Просто христианство - Льюис Клайв Стейплз (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Когда вы учитесь, как работать на какой-нибудь машине, инструктор то и дело поправляет вас: «Нет, не так, никогда не делайте этого», потому что в обращении с машиной у вас постоянно возникает искушение что-то попробовать или сделать, что вам представляется естественным и удачным, но на самом деле машина сломается.
Некоторые люди предпочитают говорить о нравственных «идеалах» вместо того, чтобы говорить о правилах морали, и о нравственном «идеализме» — вместо подчинения правилам морали. Конечно, совершенно верно, что совершенство в вопросах морали это «идеал» в том смысле, что мы не можем его достичь. В этом смысле все, что совершенно, для нас, людей, — идеал; мы не можем стать совершенными водителями или совершенными теннисистами, мы не можем провести совершенно прямую линию. Но с другой точки зрения называть моральное совершенство «идеалом» — значит вводить людей в заблуждение. Когда человек говорит, что какая-то женщина, или дом, или корабль, или сад
— его идеал, он не имеет в виду (если он не совсем дурак), что все остальные должны иметь тот же самый идеал. В таких вопросах наше право — иметь разные вкусы и, следовательно, разные идеалы. Но называть идеалистом человека, изо всех сил старающегося соблюдать законы морали, было бы опасным. Это может навести на мысль, что стремление к моральному совершенству — дело его вкуса и мы, остальные, не обязаны этот вкус разделять. Подобная мысль была бы катастрофической ошибкой.
Совершенное поведение может быть таким же недосягаемым, как совершенное переключение скоростей в автомобиле; но это необходимый идеал, предписанный всем людям самой природой человеческой машины, точно так же как совершенное переключение скоростей — идеал для всех водителей в силу самой природы автомобиля. Еще опасней считать самого себя человеком высоких идеалов, оттого что вы стараетесь никогда не говорить лжи (вместо того чтобы лгать лишь изредка), или никогда не совершать прелюбодеяния (вместо того чтобы совершать его крайне редко), или никогда не впадать в раздражение (а не просто быть умеренно раздражительным). Вы рисковали бы стать педантом и резонером, полагающим, что он — человек особенный, заслуживающий поздравлений за свой идеализм. На деле у вас столько же оснований ожидать поздравлений за то, что при сложении чисел вы стараетесь получить правильный ответ. Нет сомнений, что совершенное вычисление — это идеал; вы, безусловно, делаете временами ошибки. Однако нет особой заслуги, если вы стараетесь считать внимательно. Предельно глупо было бы не стараться, потому что любая ошибка принесет вам неприятности. Точно так же каждый моральный проступок чреват неприятностями, возможно — для других и непременно — для вас. Когда мы говорим о правилах и подчинении вместо «идеалов» и «идеализма», мы тем самым напоминаем себе об этих фактах.
Теперь сделаем еще один шаг вперед. Человеческая машина может выходить из строя двумя путями. Один — это когда человеческие индивиды удаляются друг от друга или, наоборот, когда они сталкиваются и причиняют друг другу вред обманом или грубостью. Второй — когда что-то ломается внутри индивида, то есть когда части его, атрибуты (например, способности, желания и т. п.) противоречат одно другому либо приходят в столкновение друг с другом.
Вам проще будет понять эту идею, если вы представите нас в виде кораблей, плывущих в определенном порядке. Плавание будет успешным только в том случае, если, во-первых, корабли не сталкиваются и не преграждают пути друг другу и, во-вторых, если каждый корабль годен к плаванию и двигатель у каждого — в полном порядке. Необходимо, чтобы исполнялись оба эти условия. Ведь если корабли будут постоянно сталкиваться, они скоро станут непригодными к плаванию. С другой стороны, если штурвалы не в порядке, они не смогут избежать столкновений. Или, если хотите, представьте себе человечество в виде оркестра, исполняющего какую-то мелодию. Чтобы игра получалась слаженной, необходимы два условия. Каждый инструмент должен быть настроен и каждый должен вступать в положенный момент, чтобы не нарушать общей гармонии.
