Беседы с Кришнамурти - Кришнамурти Джидду (полные книги TXT) 📗
«Вы думаете, что причина моей глухоты – мои страхи и подавленность? Доктора уверили меня, что нет в моем организме никаких отклонений. А есть ли какая-нибудь возможность восстановления моего слуха? Всю свою жизнь я была так или иначе подавлена, я никогда не делала ничего, что бы мне действительно хотелось сделать».
Внутреннее и внешнее легче подавить, чем понять. Понимать трудно, особенно для тех, кто прошел через тяжелые условия в детстве. Хотя подавление и напрягает, но оно становится привычным делом. Понимание никогда невозможно превратить в привычку, рутину, оно требует постоянной настороженности, внимательности. Чтобы понимать, необходимы гибкость, чувствительность, теплота, которая не имеет никакого отношения к сентиментальности. Подавление в любой форме не ускоряет осознания. Это самый легкий и самый глупый способ справляться с первыми реакциями. Подавление – это соответствие идее, образцу, и оно предлагает внешнюю безопасность, уважение. Понимание освобождает, а подавление всегда ограничивает, замыкает в себе. Боязнь авторитета, ненадежности собственного мнения создает идеологическое убежище с его физиологическим союзником, к помощи которого обращается ум. Это убежище, на каком бы уровне оно ни находилось, вечно удерживает страх, и из-за страха проявляются подмена ценностей, возвеличивание или строгость к себе, которые являются формами сдерживания. Сдерживание должно найти выход, это может быть физическая болезнь или какая-нибудь идеологическая иллюзия. Цену каждый платит в соответствии со своим характером и особенностями.
«Я заметила, что всякий раз, когда мне приходится слышать кое-что неприятное, я нахожу убежище в этом своем приспособлении, которое, таким образом, помогает мне убежать в свой собственный мир. Но как освободиться от сдержанности многих лет? Разве не потребуется долгое время?»
Это не вопрос времени, копания в прошлом или тщательного анализа. Это вопрос понимания сути сдержанности. Если быть пассивно осознающим весь процесс сдержанности, без необходимости какого-либо выбора, суть его становится тут же ясна. Суть сдержанности нельзя обнаружить, если мы думаем понятиями «вчера» и «завтра», истину нельзя постигать с помощью временного подхода. Истина – это не то, что достигается. Ее замечают или не замечают, ее нельзя постичь постепенно. Воля к освобождению от сдерживания – это помеха для понимания его сути, поскольку воля – это желание, положительное или отрицательное, а при желании не может быть пассивного осознания. Именно желание или стремление вызвало сдерживание. И это то самое желание, хотя теперь названное волей, никогда не сможет освободить себя от своего собственного создания. Опять же, суть воли должна быть воспринята через пассивное и все-таки внимательное осознание. Анализирующий является частью анализируемого, хотя он может отделить себя от этого. А поскольку находится в зависимости от того, что анализирует, он не может освободить себя от этого. Снова суть этого должна быть понята. Именно истина освобождает, а не воля и усилие.
Ревность
Солнце ярко освещало белую стену напротив, и ее слепящий свет делал лица неясными. Маленькая девочка без материнского наставления подошла и села рядом. Она удивлялась всему происходящему широко открытыми глазами. Она недавно искупалась и оделась, и в ее волосах были какие-то цветы. Она внимательно наблюдала за всем, как это делают дети, не запоминая слишком много. Ее глаза искрились, и она совсем не знала, что сделать, плакать ли, смеяться или подскакивать. Вместо этого она взяла мою руку и смотрела на нее с поглощающим интересом. Теперь она забыла обо всех людях в комнате, расслабилась и уснула, положив свою голову на мои колени. Ее голова имела правильную форму и хорошо держалась, она была безупречно чиста. Ее будущее было столь же запутанным и столь же несчастным, как и у других в этой комнате. Противоречие и горе для нее были столь же неизбежны, сколь и то солнце на стене. Для того чтобы быть свободным от боли и страдания, необходим высочайший интеллект, а ее образование и оказываемое на нее влияние позаботятся о том, чтобы у нее не было этого интеллекта. Любовь так редка в этом мире, как огонь без дыма. Дым все одолевает, все удушает, приносит мучения и слезы. Из-за дыма редко увидишь огонь. И когда дым становится наиважнейшим, огонь умирает. Без этого огня любви жизнь не имеет никакого значения, она становится унылой и утомительной. Но не может быть огня в чернеющем дыме. Эти двое не могут существовать вместе. Дым должен прекратиться, чтобы возникло яркое пламя. Огонь – не соперник дыма, у огня нет соперника. Дым – это не огонь, он не может содержать в себе огонь. И при этом дым не указывает на присутствие пламени, поскольку пламя независимо от дыма.
