Душа после смерти - Роуз Серафим (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
2. Я серьезно ставлю под вопрос: действительно ли учил епископ Игнатий тому, что приписывает ему епископ Феофан; во всяком случае, несомненно, что он на это не делал такого упора и таких выводов из этого не делал, какие больше всего стремился опровергнуть епископ Феофан. Таким образом, из приведенной выше выдержки из епископа Феофана, где он говорит, что «когда говорится, что ангел есть тело, тогда надобно отрицать у него разумно-свободность и сознание», ясно, что епископ Феофан лишь делает логический вывод: из того, во что, по его убеждению, верит епископ Игнатий, но нигде у самого епископа Игнатия он не может найти места о том, что он действительно верит, что ангелы лишены разумной свободы и сознания; несомненно, епископ Игнатий в это не верил. Читая «Слово о смерти» епископа Игнатия, я не нашел такого учения. Я не читал его «Прибавления» к этой работе, но уверен, что и там не найти всех тех акцентов и выводов из этого учения, в которых его обвиняет епископ Феофан. Не входя во все подробности расхождения между ними (что само по себе могло бы быть большой ценностью для православного богословия и православного учения о загробной жизни), я предполагаю, что со стороны епископа Игнатия ошибкой было не то, что он придерживался именно этого учения, которое критикует епископ Феофан, а возможно такой сильный упор на телесную сторону ангельской природы и деятельности (это довольно легко может произойти при борьбе с излишним упором западных учителей на «духовность»), что иногда могло показаться, что он говорит, что ангелы и души имеют (эфирные) тела и что этот телесный аспект является частью их природы. Как сказал епископ Феофан, между ними не было спора, если бы это учение действительно было таким, ибо он считает его (например, «Душа и ангел», стр. 139) допустимым мнением в таком сложном и догматически Церковью не определенном вопросе.
Но тогда тем более, если даже епископ Феофан и несколько ошибался в отношении акцентов в учении епископа Игнатия, это расхождение, по-моему, должно рассматриваться как «незначительное».
3. Однажды преосвященного Феофана прямо спросили, не нашел ли он в учении епископа Игнатия какого-либо еще заблуждения, помимо предлагаемого учения о «материальности» души. Он ответил: «Нет, у преосвященного Игнатия только и есть погрешности, что его суждение о природе души и ангела, — будто они вещественны… Сколько же мне приходилось читать в книгах его, я ничего не заметил неправославного; что читал, то хорошо» (письмо от 12 декабря 1893г «Русский инок», Почаевская Лавра, № 17, сентябрь 1912г.). Следовательно, в контексте всего православного учения епископа Игнатия и Феофана это действительно «незначительное» расхождение.
Теперь коснемся последнего вопроса, относящегося к воздушным мытарствам, которые душа проходит после смерти. В Вашем открытом письме Вы цитируете письмо епископа Феофана, в котором он говорит, что загробная жизнь — «это земля, скрытая от нас. Что там происходит, точно не известно… А что там будет — увидим, когда попадем туда». Из этого, а также из того, что епископ Феофан в своих произведениях не упоминает о мытарствах, Вы заключаете, что «учение как таковое со всем его символизмом было… на самой дальней окраине его мышления» и полагаете, что я ошибаюсь по крайней мере в подчеркивании того, что преосвященный Феофан был стойким защитником православного учения о мытарствах. На это я хотел бы ответить по нескольким пунктам:
1. Я тоже припоминаю только эти два прямых упоминания учения о мытарствах в писаниях епископа Феофана. Однако их достаточно, чтобы показать, что он на самом деле придерживался этого учения и учил ему других и что он весьма критично, даже с возмущением относился к его отрицателям («Как ни дикою кажется умникам мысль о мытарствах, но прохождения им не миновать»).
2. То, что в некоторых своих письмах, где затрагивается загробная жизнь, он не упоминает о мытарствах, мне представляется не указанием на то, что этот вопрос является «периферийным» в его учении, а лишь на то, что в каждом случае он говорит необходимое слушателю, а некоторым людям не надо (или они не могут) слышать о мытарствах. То же самое я знаю из моего священнического опыта: для тех, кто уже готов к нему, учение о мытарствах является сильным побуждением к покаянию и жизни в страхе Божием; но есть и такие, для кого это учение столь страшно, что я предпочитал не говорить им о нем, пока они не будут лучше к нему подготовлены. Священник часто встречается с умирающими, которые столь плохо готовы для иного мира, что было бы бессмысленно говорить с ними даже об аде, не говоря уже о мытарствах, из боязни лишить их хоть малой надежды, что они могут попасть в Царство Небесное; но это не значит, что в учении, проповедуемом Божиим священником, нет места аду или что он не стал бы решительно защищать его реальность в случае каких-то нападок. Особенно в наш «просвещенный» XX век многие православные христиане духовно столь незрелы или настолько сбиты с толку современными идеями, что они просто не способны воспринять мысль о встрече с бесами после смерти. Любой православный священник в своем пастырском приходе к таким людям должен, конечно, снисходить к их слабости и давать им «детское питание», пока они не будут приготовлены к более твердой пище в виде некоторых православных аскетических текстов; но православное учение о мытарствах, передаваемое из самых первых столетий христианства, всегда остается тем же самым, и его нельзя отрицать вне зависимости от того, сколь многие неспособны его понять.
3. Кроме того, учение о мытарствах на самом-то деле упоминается в других трудах епископа Феофана — в его переводах, если не в оригинальных работах. В его пятитомном переводе «Добротолюбия» имеются многочисленные ссылки на это учение, некоторые из них я приводил в книге. В «Невидимой брани» (ч. 2, гл. 9) имеется изложение православного учения об «осмотре князем века сего» всякого человека после исхода его из тела; слово «мытарства» там не встречается, но в тексте ясно говорится, что «главнейшая и решительная брань ожидает нас после смерти» (стр. 248), и ясно, что речь идет о том же, что отстаивал так упорно епископ Игнатий, и что в других местах епископ Феофан прямо называет по имени — «мытарства».