Но мы с вами не учли одного. Мы не спросили, куда собирается наш флот или какую мелодию хочет сыграть наш оркестр. Инструменты могут быть хорошо настроенными, и каждый из них может вступать в нужный момент, но и в этом случае выступление не будет успешным, если музыкантам заказана танцевальная музыка, а они исполняют похоронный марш. И как бы хорошо ни проходило плавание, оно обернется неудачей, если корабли приплывут в Калькутту, тогда как порт их назначения — Нью-Йорк.
Соблюдение моральных норм связано, таким образом, со следующими тремя вещами. Первое — с честной игрой и гармоническими отношениями между людьми. Второе — с тем, что можно было бы назвать наведением порядка внутри самого человека. И наконец, третье — с определением общей цели человеческой жизни; с тем, для чего человек создан; с тем, по какому курсу должен следовать флот; какую мелодию избирает для исполнения дирижер оркестра.
Вы, быть может, заметили, что наши современники почти всегда помнят о первом условии и забывают о втором и третьем. Когда пишут в газетах, что мы боремся за доброту и честную игру между нациями, классами и отдельными людьми, это и значит, что думают только о первом условии. Когда человек говорит о том, что он хочет сделать: «В этом нет ничего плохого, потому что это никому не вредит», — он думает только о первом условии. Он считает, что внутреннее состояние его корабля не имеет значения, если только оно не грозит столкновением кораблю соседнему. И вполне естественно, что, когда мы начинаем думать о морали, первое, что нам приходит в голову, — это общественные отношения. Почему? Да потому что, во-первых, последствия низкого морального состояния общества очевидны и давят на нас повседневно: это война и нищета, взяточничество и ложь, плохая работа. Кроме того, по первому пункту у нас почти не бывает разногласий с другими людьми. Почти все люди во все времена соглашались (в теории) с тем, что человеческие существа должны быть честными, добрыми, должны помогать друг другу. Однако, хотя и естественно с этого начинать, нельзя ставить на этом точку, ибо в таком случае вообще не было бы смысла размышлять о морали. До тех пор, пока мы не перейдем ко второму условию, мы будем лишь обманывать самих себя.
Разумно ли ожидать от капитанов, что они станут так поворачивать штурвалы, чтобы корабли их не сталкивались между собой, если сами корабли — старые, разбитые посудины, и штурвалы вообще не поворачиваются? Какой смысл записывать на бумаге правила общественного поведения, если мы знаем, что жадность, трусость, дурной характер и самомнение помешают нам эти правила выполнить? Я ни на секунду не предлагаю вам отказаться от мысли, и мысли серьезной, об улучшении нашей общественной и экономической системы. Я только хочу сказать, что все эти размышления о морали останутся просто «солнечным зайчиком», пока мы не поймем: ничто, кроме мужества и бескорыстия каждого человека, не заставит какую бы то ни было общественную систему работать, как надо. Не так уж трудно избавить граждан от тех или иных нарушений уголовного кодекса, скажем, взяточниками и хулиганами; но пока остаются взяточники и хулиганы, сохраняется угроза, что они протопчут себе новые дорожки, чтобы продолжить старую игру. Вы не можете сделать человека хорошим с помощью закона. А без хороших людей у вас не может быть хорошего общества. Вот почему нам не избежать второго условия, нравственного преобразования самого человека.
Здесь, я думаю, мы не сможем остановиться. Мы подходим сейчас к той точке, откуда расходятся различные линии поведения, в зависимости от несхожих представлений о Вселенной. Возникает соблазн тут и остановиться и стараться лишь придерживаться тех нравственных норм, с которыми соглашаются все разумные люди. Но можем ли мы это сделать? Не забывайте, что религия включает в себя ряд таких утверждений, которые либо соответствуют истине, либо они заблуждение. Если они истинны, из этого следуют одни заключения относительно того, правильным ли курсом следует человеческий флот, если ошибочны — то совершенно другие. Вернемся, например, к тому человеку, который утверждает, что поступок, не причиняющий вреда другому, не может считаться плохим. Он прекрасно понимает, что не должен причинять повреждений ни одному кораблю. Но он искренне полагает: что бы он ни делал со своим кораблем — это касается лишь его одного. Однако вопрос в том, является ли этот корабль его собственностью? Разве не важно, господин ли я моего собственного разума и тела, или только квартирант, ответственный перед настоящим хозяином? Если меня создал кто-то другой для своих целей, я несу перед ним ответственность, которой бы не имел, если бы принадлежал только себе.
