Кровь брата твоего - Хэй Малколм (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
По— видимому, обречь евреев на жалкое существование было все же недостаточно; некоторые церковники учили, что долг хорошего христианина -ненавидеть их. С наибольшей резкостью это сформулировал клюнийский аббат Благочестивый Петр, заявивший, что обязанность христиан — ненавидеть евреев, но не убивать их:
«Execrandi et odio habendi sunt Judaei, non ut occidantur admoneo» («Евреев должно проклинать и относиться к ним с ненавистью, однако я не призываю убивать их»). Св. Фома Аквинский, чье мнение имело больший авторитет, чем мнение рьяного аббата, утверждал, что евреев «не следует лишать божественных и естественных прав». Однако эта уступка, кажется, не включала права на добрососедские отношения с христианами, ибо Фома Аквинский согласен с общепринятым в ту эпоху взглядом на неравенство евреев и на право христиан пользоваться их собственностью при условии, что такое пользование умеренно и оставляет евреям средства для существования.
В средневековом обществе отношение к ним немногим отличалось от отношения к домашним животным в наше время. Евреев следовало держать в подчинении, для этого допускалась умеренная строгость; сравнительно с домашними животными евреи обладали единственным преимуществом — их запрещалось убивать. Этот принцип был четко выражен линкольнским епископом Робертом Большеголовым *5: «Как богоубийцы, до сих пор продолжающие хулить Христа и насмехаться над Его Страстями, они должны пребывать в плену у земных владык. Неся на себе печать Каина, осужденные скитаться по свету, они должны обладать и привилегией Каина: никому нельзя убивать их». Но «привилегия Каина» не всегда предохраняла евреев от рвения тех, кто хотел заполучить их деньги. Иннокентий III постановил, что те, кто «богохульствуют», не подпадают под привилегии, даваемые эдиктом Constitutio pro Judaeis. До нас не дошло ни одного средневекового судебного документа об убийцах евреев и их оправданиях при расследовании дела, но можно с уверенностью предположить, что богохульство было наиболее частым обвинением против людей, которых они убивали и грабили.
Хотя Constitutio pro Judaeis предоставлял еврейскому народу весьма слабую защиту, папский двор был единственным двором Европы, куда они могли обращаться за помощью в отчаянном положении; и тот факт, что они столь часто прибегали к этому средству, указывает, что иногда такие обращения увенчивались успехом. Например, когда подданные Людовика Святого *6 начали избиение евреев, папа Григорий IX 7 написал гневное послание французскому королю и иерархам. Как обычно, прежде чем отправиться в Святую землю, крестоносцы пробовали свое оружие на евреях. Уцелевшие обратились к папе. Григорий был поражен ужасной новостью: крестоносцы значительно превысили ту меру угнетения евреев, которая была определена Иннокентием III, они хотели «почти совершенно» истребить евреев. В ходе этого неслыханного взрыва жестокости и безумной вражды погибло 5 тысяч человек. Одни получили смертельные ранения, других затоптали копытами коней. Разговоры о благочестии, служившие прикрытием этих жестокостей, не обманули Григория. Он писал епископам, что такие поступки не следует объяснять религиозными мотивами. «Мерзко и постыдно обойдясь с оставшимися в живых после резни, они забрали и промотали их имущество». Среди этих убийц, несомненно, было множество фанатиков, действительно веривших, что они поступают угодным церкви образом. Им внушали, что следует позволять этим людям жить, потому что некоторые из них в конце концов перейдут в христианство; потому они решили, что тех, кто упрямо отказывается креститься в соответствии с христианской верой и законом, можно убивать. Именно такое объяснение приводили французские крестоносцы. «Чтобы скрыть столь бесчеловечное преступление под покровом добродетели и найти оправдание своим безбожным поступкам, они утверждали, что сделали вышеназванное и угрожали совершить еще худшее потому, что евреи отказываются креститься».
