Святые Древней Руси - Федотов Георгий Петрович (е книги .TXT) 📗
Литературное наследство преподобного Нила состоит из многочисленных посланий к его ученикам на темы духовной жизни и обширного, в одиннадцати главах, "Монастырского", или "Скитского", устава. Последний представляет не устав в собственном смысле, а систематический, почти исчерпывающий, несмотря на свою сжатость, трактат по православной аскетике. Нил Сорский прекрасный писатель. В посланиях он раскрывается более с личной стороны, делясь и своим опытом и горением любви. В Уставе он обнаруживает огромную начитанность в греческой мистической литературе и редкий на Руси дар систематического изложения. В XV веке еще не существовало "Добротолюбия". Но его отчасти заменяли для Нила сборники из древних аскетических писателей, составленные Никоном Черногорцем ("Пандекты" и "Трактикон").
Примыкая к традиции северного русского пустынножительства, преподобный Нил не был, однако, отшельником. Он считается основателем на Руси "скитской" жизни, средней между киновией и анахоретством. При всей созерцательности своего духовного склада, Нил предпочитал "средний путь: еже со единым или множае со двема братома жити", как советует и Лествичник. Хозяйство не связывает небольшой общины, соединенной церковной молитвой. Близость братьев дает возможность отношений, построенных на чистой любви: "Брат братом помогает". Впрочем, его служение братии не имеет характера ни управления, ни учительства. Нил не хочет быть игуменом или хотя бы учителем. Так называемое "Предание ученикам" он адресует "братьям моим присным, яже суть моего нрава: тако бо именую вас, а не ученики. Един бо нам есть Учитель..." Преподобный Нил невысоко ставит человеческое руководство на путях духовной жизни, хотя и советует пользоваться "беседами разумных и духовных мужей"; но ныне иноки "до зела оскудели", и трудно найти "наставника непрелестна". Это недоверие к монашескому послушанию сообщает учению Нила характер духовной свободы.
Разумеется, и преподобный Нил требует "еже по Бозе своея воли отсечения", называет "лихоимством" своевольные пути. Он не "самочинник", не "самопретыкатель". Но он ищет надежного руководства в "божественных писаниях". "Свяжи себя законом божественных писаний и последуй тем", – внушает он ученику. Как и для всех русских людей, понятие "божественных писаний" обнимает для Нила не только Божественное откровение, но и все запечатленное в письменности церковное предание. Однако, в отличие от Иосифа Волоцкого и других современников, преподобный Нил знает различия в авторитетности писаний: "Писания многа, но не вся божественна". Градации авторитета указываются в следующем личном признании: "Наипаче испытую божественные писания, прежде заповеди Господни и толкования их и апостольские предания, тоже и учения св. отец; и тем внимаю и яже согласна моему разуму... преписую (переписываю) себе и тем поучаюся, и в том живот и дыхание мое имею". Далекий от презрения к человеческому разуму, преподобный Нил, не ставя его выше Священного Писания, делает его орудием исследования Писания. Согласие между Писанием и разумом для него необходимое условие повеления: "Егда бо сотворити ми что, испытую прежде Божественного Писания; а аще не обрящу согласующа моему разуму в начинание дела – отлагаю то, дондеже обрящу".
Начало критики преподобный Нил вносит и в русскую агиографию, которой он занимался. В Кирилло-Белозерском монастыре сохранилась составленная им рукопись житий. В предисловии Нил указывает: "Писах с разных списков, тщася обрести правы и обретох в списках онех многа неисправленна и, елика возможно моему худому разуму, сия исправлях". Он просит прощения у читателя, если в его работе окажется что-нибудь "несогласное разуму истины". К сожалению, агиографические труды преподобного Нила еще не исследованы, и мы не знаем, носила ли его критика только филологический или реальный характер. Его ученик Вассиан с большой энергией ("Сие, Иосифе, лжеши") опровергает обвинение Волоцкого игумена в том, что старец Нил выкинул чудеса из святых писаний и не веровал в русских чудотворцев. Так преломлялись первые опыты критической мысли преподобного Нила в сознании консерваторов.
