»Небесный огонь» и другие рассказы - Николаева Олеся (первая книга .txt) 📗
Наконец Евтушенко спросил:
— Ну что у тебя такое срочное?
Я рассказала.
— Хорошо, — откликнулся он. Кажется, ему даже понравилось, что я обращаюсь к нему со столь авантюрным сюжетом. — Но официально у нас ничего не выгорит: ты преувеличиваешь мои возможности.
— Тогда давайте попробуем вариант с фальшивым паспортом, — предложила я, — Не может быть, чтобы вы, народный поэт, не знали нужных людей.
Польщенный, он даже порозовел.
— Ладно, — глядя в сторону, как бы конспиративно, сказал он. Прикрыл рот ладонью и из?под нее процедил: — Я сведу тебя с моим шофером — может быть, он справится…
— Принеси мне любой паспорт на мужское имя, чей угодно, и фотографию этого твоего, — кивнул шофер, — Я отдам куда надо, там прежнюю фотографию сведут, эту приклеят, а печать подрисуют.
— Как, и все?
— И все.
— А где же я возьму этот любой паспорт на мужское имя?
Он пожал плечами:
— Это уж твое дело… Не знаю. Укради у кого — нибудь…
Я стала мучительно соображать, у кого бы мне украсть этот паспорт, да так, чтобы это обошлось как можно безболезненнее для его владельца, но тут план по спасению Августина переменился.
Друг будущего наместника Сретенского монастыря архимандрита Тихона, а тогда — просто Гоши Зураб Чавчавадзе был родственником Грузинского патриарха католикоса Илии. И он предложил самолично отвезти к нему Августина: как?никак Кавказские горы — это его каноническая территория, да и с выдачей паспорта смиренному монаху там все могло обойтись без лишних вопросов.
План был единодушно принят всеми лицами, принимавшими участие в устроении его судьбы, и Августин должен был в скором времени отправиться вместе с Зурабом и Гошей в Тбилиси. До спасения Августина оставались считанные дни…
Отъезд, однако, несколько откладывался по техническим причинам: Гоша, который работал тогда в Издательском Отделе Московской Патриархии, стоя у истоков православного кино, как раз снимал фильм о России и Грузии — православные народы-братья, Россия — хлеб, Грузия — вино, а в Таинстве Евхаристии они претворяются в Тело и Кровь Христовы. Вино он собирался снимать в Грузии, а вот русский хлеб, то есть колосящуюся пшеницу, снять он опоздал: урожай был уже собран. И единственное место, где еще колосились последние несжатые полоски, была Омская епархия. Ехать туда надо было срочно, а не то — исчезнет и это: будет сплошное снежное поле. И Гоша улетел.
А тем временем Августин, подтачиваемый неопределенностью и ожиданием, начинал томиться. К тому же ему начинало казаться, что его пытаются так или иначе загнать в тупик: то я выразила удивление, почему он так неуверенно читает Псалтирь, в то время как шестопсалмие идет у него как по маслу. То мой муж стал недоумевать, почему он, коль скоро до семи лет жил в Москве, не помнит ни названия улицы, ни станции метро… А кроме того — почему говорит с ростовским акцентом. Тут Августин смутился. Но мой муж сам пришел ему на помощь:
— А может, старец твой так говорил? Был родом с юга России?
— Да — да, — обрадовался тот. — Он как раз и был оттуда. А я — за ним повторял. С?под Ростова он был.
А тут наш друг — иеромонах из лавры, будущий архиепископ, который приезжал к нам послушать подвижнические рассказы, вдруг стал делиться с нами своими подозрениями: не засланный ли «казачок» этот Августин, не операция ли это спецслужбы по выяснению того, есть ли у Церкви каналы для изготовления фальшивых паспортов…
Все эти флюиды клубились в воздухе, и сам Августин впал в какое?то тревожное, подавленное состояние и целый день свешивался с балкона, что ему категорически запрещалось — ведь его могли заметить в его подряснике, могли прийти и спросить: «Кто такой? Что за поп? Ваши документики?» Потому что дом наш находился под особым наблюдением — напротив жил политический беженец Луис Корвалан, а в непосредственной близости от нас располагалось окно дочки греческого миллиардера Кристины Онасис, вышедшей замуж за советского гражданина.
