Иисус, прерванное Слово: Как на самом деле зарождалось христианство - Эрман Барт Д.
С самого начала протоортодоксам пришлось столкнуться с проблемой обилия книг, авторство которых приписывали апостолам. Как определить, какие из них действительно написаны апостолами и, следовательно, имеют вес? В ранней церкви никто не задавался целью изложить оценочные критерии, но читая такие древние источники, как рассказ Евсевия о Серапионе или Мураториев канон, понимаешь, что особое внимание уделялось четырем критериям:
• Древность . К II–III векам многим протоортодоксам стало ясно, что, несмотря на всю значимость, пользу и надежность недавно созданных текстов, их вряд ли можно расценивать как Священное Писание. Книги Писания должны быть древними, восходящими к первым десятилетиям существования христианской церкви.
• Всеобщность, или универсальность. Только книги, широко распространенные по всей протоортодоксальной церкви, могли быть признаны Писанием. Книги, пользующиеся известностью в определенных кругах, могли быть ценными, но не считались частью канона.
• Апостольство . Это один из самых важных критериев. Чтобы книга считалась частью Священного Писания, она должна быть написана апостолом или его товарищем. Вот почему евангелия приписывали конкретным авторам: они не смогли бы стать частью Писания, если бы их автором был простой человек или автор вовсе был бы неизвестен. От книг требовали апостольское происхождение. Во многих случаях подтвердить его оказывалось затруднительно. Серапион решил, что Евангелие от Петра на самом деле не было написано Петром, несмотря на все притязания. Этот вывод был сделан не на основании исторического анализа, к какому прибег бы современный историк. Решение приняли на основании уже имеющихся представлений: книга оказалась недостаточно ортодоксальной, следовательно, не могла быть написана Петром.
• Ортодоксальность . Применение богословских критериев Серапионом свидетельствует о том, как обычно выносились подобные суждения. О том, может ли книга считаться частью Священного Писания, обычно судили, выясняя, насколько четко в ней изложены протоортодоксальные идеи, приемлемые в богословском отношении. Неортодоксальные книги не считались апостольскими, а если они не принадлежали апостолам, значит, не могли входить в состав Писания.
В затяжных спорах по поводу канона протоортодоксы без труда отвергли книги, которые были недостаточно ортодоксальными, в том числе, например, все гностические евангелия. Несмотря на то, что их авторство приписывали Фоме, Филиппу, Марии Магдалине и другим, это обстоятельство не сыграло никакой роли. Исход был ясен априори: книги еретические, а апостолы ни за что не стали бы писать ересь.
Существовало множество других, не столь известных книг, которые казались совершенно ортодоксальными и приписывались апостолам, потому не были явными кандидатами на исключение. К ним относятся Апокалипсис Петра, Послание Варнавы и книга Климента.
Впервые во времена древнего христианства наши 27 книг были внесены в один список и названы каноническими в 367 году н. э. Автором списка стал знаменитый епископ из Египта Афанасий Александрийский. Несколькими годами ранее Афанасий сыграл заметную роль на Никейском соборе, первом церковном совете, созванном римским императором Константином с целью разрешения важных богословских вопросов церкви. Возглавив крупную церковь в Александрии, Афанасий писал каждый год по письму собраниям, находящимся в его юрисдикции, оповещая их, когда надлежит в текущем году праздновать христианскую Пасху (в то время календари праздников не составляли заранее, как сейчас). В своем тридцать девятом «пасхальном письме» Афанасий, по своему обыкновению, дал читателям подробные наставления и дополнительные пастырские советы, в том числе привел список книг, подходящих для церковного чтения. Он перечислил все книги нашего Нового Завета.
Следует отметить два момента. Этот список Афанасия вовсе не положил конец спорам. Веками церкви продолжали придерживаться своих канонических списков. Армянская церковь по-прежнему считала каноническим Третье послание к Коринфянам. Даже в церкви самого Афанасия в Александрии находились христианские священнослужители, взгляды которых отличались от взглядов епископа[81]. Но в целом, начиная с V века, канон Афанасия стал каноном ортодоксальной церкви в целом. Эти и только эти книги копировали переписчики, воспроизводившие Писание на протяжении всего Средневековья. И хотя ни один вселенский собор не утверждал список Афанасия более тысячи лет, повсеместное использование обеспечило ему утверждение де-факто вплоть до времени изобретения книгопечатания. После того, как появилась возможность печатать Библию, после изобретения в XV веке подвижного шрифта, вопрос с каноном был решен. Впредь уже не возникало сомнений относительно того, какие книги должны входить в него и в каком порядке. В какой бы англоязычной стране вы ни купили сегодня Новый Завет, последовательность книг в нем и сами эти книги везде будут одними и теми же.
Второй момент очевиден. Потребовалось не менее трехсот лет споров, прежде чем вопрос канона наконец вплотную подошел к завершению. В конце концов решения были приняты не приказом сверху, они возникли не сразу. Канон стал результатом медленного и зачастую мучительного процесса, в ходе которого вспыхивало множество конфликтов, высказывались, оспаривались, принимались и отвергались самые разные точки зрения. Несмотря на все стремление христианских богословов и верующих объяснить канонизацию Священного Писания божественным побуждением и руководством, ясно, что этому процессу были присущи в высшей степени человеческие черты и что он развивался под влиянием множества исторических и культурных факторов.
Заключение
Иногда, читая лекции о формировании христианского канона, я слышу вопросы о том, хотел бы я исключить из него или добавить в него какие-либо книги. Об этом можно долго и с удовольствием рассуждать, но мое первое побуждение всегда одинаково: я говорю, что канон никогда не изменится, независимо от желания богословов. В Новом Завете 27 книг и всегда будет только 27 книг, во веки веков.
Если слушатели настаивают, я признаюсь, что не прочь вычеркнуть из канона несколько книг. Первую строчку в моем списке скорее всего займет Первое послание Тимофею, которое подписал именем Павла некий более поздний автор, яростно восставший против активной роли женщин в церкви, приказывающий им молчать и «не властвовать над мужем». Если женщины хотят спастись, указывает он, то это возможно лишь «чрез чадородие». Замечательно: женщины должны быть безмолвными, покорными и беременными. Не очень-то либеральная точка зрения, причинившая за долгие годы немало вреда. Я не стану жалеть, если ее исключат из канона.
Чем бы я дополнил канон? Каким бы увлекательным ни было повествование о великанском Иисусе и ходячем разговорчивом кресте, Евангелие от Петра слишком отягощено другими идеями, в том числе пугающей дозой антииудаизма. Пожалуй, я включил бы в канон одно из евангелий детства[82], в которых Иисус пользуется своей чудодейственной силой, зачастую с оттенком озорства, начиная с пятилетнего возраста. Но и оно могло бы встревожить некоторых читателей. В любом случае канон есть канон, поэтому бессмысленно гадать, как бы мы хотели изменить его. Лучше представить себе, каким образом можно истолковать его, чтобы эти толкования не порождали сексизм, расизм, ханжество, фанатизм и всевозможные формы угнетения.
В юности, начиная изучать Библию скорее со страстью, чем руководствуясь познаниями (увлеченности было хоть отбавляй, познания отсутствовали), я, разумеется, полагал, что эта книга дарована Богом. Мои первые наставники по библеистике поощряли мою веру и подкрепляли ее все более сложными объяснениями о том, как Писание было ниспослано Богом в качестве жизненного руководства для меня, учили, во что верить, как себя вести, чего ожидать, когда этот мир внезапно прекратит существование с появлением Иисуса среди небесных облаков.