Свойственную ему широту и свободу преподобный Нил сохраняет и в качестве учителя духовной жизни. И здесь необходима мудрая школа разума, "Без мудрствования и доброе на злобу бывает, ради безвремения и безмерия. Егда же мудрование благим меру и время установит, чуден прибыток обретается. – Время безмолвию и время немятежной молве; время молитвы непрестанныя и время службы нелицемерныя. – Прежде времени в высокая не продержати. – Среднею мерою удобно есть проходити. – Средний путь непадателен есть". Уважение к мере, к времени и к среднему пути нисколько не делает учение преподобного Нила духовно-средним, обедненным. Напротив, никто не поднимался выше его на Руси в теории духовного пути. Но этот путь дан ему в движении к цели, а не в установленном трудничестве. Вот почему для него существенны не только время и мера, но и личная природа, личное призвание: "Кийждо вас подобающим себе чином да подвизается".
Не следует думать, что преподобный Нил ведет легким путем. И его путь есть путь аскезы. Его "Скитский устав" начинается классическим в аскетике анализом греха. Он учит борьбе – "разумному и изящному борению" с грехом. Нелегка борьба: "Ведиши ли, брате, – пишет от св. Кассиану Мавнукскому, своему ученику, – яко от древних лет вси угодившие Богу скорбми и бедами и теснотами спасошася". Он учит о памяти смертной и тщете земной жизни: "Дым есть житие сие, пар, персть и пепел". Он славит "слезы покаяния", слезы любовные, слезы спасительные, слезы, "очищающие мрак ума моего". Но эти любовные слезы являются источником радости. "В радости бывает человек тогда, не обретаемой в веце семь".
Как учитель телесной аскезы преподобный Нил сохраняет свой закон меры: "О пище и питии противу (согласно) силы своего тела, более же души, окормления кийждо да творит... Здравии и юные да утомляют тело постом, жаждею и трудом по возможному; старии же и немощнии да упокояют себя мало". Он знает, что "вся естества единем правилом объяти невозможно есть: понеже разнство велие имуть телеса в крепости, яко медь и железо от воска". Единственный совет его, касающийся поста, относится к неразборчивости в пище. Ссылаясь на Григория Синаита, он советует брать "по малу от всех обретающихся брашн, аще и от сладких". Этим мы избежим "возношения" и не покажем гнушения добрым творением Божиим. Эти правила Нила, представляющиеся многим "недоумительными", кажутся прямо направленными против трапезного устава Иосифа Волоцкого, с его градацией блюд и правом выбора между ними.
Особая, излюбленная Нилом форма аскезы есть аскеза нищеты. В духовной жизни нищета имеет не только значение радикального нестяжания, но и верности евангельскому образу уничиженного Христа. У Нила нищета не обосновывается прямо на Евангелии, но внутренне коренится в нем: "Очисти келью твою, и скудость вещей научит тя воздержанию. – Возлюби нищету и нестяжание и смирение". Бедность для преподобного Нила не только личный, не только скитский идеал, – отрицание монастырского землевладения прямо отсюда вытекает, – но даже идеал церковный. Единственный из духовных писателей (хотя, быть может, не из святых) Древний Руси, преподобный Нил возражает против храмовой роскоши и украшений: "И нам сосуды златы и сребряны и самыя священыя не подобает имети, такожде и прочая излишняя, но точию потребная церкви приносити". Ссылаясь на Иоанна Златоуста, он советует приносящему церкви в дар украшение – раздать нищим. Он сочувственно вспоминает даже о том, как Пахомий Великий разрушил нарочно красивые столпы в своем храме, ибо "не лепо чудитися делу рук человеческих".
