывающем на смирении, и прихаживали они к нему не столько для получения душевной пользы, сколько для единственного токмо любопытства, то хотя оные и допущаемы были, но видно было, что он тотчас проникал [110] их бесполезное любопытство, так что оные без всякого удовольствия и без пользы отходили, ибо беседа его с ними весьма была краткая, и на вопросы их ответ его бывал молчаливый. А после их удаления слыхал я от него, что напрасно я о таких и докладывал ему. Случалось, с таковым любопытством приезжали к нему и из пустыни некоторые монахи и послушники; он же, тотчас замечая сущее от высокоумия их любопытство, обличал таковых, как духовных людей, и обличая, преподавал им наставления, дабы смиренный имели дух, простодушием растворенный, и отложили бы высокие о себе мнения, приводя им апостольские слова сии: Аще кто мнит себе быти что, ничтоже сый, умом льстит себе [111], и прочее.
Когда, усердствующие к исполнению христианской должности, обоего пола господа и прочего звания прибегали к нему за советами, то он не имел таких свойств, чтоб уговаривать кого-либо идти в монахи, а желающим в оное звание многим отсоветывал, указуя точию [112] на общие христианского жития правила. Некоторый из дворян, имевший у себя жену и детей, человек еще молодой, по молодости своей великое имел пристрастие как к собачьей охоте, так и к карточной игре и к частым компаниям веселым. Бывая неоднократно у Преосвященного и слыша от уст его христианские наставления, он столь ревностным к всеконечному отвержению мирских сует распалился духом, что предпринял [113] было, бросив жену и детей, бежать в какую-либо глубокую пустынь. Узнав о таковом его намерении, я внушил [114] Преосвященному. Он же, как послышал от меня, тотчас написал и послал к оному дворянину увещательное с христианским наставлением письмо. Сей, по получении письма, и сам к Преосвященному приехал с благодарностию и по наставлению его оставил свое бесполезное и Богу противное предприятие, оставил и свою привычку к собакам, к картам и веселым компаниям и начал жить по наставлениям его и по твердому своему обещанию, как должно христианину. Но вскоре после кончины Преосвященного, забыв твердые свои обеты и как бы презря его наставления, паки принялся он за охоту собачью; но отправясь однажды с своими собаками в поле, упал с лошади и раздробил себе ногу, от чего страдал многое время. Тут только вспомнил он предсказание ему от Преосвященного, и великое приносил Господу Богу раскаяние, и ныне, как слышно, христианскую препровождает жизнь.
А другой помещик, из его благодетелей, отбросив, по увещанию его, страсть к собачьей охоте, принялся за картежную игру, презрев его, Преосвященного, увещания и обеты свои, но вскоре был наказан: у него любимый сын, лет с лишком двадцати утонул в реке, и все его, Преосвященного, предсказания опытом сбылись на нем. Тогда помещик признал свой грех и несоблюдение своих обетов, раскаялся, отринул картежную страсть и взял на себя должное христианское житие, которое и до днесь препровождает, так что многими добросовестными ныне любим и уважаем.
Вспомните и сие.
Преосвященный хотя литургию и не разрешал себе служить, но когда бывал здоров и еще не уединялся, почасту в воскресные и другие праздничные дни приобщался Святых Таин, обыкновенно за ранней литургией, в ризах священнических; когда же находился в уединении, то приносим был монахом потир с Святыми Тайнами к нему в келлию, а когда уже на одре лежал, еще чаще приступал к Святым Тайнам, и с толикою верою, что не точию с плачем, но и с великим рыданием приступал, но после уже целые те сутки вельми [115] весел и радостен бывал. Пришед к нему, я иногда слышал от него речи таковые: «Иван! Я пьян». Это не потому ль им говорено, как негде писано есть:… Пийте и упийтеся? [116]
Вот и еще пришло на память.
Он когда имел спокойный дух, для увеселения не точию читывал, но и певал гласно некоторые псалмы Давидовы, а временем заставлял и меня некие умилительные псалмы при лице своем [117] петь, хотя то и на краткое время.
В 1777 или 1778 годах, в сентябре или октябре, ходил он по заднему крыльцу своих келлий, будучи в богомыслии; потом, пришед в мою келлию, приказал мне взять в руки перо и бумагу и начал мне говорить, а я писать: «Такого-то года и числа великое было в Петербурге наводнение и великая людям и домам многим гибель», – что самое и сбылось; ибо по некотором времени он письмами о том наводнении и извещен был. Записка та затратилась [118] о годе и числе [119].
Болезнь его предсмертная, помнится, началась за год и три месяца до его кончины. Великодушно и с благодарением нес он оную, как бы от самой Божией десницы некий восприял дар. Когда преосвященный Тихон III приезжал к нему для посещения его, то болящий, сидя на кровати (но и легши паки), несколько часов беседою духовною и душеполезною друга своего услаждаем был; беседуя, как должно истинным друзьям, преосвященный Тихон III во все время сидел около больного, близ самой его кровати. В числе его благодеяний, милостей и соболезнований к ближним и сие не может ли быть вмещено: при Тихоне II (не помню, при котором настоятеле Задонском) два родных брата, из церковнослужителей, по оклеветанию, отданы им были в военную службу и отосланы в далечайшие пограничные места. Уже не малое время тому минуло. Однажды Преосвященный, так как тогда еще не было города и близкого к монастырю строения, ходил за монастырем, углубленный в душеспасительные размышления, и внезапно повидел оных церковников малых детей, сидящих в рощице (которая близ монастыря была) плачущих и рыдающих. Убежден будучи человеколюбием, жалостию и состраданием, подошел он к тем малолетним детям и спросил их о причине их слез и рыдания; дети отвечали, что плачут о лишении родителей своих. Разведав обстоятельнее о доносе и обвинениях и нашедши наказание их неправедным, вступился он за сирот и приложил все старание взыскать оных церковников и возвратить из службы: в скорости же написал к митрополиту Новгородскому Гавриилу (в то время он был архиепископом) письмо, а при письме просьбу от семьи, и послал нарочного из келейных своих в Петербург. Что же? Ведь старательством его церковники те были из службы неумедлительно возвращены и к своим местам паки определены [120]. О сем обстоятельстве рассказывал мне архимандрит Тимофей.
