Христианство. Как все начиналось - Вермеш Геза (библиотека книг .txt) 📗
Более того, он был убежден, что последнее время, совпадающее с явлением Царства Божьего, близко и уже началось. Иисус не нуждался в знамениях и предзнаменованиях. Его подход был не спекулятивным, а интуитивным, а его харизматическая точка зрения не выносила промедления. Эта срочность отражена и в его указании апостолам, когда он посылает их возвещать скорое наступление Царства Небесного (Мф 10:7; Лк 10:9). Они не должны были тратить время на невосприимчивых иудеев: «И если кто… не будет слушать вас… отрясите прах от ног ваших» (Мк 6: 11; Мф 10:14; Лк 9:5; 10:11), иными словами, спешите в следующее место, которое может оказаться более восприимчивым.
В большинстве релевантных притч и во всех речениях Царство – существующая, но сокрытая реальность, присутствие которой все же осязаемо и ощутимо. Для прихода Царства нужны согласованные действия сеятеля, семени и поля (Мк 4:24–29); оно подобно зерну горчичному, которое становится высоким растением (Мк 4:30–32; Мф 13:31–32; Лк 13:18–19), или муке, которая превращается в хлеб под таинственным влиянием закваски (Мф 13:33; Лк 13:20–21). Поскольку добро и зло здесь сосуществуют, можно сделать вывод, что сцена имеет место здесь и теперь: в самом конце века нынешнего и перед началом века будущего. Пшеница и плевелы, съедобная и несъедобная рыба все еще пребывают вместе в притчах о сеятеле и об улове рыбы (Мф 13:24–43, 47–50). В двух притчах, содержащих образ свадебного пира, жениха и невесту ожидают вместе умные и глупые девы, а в пиршественную залу пытаются войти как достойные, так и недостойные гости (Мф 25:1–13; 22:1–14; Лк 14:16–24). Синоптические евангелия содержат и речение, в котором Иисус объясняет ученикам, что присутствие Царства Божьего отчасти уже ощутимо: оно – среди них (Лк 17:20–21).
Согласно Иисусу, реальность Царства, в основном сокрытая, подобно воде, скопившейся под поверхностью, прорывается наружу в харизматических явлениях. Иисус возвещал, что победа над злом, плод экзорцизма, совершенного Духом/перстом Божьим, доказывает, что Царство уже пришло (Мф 12:28; Лк 11:20). Провозвестие о Царстве Божьем привлекало (и даже со времен Иоанна Крестителя) большие и шумные еврейские толпы: люди толкались, протискивались вперед как подлинные левантинцы – все хотели «войти усилием» (Лк 16:16). Иисус заповедовал ученикам верить, что Царство Божье совсем рядом и отчасти его можно видеть.
Следующий шаг к реконструкции религии Иисуса подводит нас к Богу, чье Царство Иисус возвещал и приготовлял. Иисус не давал философских и богословских определений Бога, как и определений Царства Божьего. В экзистенциальной и практической мысли Иисуса и его учеников Бог есть то, что Бог делает. Бог есть прежде всего – забота: Он печется о природе, о полевых лилиях, который дает птицам гнезда, а лисам – норы и всех питает. Он дает солнцу сиять, а дождю орошать все свои создания. Природные катастрофы вроде землетрясений, засух и эпидемий, не говоря уже о цунами, в этой картине выносятся за скобки.
Христиане, незнакомые с послебиблейским иудаизмом и культурой Палестины I века, зачастую превратно понимают отношения Иисуса с Богом. Они думают, что современники Иисуса считали Бога кем-то далеким, не воспринимали его как Отца и не обращались к нему как Отцу. Они не понимают, какой смысл вкладывался в понятие «сын Божий». Один известный исследователь Нового Завета даже заявил, что для иудеев было «немыслимо» (sic!) называть в молитве Бога Отцом.3
Чтобы разобраться в этих вопросах, необходимо сначала вникнуть в понятие богоотцовства в целом, особенно в то, что евангелия говорят о Боге как Отце Иисуса и его учеников. В евангелиях мы часто встречаем выражения: «Отец Мой», «Отец ваш» (в устах Иисуса или его учеников) и даже «Отец наш». Есть и обращение «Отче!» Уже одно это наводит на мысль, что данная терминология не была странной и уникальной, но была в порядке вещей.
Более того, любой человек, знакомый с Библией и послебиблейскими иудейскими текстами, знает, что Бога называли Отцом и обращались к нему как к Отцу с древнейших времен до раввинистической эпохи. Возьмем хотя бы такие личные имена, как Ави-эл («Бог – мой Отец»), Эли-ав («Мой Бог – Отец»), Авия («Мой Отец – Йах [Господь]), Йо-ав («Йехо [Господь] – Отец»). Даже они выдают знакомство с богословской концепцией богоотцовства, а с периода плена (середина VI века до н. э.) в текстах говорится о ней напрямую: «Только Ты – Отец наш; ибо Авраам не узнает нас, и Израиль не признает нас своими; Ты, Господи, Отец наш» (Ис 63:16; см. Ис 64:8; Пс 89:26; 1 Пар 29:10).