«Разве любовь и ненависть не могут существовать вместе? Разве ревность – это не признак любви? Мы держимся за руки, а затем в следующую минуту ругаемся. Мы говорим жестокие вещи, но вскоре обнимаемся. Мы ссоримся, затем поцелуемся – и мы помирились. Разве все это не любовь? Само проявление ревности – признак любви. Кажется, что они идут вместе, подобно свету и темноте. Вспышка ярости и нежность – это разве не полнота любви? Река является и бурной, и спокойной, она течет через тень и солнечный свет, и в этом есть прелесть реки».
Что это, что мы называем любовью? Это все пространство ревности, разврата, резких слов, ласки, сплетенных рук, ссор и примирений. Это явления той сферы так называемой любви. Злость и ласка – ежедневные явления в этой сфере, разве не так? И мы пытаемся установить отношения между разными явлениями или сравниваем одно явление с другим. Мы используем одно явление, чтобы в пределах той же самой сферы осуждать или оправдывать другое, или пробуем установить отношения между явлением в пределах этой сферы и чем-то вне ее. Мы не рассматриваем каждое явление отдельно, а пробуем найти взаимосвязь между ними. Почему мы делаем это? Мы можем понять явление, только когда не используем другое явление в той же самой сфере как посредника для понимания, что просто порождает противоречие и беспорядок. Но почему мы сравниваем различные явления в одной и той же сфере? Почему мы переносим значение одного явления, чтобы компенсировать или объяснять другое?
«Я начинаю улавливать то, что вы имеете в виду. Но почему мы делаем это?»
Понимаем ли мы явление через призму идеи, через призму памяти? Я понимаю ревность, потому что я держал вас за руку? Держание руки – это явление, и ревность – тоже явление. Но понимаю ли я процесс ревности только потому, что у меня есть воспоминание, как я держал вашу руку? Действительно ли память является помощницей понимания? Память сравнивает, изменяет, осуждает, оправдывает или отождествляет, но она не может принести понимание. Мы подходим к явлениям в сфере так называемой любви через идею, через умозаключение. Мы не принимаем явление ревности таким каким оно есть, и не наблюдаем за ним молча, а хотим вертеть явлением, равняясь на образец, на умозаключение. И мы подходим к нему таким способом, потому что мы в действительности не желаем понимать явление ревности. Ощущения от ревности столь же стимулирующие, как и от ласки. Но мы хотим стимулирования без боли и дискомфорта, которые неизменно следуют за ревностью. Поэтому в пределах этой сферы, которую мы называем любовью, существуют конфликт, смущение и противостояние. Но разве это любовь? Действительно ли любовь – это идея, ощущение, стимулирование? Любовь – это ревность?
«Разве действительность не содержится в иллюзии? Разве тьма не охватывает или не скрывает свет? Разве в неволе нет Бога?»
Это просто идеи, мнения, так что они не имеют под собой никакого основания. Такие идеи только порождают вражду, они не содержат в себе реальность. Где есть свет, нет тьмы. Тьма не может скрыть свет, если же она скрывает его, то света нет. Где есть ревность, там нет любви. Идея не может охватить любовь. Чтобы стать общностью, должна быть взаимосвязь. Любовь не взаимосвязана с идеей, и поэтому идея не может иметь общность с любовью. Любовь – это пламя без дыма.
