Чжуан-цзы (перевод В.В. Малявина) - Чжуан-цзы (книги онлайн txt) 📗

Тогда Конфуций стал разъяснять Лао Даню смысл всех двенадцати канонов.

— Ты слишком многословен, — прервал Лао Дань Конфуция. — Я хочу услышать главное.

— Главное заключается в человечности и долге, — сказал Конфуций.

— Позвольте спросить, относится ли человечность и долг к природе человека?

— Конечно! Ведь благородный муж коли не человечен — значит, не созрел; коли не знает долга — значит, в жизнь не вошел. Человечность и долг — это поистине природа настоящего человека. Каким же еще ему быть?

— А позвольте спросить, что вы понимаете под человечностью и долгом?

— В сердце своем находить удовольствие в бескорыстной любви ко всем — вот сущность человечности и долга.

— Ах вот как! — отозвался Лао Дань. — Твои последние слова меня настораживают. В стремлении любить всех подряд есть что-то подозрительное. А в желании всегда быть бескорыстным есть своя корысть. Вы, кажется, хотите, чтобы мир не утратил своей простоты? Так посмотрите вокруг: Небу и Земле свойственно постоянство, солнцу и луне свойственно излучать свет, звездам свойственно составлять созвездия, зверям и птицам свойственно собираться в стаи, деревьям свойственно тянуться вверх. Если бы вы, уважаемый, дали свободу своим жизненным свойствам, вы бы уже давно достигли истины. К чему эта суета вокруг человечности и долга? Вы похожи на человека, который бьет в барабан, разыскивая беглого сына. Вы вносите смуту в души людей — только и всего!

Учитель сказал: «Путь не имеет конца среди наибольшего и не теряется среди наименьшего. Благодаря ему все вещи становятся такими, какие они есть. Столь обширен он, что вмещает в себя все сущее! Столь глубок он, что невозможно измерить его! Наказания и добродетели, человечность и долг — только зримые конечности духовного. Кто, как не Высший Человек, расставит их по местам?

Для Высшего Человека владение миром — большое дело, но и оно не обременяет его. Все в мире добиваются власти, он один не соперничает с другими. Он не имеет в себе изъяна и потому не влечется за вещами. Он прозревает подлинное в вещах и потому всегда верен корню всего сущего. Так он может пребывать за пределами Неба и Земли, возноситься над всей тьмой вещей, и дух его никогда не ведает стеснений.

Сердце Высшего Человека не изменяет своему постоянству!»

Глава XIV. КРУГОВОРОТ НЕБЕС [79]

Кто же он такой, кто пребывает в недеянии, но все приводит в движение? Значит ли это, что в мире есть тайный завод [80] и то, что случается в нем, не может не случиться? Значит ли это, что в мире все само собой движется по кругу и не может остановиться? Облака ли порождают дождь? Дождь ли порождает облака? Кто столь щедро осыпает милостями? Кто-нибудь, пребывая в праздности и веселясь без удержу, движет миром?

Колдун Сянь [81] говорит: «Подойди, я скажу тебе. На Небе есть Шесть Полюсов и Пять Постоянств [82]. Государь, сообразующийся с ними, наведет порядок, а идущий против них попадет в беду. Благодаря девяти знакам Ло [83] осуществляются жизненные свойства вещей. В зеркале мудрого правителя отражается вся земля внизу, и вся Поднебесная хранит его в себе. Вот что значит быть державным владыкой».

Бэймэнь Чэн спросил у Желтого Владыки: «Вы, владыка, с редким искусством исполнили песнь «Сяньчи» [84] на просторах у озера Дунтин. Услышав ее, я поначалу испугался, потом успокоился, а под конец пришел в смятение. Взволнованный, я долго молчал, не в силах овладеть собой».

— Кажется, ты все правильно понял! — воскликнул Желтый Владыка. — Я сложил эту песнь по человеческому разумению, а подобрал ее лад по разумению небесному. Я исполнил ее в согласии с ритуалом и долгом и вложил в нее дух Великой Частоты. Четыре времени года сменяют друг друга, и вся тьма вещей свершает круг своей судьбы. Расцвет и упадок, начало мировое и начало воинственное чередуются в управлении. Чистое и мутное — сила Инь и сила Ян пребывают в равновесии, и в блуждающем свете звучит их гармония. Раскатами грома я пробуждаю от зимней спячки насекомых. В конце не прекращается, в начале не зачинается. То смерть, то рождение, то упадок, то подъем — и так без конца, и ни в чем нет опоры, вот ты и испугался.

Я снова заиграл мелодию, и она выражала гармонию Инь и Ян, блистала сияньем солнца и луны. Звуки ее были то отрывистые, то протяжные, то мягкие, то резкие, и все они сливались в верховное единство. И не было в том единстве ничего постоянного. В долине заполняла она долину, в ущелье заполняла она ущелье. Размах ее зависел от вместимости вещей: закупорь все отверстия, и дух в ней сохранится целиком. Звучание ее раздольное, и слава ее возвышенно-светла. А потому благодаря ей божества и духи пребудут в мире мрака, а солнце, и луна, и звезды будут идти своим путем. Я останавливался там, где надлежало быть покою, и двигался там, где все находилось в движении. Как бы ты ни старался, тебе этого не понять, как бы ни всматривался — не увидеть, как бы ни бежал вдогонку — не догнать. Отрешенный, себя не помнящий, стоял я на путях пустоты всех четырех пределов и, опираясь на платан, пел:

Ты почуял этот великий покой и потому сам успокоился.

Я снова заиграл, презрев покой, и слил мелодию с неотвратимым течением жизни. Звуки полились беспорядочно и вольно, как сплетаются дикие травы. Разливалась песнь широко, но не достигала предела, замирала вдали — и не открывалась. Она уносилась в Беспредельное, погружалась в Незримое. Иным казалась она смертью, иным — жизнью, иным — внутренней полнотой, иным — внешним блеском. Так растекалась и рассеивалась она в целом мире, и не было в ней ничего постоянного. Обыкновенные люди слушали ее с недоверием, и лишь мудрые ей внимали. Ибо мудрые проникают в суть вещей и следуют велениям Судьбы. Действие Небесной пружины не проявляется вовне, а пять органов чувств чутко внимают. Слова не звучат, а сердце поет: вот это зовется «Небесной музыкой». Род Янь воздал ей хвалу в гимне:

Ты захотел послушать ее, не смог сердцем принять ее — вот и пришел в смятение.