От смерти к жизни. Как преодолеть страх смерти - Данилова Анна Александровна (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
В этом же роде могу дать и другой пример. Меня вызвала однажды семья одной нашей ветхой старушки, светлой-пресветлой женщины. Она явно должна была умереть в тот же день. Она поисповедалась, и напоследок я ее спросил: «А скажите, Наташа, вы всем и все простили или у вас какая-то заноза еще есть в душе?» Она ответила: «Всем я простила, кроме своего зятя; ему не прощу никогда!» Я сказал на это: «В таком случае я не дам вам разрешительной молитвы и не причащу Святых Таин; вы уйдете на суд Божий и будете отвечать перед Богом за свои слов». Она говорит: «Ведь я сегодня умру!» – «Да, вы умрете без разрешительной молитвы и без причащения, если не покаетесь и не примиритесь. Я вернусь через час» – и ушел. Когда через час я вернулся, она меня встретила сияющим взором и говорит: «Как вы были правы! Я позвонила своему зятю, мы объяснились, примирились, он сейчас едет ко мне, и я надеюсь, до смерти мы друг друга поцелуем, и я войду в вечность примиренная со всеми».
Архимандрит Савва (Мажуко)
Фатализм Пасхи
Это всем хорошо известный факт: пасхальный возглас «Христос воскресе» содержит в себе все Евангелие, как некий конспект апостольского благовестия. Как в математике или физике есть краткие формулы, в которых в «сгущенном» виде представлены целые тома научных трудов: если вы пожелаете эту формулу раскрыть, вывести «из скобок», расписать на доске, доски может и не хватить, но вот легкое головокружение и приступ восхищения, восторга и даже научного азарта вы легко заработаете.
Наше такое привычное «огустевшее» Евангелие «Христос воскресе» – мы редко выводим «из скобок», потому что просто светло и весело кричать «Востину воскресе», христосоваться и с детским восторгом всем храмом петь пасхальный канон, ошибаясь, забывая слова, громко до сипоты и весело. Хорошо. Радостно. Покойно и как-то… тихо в этом пасхальном многоголосии.
А потому в этой тишине вдруг вспышкой внезапной: «Христос воскресе» – это ведь и о моей судьбе, о моем воскресении, о том, что однажды каждый из нас сможет с неудержимым ликованием, новым голосом, но слишком своим закричать на всю вселенную: «Я – воскрес! И жив – навсегда». Жив – жизнью Спасителя, воскрес – воскресением Христа, но это – я, самый настоящий я, и никто другой – воскрес, «Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого увидят Его» (Иов 19, 27).
И вот еще что. Пугающее и обезоруживающее. Даже умеряющее восторг. Воскресну не только я. Воскреснет каждый живущий и живший человек, и «имеющий жить». И глаза каждого из этих самых настоящих, воскресших в своих телах увидят своего Искупителя и Воскресителя и… меня тоже увидят. «Савва воскресе!» – «Воистину воскресе!» «Андрей воскресе!» – «Воистину воскресе!» «Анна воскресе!» – «Воистину воскресе!»…
Все они воскреснут. Все? Абсолютно. И та угрюмая тетка, что заливает мою квартиру каждый месяц? Непременно. И тот злодей, что клеветал на меня начальству? Обязательно. И мой друг, который так жестоко меня обманул и посмеялся надо мной? И он. Каждый.
И те, кому ты сам боишься смотреть в глаза, и та девушка, которую тебе страшно встретить, и твои братья, которым ты так мало уделял времени, и дети, слишком долго ждавшие твоей любви и гордости, и мама, так любившая шоколад, а ты узнал об этом так поздно.
Наши ближние – бессмертны. Они – вечные наши спутники. Мы к ним приговорены. Они – наша судьба, то есть мы присуждены к ним, а они – нам. И это так пугает и обезоруживает. Бежать – некуда! И там, в приготовленных Отцом чертогах, будут они, их лица, их покашливание, чавканье за столом, тяжелое дыхание.
Единственный выход – научиться их любить здесь и сейчас. Вот тут – дома, в церкви, на работе – научиться ладить с каждым и, видя эти лица, слыша голоса, – полюбить, принять, простить. Потому благовестники Евангелия, кричавшие всем народам и племенам только одну весть – «Христос воскресе!», – уточняли: «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем… Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас» (Еф. 4, 26, 31–32).
Это не просто максимы этики, нравственное приложение к христологии апостола Павла, но самое прямое следствие проповеди Воскресшего Бога. Догмат Воскресения Христова – основание христианской этики, и только на этом основании эту этику можно принять, понять и усвоить.
«Братья мои вечные, братья мои бессмертные» – так начинал свое пасхальное послание великий сербский старец прп. Иустин (Попович). Святым людям был открыт этот пугающий и обнадеживающий фатализм Пасхи. Мы никуда не можем скрыться от своих ближних. Хотя утешает и то, что и им скрыться от нас некуда. Мы приговорены друг к другу. А потому единственный открытый путь к принятию пасхальной вести – научиться любить своих бессмертных соратников по Вечности.
Протоиерей Павел Великанов
Нет ее, смерти. Есть жизнь здесь и там!
Бог никого не подставляет. Никогда.
Смысл смерти
– Отец Павел, что вообще такое смерть? Вот был с тобой только что человек, смотришь на фотографии, на видеозаписи – и он такой живой, родной, близкий – как так может случиться, что его не стало? Невозможно поверить в то, что его вообще нет. Но ведь его с нами в этом мире именно что совсем нет. А что оно там происходит – кто же на 100 % знает…
– Здесь пролегает граница между верой и неверием, между открытостью к Богу и мнимой самодостаточностью. Религиозная вера, а христианская особенно, по сути есть выход из тупика смерти.
«Если Христос не воскрес, тщетна вера наша», – говорит апостол Павел. Если все наши «активы» здесь, в этом материальном мире, – мы уже банкроты: смерть обнулит наши счета, какими бы огромными или же ничтожными они ни были. Поэтому смерть – это определенный «момент истины» жизни, то, что утверждает ее значимость и ценность, как бы парадоксально это ни звучало.
«Блажен путь, в оньже днесь идеши душе, яко уготовися тебе место упокоения» – или же, напротив: «Смерть грешника люта». Правильно сказать, что смерть – это венец всей жизни. Именно по этому мы на каждом богослужении неоднократно просим о мирной кончине нашего жития, непостыдной, безболезненной, и добром ответе на Страшном Суде Христовом.
При этом в христианстве нет никакого «культа смерти», как это встречается в различных субкультурах и сектах. Нет никакой «романтизации» смерти: она глубоко противоестественна для человеческой природы, это всегда боль, плач, горе человеческое – но снова и снова побеждаемое Христом в Его Церкви. Как и роды: этот процесс никогда не бывает приятным и комфортным, но результат его несопоставим со страданиями и болью: новый человек родился в мир!
Это ощущение рождения умирающего в новую жизнь прекрасно выразил Б.Пастернак:
Смерть – это действительно таинство перехода, таинство рождения в вечность. Немного в нашей жизни моментов, когда любым человеком, вне зависимости от его мировоззрения, веры, праведности, ощущается явным образом прикосновение вечности, выход за пределы видимого. И, думаю, умиранию и смерти здесь принадлежит первое место. Особенно остро это ощущается близкими людьми: когда приходит очевидное понимание, что близкого человека в этом теле уже больше нет – и в то же самое время он жив, он есть, в определенном смысле он стал гораздо ближе к своим родным, нежели чем когда жил в теле. Предкопочитание, в той или иной мере присущее практически всем религиозным культурам, отражает очевидную истину: близкие уходят от нас, из нашего мира – но никуда не исчезают.