Августин же — не только свешивался, а еще и громко комментировал прохожих. Увидел девушку в белых брюках из соседнего подъезда, да как гаркнет:
— Ну и корова!
Заглянет в незашторенное окно к дочке американского миллионера и кричит:
— Ишь ты, бесстыжая! Она голая там ходит!
Да еще некий любовный треугольник заметил он прямо под балконом: то подкатит к дверям подъезда плешивый дядька на машине и высадит девушку. Поцелуются они, он и укатит. А только он скроется из глаз, тут появляется парень на мотоцикле. Девушка эта чмок его в щеку, на мотоцикл к нему — скок, и они скрываются в клубах пыли до середины ночи. А на следующий день — опять этот плешивый на своей машине. А девушка как ни в чем не бывало, как будто и не существовало никакого мотоциклиста, к нему в машину — юрк!
И Августина такое женское коварство просто убивало! Он извелся, неся дежурство на балконе. Стал даже в эту девушку комочки земли из цветочных ящиков метать, чтобы она опомнилась. И кто знает, на что решился бы в дальнейшем наш чернец, возмущенный до глубины души, если бы мой муж его от этого не отвлек.
Потому что он решил, пока есть время, отвезти Августина к какому?нибудь благодатном)' старцу. Пусть духовно укрепится перед дорогой, помолится, поисповедуется у него, получит благословение и с новыми силами отправится к новой жизни.
Старец Серафим Тяпочкин — увы! — уже умер, но в той же Белгородской епархии в селе Покровка жил и здравствововал его духовник, тоже старец — схиархимандрит Григорий.
Когда?то мой муж, тогда еще просто Володя, был уже в этой Покровке: там расписывал храм наш духовник. Муж мой, собственно, и приехал?то тогда именно к нему. Но в храме никого не было, он вошел в священнический домик — он был пуст. Тогда он прошел в дальнюю комнату, полагая, что кто-нибудь все же может находиться в глубине. Но и там никого не увидел. Он было повернулся, чтобы уйти, и вдруг услышал:
— Отец Владимир, ты что ж это без молитвы заходишь?
Он огляделся и вдруг увидел на диванчике маленького сухонького старчика. Это и был схиархимандрит Григорий. Ну, насчет «отца» — это мой муж решил, что старчик поюродствовал, а вот то, что он, увидев его впервые, назвал его по имени, было поразительно и непостижимо…
Вот и отправились они с Августином к этому чудесному старцу Григорию. Приехали. Мой муж говорит:
— Вот, отец Григорий, привез вам монаха… Спустился он с Кавказских гор, а там у них не принято иметь советские документы. А здесь паспорт повсюду требуется, даже в монастырь без него не принимают…
Старец поглядел на Августина да только рукой махнул:
— Какой он монах!
Августин смущенно улыбнулся и занервничал. А мой муж решил, что старец так сказал из монашеского этикета. Ну, в житиях святых, у пустынников такое случалось. Допустим, умирает духоносный авва святой жизни, а про себя говорит: «Ну какой я монах! Я еще и не начинал!.»..
Так и старец смиряет Августина. Ему видней, как именно молодого монаха воспитывать…
А отец Григорий меж тем и говорит:
— Обетов монашеских не соблюдает, правило монашеское не выполняет. Самозванец — вот кто он такой! Нацепил на себя чужой подрясник, напялил чужую рясу — вот те на!
Мой муж понимающе закивал, а уж Августин как-то заерзал на месте.
— Вот, думаем его к Грузинскому Патриарху отправить. Благословите! — просительно произнес мой муж.
— К Грузинскому Патриарху? — удивился старец. — А на кой он Патриарху сдался? Пустое!
— Не получится ничего, да? — испугался мой муж.