Папа отправил копию своего послания Людовику Святому, прибавив настоятельный совет строго наказать виновных в преступлениях, «столь несказанно оскорбительных для Господа». Однако, когда евреи были в беде, Людовик Святой не проявлял к ним ни малейшего милосердия, если только не видел возможности их обращения в христианство. Он приглашал к своему столу христианских бедняков и проявлял добродетель самоуничижения, омывая ноги прокаженным. Но поучал своих подданных, что вместо споров с евреями следует вонзать им в брюхо меч по самую рукоятку. «Так говорю я вам, — заявил король, — да не станет никто из вас, если только он не просвещенный служитель церкви, спорить с евреем, но когда мирянин слышит о поругании христианского закона, пусть защищает его своим мечом, вонзив его как можно глубже во внутренности хулителя». Выражение «когда он слышит о поругании христианского закона» могло относиться ко всякому высказыванию, отрицающему истинность христианского учения. Подлинный смысл слов короля состоял в том, что он не одобрял участия несведущих мирян в религиозных диспутах, а его предложение, чтобы рыцари отвечали на критику мечом, вполне соответствовало практике средневековья.
Жуанвиль пространно описывает сцену, которая побудила Людовика Святого дать свой знаменитый совет. Двух еврейских раввинов пригласили в монастырь для участия в религиозном диспуте. Их доводы вызвали гнев воинственного рыцаря, который стал колотить их палкой по голове и не успокоился, пока не выгнал их вон. Бедняги-раввины не могли ответить рыцарю и Людовику Святому; ответом могли бы послужить строки Иехуды Алхаризи *8 из «Спора между мечом и пером». Меч в этом диалоге похваляется своей силой, на что Перо отвечает ему:
Я молчу, но когда я делаю смотр своим войскам, в сердца гордецов вселяется страх. Мои творения обогащают умы царей, а мои слова служат утехой сердец. Не моей ли силой свет зиждется на справедливости, и можно ли найти несправедливость в моих деяниях и трудах? Мною начертал Всевышний Десять заповедей и вручил их на горе Хорев моим хозяевам. Когда повсюду вздымается меч, я возношу над ним свой стяг. Когда же, полный гордыни, он приходит сразиться со мной, я выпрямляюсь во весь рост, и он падает ниц.
На папское повеление крестоносцам вернуть евреям их разграбленное имущество никто не обратил внимания. Через несколько лет, в 1253 году, король попытался изгнать из Франции всех евреев. Этот план был результатом весьма своеобразного благочестия: «Ибо сарацины намекнули королю, — писал Матфей Парижский, — что мы не слишком почитаем и любим нашего Господа Иисуса Христа, если терпим в своей среде Его убийц». Людовик Святой не придал значения словам нескольких мудрых советников, убеждавших его, что ссуживание денег под проценты — экономическая необходимость и что без этого невозможно процветание ни ремесел, ни земледелия. Поддержку в своей борьбе против ростовщичества король получил от своих подданных, настроенных куда менее идеалистически, чем он: от аристократов, стремившихся избавиться от своих кредиторов, от торговцев, опасавшихся еврейской конкуренции, и от христианских ростовщиков. И случилось так, заключает Матфей Парижский, «что каорсинцы моментально заняли места и должности изгнанных евреев». Эти итальянские ростовщики держали в Каорсо банковскую контору, служившую центром их финансовых операций во Франции, Англии и Германии. Многие жители Каорсо участвовали в этой коммерческой деятельности, и Данте помещает их за это в своем Аду рядом с содомитами (37, 152).
В средние века ссудное дело было нелегким ремеслом, а высокие ставки, иногда доходившие до 50-80%, не следует сравнивать с процентными ставками современных банков. Процент устанавливался королевским эдиктом. Короли и правители брали себе значительную часть дохода контор еврейских ростовщиков, которые с юридической точки зрения были королевской собственностью, а иногда конфисковывали и самый их капитал. Из-за церковного запрета христианские ростовщики также подвергались значительному риску; им приходилось действовать скрытно, и они славились своим лихоимством. Средневековый хронист Джеффри Парижский писал, что в сравнении с христианскими конкурентами еврейские ростовщики были людьми, с которыми было легче иметь дело:
