Святые Древней Руси - Федотов Георгий Петрович (е книги .TXT) 📗
Положительной пропаганде христианства должна была служить построенная в Усть-Выме, главном зырянском селении, церковь во имя Благовещения. Стефан украсил ее всяким украшением, "яко невесту добру": церковную утварь он привез из Москвы. Сюда "частили" и некрещеные, не для молитвы, а подивиться "красоте и доброте зданья церковного". Это была настоящая проповедь красотой. Зыряне были зачарованы, как не когда послы Владимира в Цареградской Святой Софии.
Красотой привлекались язычники. Для крещеных Стефан предлагал разумное понимание веры. Всех крещеных, взрослых и детей, он заставлял учить изобретенную им грамоту и читать Часослов, Осмогласник, Псалтырь и "прочие книги". В зависимости от успехов он поставлял (получив епископский сан в Москве в 1379 г.) кого в попы, кого в дьяконы, чтецы и певцы: "И писать научая их пермские книги, и сам помогая им". Так вместе с Христовой верой в стране совершенно дикой зажигается очаг христианской культуры. Ученый Стефан несет свою науку и в глушь первобытных лесов.
Самый драматический момент жития св. Стефана представляет его прение с языческим волхвом Памом, где особенно живописно рисуется контраст наивной пермяцкой веры в столкновении с библейской ученостью миссионера. Этот Пам, или, вернее, приспособляющийся к народному уровню и языку Епифаний, в русском песенном складе причитает о долге хранить древние обычаи: "Отеческих богов не оставливайте и жертв и треб их не забывайте, давния веры не пометывайте..." Москва с ее новой верой и ее миссионер получают нелестную характеристику, нам уже известную. Преимущества старой веры над христианством доказываются и положительными тремя аргументами. Во-первых, "у христиан един Бог, а у нас мнози бози, мнози поспешницы, мнози поборницы", – явное преимущество, особенно сказывающееся на охоте. Во-вторых, "у нас един человек, или сам-друг... исходит на брань с медведем...", а у христиан по сту, по двести человек, да и то иногда возвращаются с охоты без медведя. Третье преимущество, несколько таинственное, заключается в том, что "вести у нас вскоре бывают": все, что ни случится "на дальней стране, на девятой земле", в тот же день и час у нас известно – вероятно, указание на магическое ясновидение волхвов.
Какую силу могли иметь против этих доводов убеждения св. Стефана от божественных писаний? Прелись весь день и всю ночь, не ели и не пили, и без всякой пользы – "аки на воду сеяв". Тогда Стефан предлагает испытание огнем и водою: пройти сквозь костер и броситься в прорубь. Волхв имел неосторожность согласиться. Но когда обложили уже огнем крайнюю хижину и святой взял за руку Пама, чтобы вместе идти на суд Божий, старый колдун не выдержал: "Аз не навыкох преобидети огонь и воду"; он предполагал, что Стефан научился этому особому виду колдовства у своего отца. Народ уже готов убить побежденного вождя, который еще вчера имел неограниченное влияние по всей Пермской земле. Но Стефан отпускает его, обрекая на изгнание и на отлучение из среды новокрещеного народа.
Победа над Памом, очевидно, является венцом миссионерских подвигов св. Стефана. Его биограф, к сожалению, не следит за ростом церковной организации в новом крае. Местное предание знает много церквей и монастырей, основаных при Стефане. Сохраняются и иконы, писанные его рукою: он был и художник. Усть-Вымь сделалась кафедральным городом новой епархии, которая еще не распространялась при Стефане и на Великую, то есть прикамскую Пермь. Необходимые средства и сотрудников епископ-миссионер получал как из родного Устюга, так и из отдаленных Москвы и Новгорода. В соперничестве Москвы и Новгорода за Двинскую землю Стефан, очевидно, не становился ни на чью сторону. Из летописи известно, что он предпринял путешествие в далекий Новгород, прося заступничества у властей новгородских от набегов вольницы, "ушкуйников", обижавших мирных пермяков. В Новгороде его приняли почтительно и дали нужные грамоты. Во время неурожая он закупал хлеб в Вологде и раздавал своей голодающей пастве. Теснее всего он, конечно, связан с Москвой. В Москве он бывал нередко, и по делам епархии, и по вызову митрополита для участия в общецерковных делах (Собор 1390 г.). В Москве он и скончался во время одной из своих поездок, тихо уснув, без страданий, 26 апреля 1396 г. Там же и схоронили его в кремлевском монастыре Спаса-на-Бору.
Житие св. Стефана заканчивается длинным "плачем" пермских людей, пермской Церкви и самого автора, Епифания. Мы уже говорили, что одной из особенностей этого жития является отсутствие типично аскетических подвигов и поучений – вплоть до самой кончины святого. Культурно-миссионерский труд, связанный с делом любви, покрывает все. Особенный интерес представляет попытка Епифания оправдать смелое деяние Стефана: основание национальной пермской Церкви с зырянским богослужением и письменностью. Материалами для историко-философских размышлений Епифания служат пролог Нестора к житию Бориса и Глеба и повесть болгарского черноризца Храбра "о письменах". Все, что древние авторы говорят в защиту славянской письменности и религиозного призвания русского народа, Епифаний относит к пермской азбуке и народу. Пермяки, как и русские славяне – "работники одиннадцатого часа", призванные Богом в конце времен, за сто двадцать лет до преставления мира. Их азбука славнее греческой, ибо она, как и славянская, есть создание святого. Размышления Нестора могли быть истолкованы как проявление юной национальной гордости, как выражение скрытого грекофобства. Епифаний (то есть, конечно, сам Стефан, идею которого выражает биограф) смирил себя и свое национальное сознание перед национальной идеей другого – и сколь малого – народа. Только теперь религиозное обоснование национальной культуры, завещанное Нестором Руси, получает свой глубокий универсальный смысл. Чуждая Греческой Церкви, как и Римской, национально-религиозная идея является творческим даром русского православия. Идеально-реалистический образ "пермской Церкви", скорбящей о Стефане, дает метафизическое обоснование национальной идее. Только славянофилы и В. Соловьев в XIX веке разовьют и философски укрепят идею Стефана – идею Древней Руси, искаженную в Москве XV столетия византийской реакцией универсального царства. Пусть дело Стефана как раз в этой части своей – создание национальной зырянской Церкви – оказалось нежизненным за слабостью культурных сил нового христианского народа. Идея его оказывается насущно жизненной для нас, в XX веке, как принцип нового построения разрушенного единства православного мира.
Миссионерская деятельность св. Стефана сочеталась со служением зырянскому народу. В житиях его святых преемников по пермской кафедре мы видим верность тому же служению. Св. Герасим и св. Питирим отдали жизнь за свою зырянскую паству. Мирные крещеные пермяки отовсюду окружены врагами: с одной стороны – воинственные вогуличи, язычники, с другой – разбойничьи набеги православной Вятки. Епископам приходится увещевать вятскую вольницу, ходить к язычникам, чтобы добиваться мира с вогулическими князьями. Св. Герасим был убит новокрещеным вогуличем. Питирим погиб во время одного из набегов, и предание ярко рисует его жертвенную смерть. Епископ после литургии в Усть-Вымском соборе говорит проповедь народу под открытым небом, на мысу у реки, за чертой городских укреплений. В это время поднимаются по реке воины князя Асыки. Паства разбегается, ища спасения в городе. Но св. Питирим, благословив их, остается на молитве, чтобы встретить убийц словами увещания. Он был убит (1455), но Усть-Вымь оказалась неприступной для вогуличей.
Третий из святых пермских епископов – Иона – завершил обращение пермяков, предприняв миссионерские путешествия в область еще независимой Великой Перми, по Каме и ее притокам. Он тоже терпел сначала немало обид, пока не крестил пермского князя и с помощью его не начал систематического разрушения язычества.