Именуется Бог Отцом и в апокрифах: «Господи, Отче и Владыка жизни моей! Не оставь меня…» (Сир 23:1; см. также 4:10; 23:4; 51:10; Товит 13:4; Прем 14:3 и т. д.). Аналогичную ситуацию мы видим в псевдоэпиграфах: «Да будет Господь Бог Отцом тебе, и да будешь ты первенцем и народом всегда» (Юб 19:29; см. также 1:25, 28; Завещание Иуды 17:2; 24:2 и т. д.). Подобное выражение встречается и в свитках Мертвого моря: «Отче мой и Боже мой! Не предавай меня в руки народам» (4Q372 1, 16); «ибо Ты – Отец сынам истины Твоей» (1QH 17:35; см. также 4Q200 6, 9–10; 4Q502 39, 3; 4Q511 27, 1 и т. д.).
На храмовых и синагогальных богослужениях к Богу обычно обращались как к «Господу», «Богу нашему» и «Царю мира», но существовало и обращение «Отче наш, Царь наш» («Авину, Малкену»). Последнюю традиционную формулу мы находим уже в начале II века н. э. в устах рабби Акивы (В.Т. Таанит 25b). В раввинистической литературе было обычным обращение «Отче наш, который на небесах» («Авину ше-ба-шамайим»).
В некоторых ранних синагогальных молитвах Бог называется Отцом. Например, в палестинской редакции «Восемнадцати благословений» сказано: «Возврати нас, Отче наш, к Торе Твоей… прости нас, Отче наш, ибо мы согрешили» (5–6). В арамейской молитве «Каддиш» также упоминается «Отец, который на небесах». Как мы уже видели в предыдущей главе, древние хасиды долго сосредоточивались, прежде чем обратить свои молитвы к «Отцу на небесах» (М. Берахот 5:1). Яркий пример – Ханина бен Доса. Коротко говоря, называть Бога Отцом было делом обычным. Вопреки утверждению плохо информированных или предубежденных толкователей Нового Завета это отнюдь не новация Иисуса, сохраненная его учениками.
Пытаясь обосновать ту же концепцию в другом ракурсе, Иоахим Иеремиас, известный немецкий новозаветник, предположил, что у Иисуса был уникальный нюанс в использовании данного обращения.4 А именно, арамейское слово «абба» заимствовано из речи маленьких детей («абба – как папа, има – как мама»). По мнению Иеремиаса, сторонники традиционного благочестия сочли бы такое обращение к Богу неуважительным, но Иисус смело использовал его, сознавая свою уникальную близость к Богу.
Странную гипотезу Иеремиаса быстро опровергли5: Однако она то и дело всплывает вновь: взять хотя бы книгу папы Бенедикта XVI об Иисусе.6 И это несмотря на то, что в филологическом плане она безосновательна, а в литературно-историческом – ошибочна. Во-первых, слово «абба» встречалось не только в детской речи, но и в торжественном религиозном языке (например, в клятвах). Во-вторых, в самом Новом Завете не говорится, что в использовании его Иисусом было нечто из ряда вон выходящее. В-третьих, «абба» никогда не переводится на греческий словом papas/pappas («папа», «папочка»), а исключительно словом Pater (Отец): один раз в молитвенном обращении Иисуса (Мк 14:36), и дважды в молитвенной формуле Павловых церквей (Гал 4:6; Рим 8:15).
Лучшую арамейскую иллюстрацию двойного смысла ’abba мы находим в талмудическом рассказе об Аббе Ханане, которую уже приводили в главе 1. Во время засухи дети говорили ему: «Абба, Абба, дай нам дождя!» И харизматик-чудотворец просил Бога внять их молитве, хотя они и обращались не по адресу, не отличая «Отца (Абба) который дает дождь, от отца (Абба Ханан), который не дает дождя» (В.Т. Таанит 23b).
Можно сделать следующие выводы. Во-первых, всемогущий Владыка мира, Владыка Царства Божьего для Иисуса был прежде всего милосердным и любящим Отцом. Во-вторых, Иисус учил людей воспринять такое же сыновнее отношение к их общему небесному Абба. О природных катастрофах и страданиях невинных Иисус не упоминал, что типично для его оптимистического взгляда на конец времен. Он верил, что в последний миг отцовская любовь положит конец несчастьям мира, и все признают в Боге своего Отца. Эта мысль будет развита в III веке великим богословом Оригеном (см. главу 9).
