Тибетская книга мертвых - Эванс-Вентц Уолтер (книги полностью бесплатно TXT) 📗
Именно душа с помощью присутствующей в ней божественной творческой силы судит о метафизических вещах; она проводит различия между метафизическими сущностями. Она не только условие метафизической реальности. Она сама эта реальность [7]. «Бардо Тхёдол» начинается с провозглашения этой великой психологической истины. «Бардо Тхёдол» — не книга о погребальном ритуале, а собрание наставлений для умерших, путеводитель в мир Бардо с его меняющимися явлениями, пребывание в котором длится 49 дней после смерти до нового воплощения. Если мы на какой-то момент абстрагируемся от вневременности души (которая на Востоке воспринимается как самоочевидный факт), то, читая «Бардо Тхёдол», сможем легко представить себя на месте умершего и будем внимательно вчитываться в излагаемое в начале книги учение, к которому относится вышеприведенная выдержка. Затем будут произнесены отнюдь не высокомерно, а увещевательно следующие слова:
«О высокородный (имярек), внимай! Сейчас ты видишь Высшую Истину как слияние Ясного Света.
Познай ее. О высокородный, твой ум сейчас пустой своей действительной природе. Он не имеет никаких качеств. Он бесцветный. Он, действительно, пустой и является Всеблагой Реальностью.
Твой ум, который сейчас пустой, не есть, однако, ничто, но является умом, не знающим преград, ясным, сияющим, экстатическим и исполненным блаженства. Он является самим сознанием, Всеблагим Буддой»
Осознание этого есть состояние совершенного Просветления, состояния Дхармакаи, или, пользуясь ншим языком, творческое основание всех метафизических концепций, оно есть сознание как невидимое, неосязаемое проявление ДУШИ. «Пустота» есть состояние, трансцендентное всем утверждениям. Все многообразие ее проявлений все еще скрыто в душе.
Далее мы читаем:
«Твое сознание, сияющее, пустое и неотделимое от Великого Лучезарного Тела, не рождено и не уми___ет и является Вечным Светом — Буддой Амитабхой».
Душа, или, как здесь, сознание, безусловно, не есть что-то маленькое, а есть само сияющее божество. „Западный человек воспринимает это утверждение как очень опасное, если не явно кощунственное, или же, не долго думая, соглашается с ним, и тогда его одолевает теософская разновидность гордыни. Так или иначе мы всегда занимаем неверную позицию в этих вопросах. Но если мы сможем обуздать себя настолко, чтобы воздерживаться от нашей главной ошибки — всегда хотеть делать что-то с вещами и затем находить им практическое применение, быть может, мы преуспеем в усвоении этих важных для нас истин или по крайней мере по справедливости оценим великий «Бардо Тхёдол», открывающий умершему величайшую истину о том, что даже боги являются сиянием и отражением нашей души. Поэтому для человека на Востоке ни одно солнце не заслоняется, в то время как христианин будет чувствовать себя так, как будто у него «отняли» Бога, хотя его душа является светом Бога, а Бог является душой.
Восток может понять этот парадокс лучше страдальца Ангела Силезского, хотя в области психологии он бы намного опережал свое время даже сейчас.
Мудрость «Бардо Тхёдола» в том, что он внушает умершему мысль о примате души, так как это есть та самая вещь, которую жизнь нам не раскрывает.
Мы окружены вещами, которые теснят и угнетают, и потому не имеем возможности, находясь среди данных нам вещей, задуматься над тем, кто же их нам дал.
Но умерший освобождается от вещей, и цель наставлений — помочь ему в этом. Если мы станем на его место, то будем вознаграждены не меньше, так как с первых же строк узнаем, что создатель всех данных нам вещей существует в нас самих. Это есть та истина относительно самого великого и самого малого, которая, несмотря на все доказательства, остется непознанной, хотя часто очень важно, даже жизненно необходимо знать ее. Такое знание, несомненно, пригодно только для созерцателей, желающих познать смысл существования, для всех тех, кто в душе является гностиком и поэтому верит в Спасителя, который, как и Спаситель мандеев, называет себя «гнозисом жизни» (Манда-д-Хайя). Если нам не удается увидеть мир, как «данный», нужно, вероятно, совершить поворот на 180 градусов, пожертвовав многим, и тогда мы сможем посмотреть на мир как «данный» самой природой души. Гораздо проще, драматичнее, более впечатляюще и, следовательно, более убедительно смотреть на все вещи как на случающиеся со мной, чем наблюдать, как я их такими делаю. Фактически животная природа человека мешает ему видеть себя создателем окружающего его мира. Поэтому попытка стать на такую точку зрения всегда была предметом тайных посвящений, заканчивающихся, как правило, символической смертью, которая была символом полного обновления. Наставления «Бардо Тхёдола» даются умершему, чтобы напомнить ему о посвящении и поучениях его гуру, так как наставления фактически есть не что иное, как посвящение умершего в мир Бардо, так же как посвящение при жизни является подготовкой к жизни в запредельном мире. Такова была цель всех мистериальных культов, начиная с египетских и элевсинских.
Однако запредельный мир, в который посвящают живущих, не есть мир, обретаемый после смерти, а есть поворот в стремлениях и взглядах — психологическое запредельное, или, пользуясь христианскими терминами, искуплени от рабства и греха. Искупление есть отделение избавление от тьмы подсознательного. Оно приводило к озарению и раскрепощению, к победе и возвышению над всеми «данными» вещами! Таким образом, « Бардо Тхёдол », как понимает его и д-р Эванс-Вентц, есть трактат о посвящении, цель которого вернуть душе ее божественную природу, утраченную дри рождении. Обращает на себя внимание то, что восточные религиозные трактаты всегда начинаются с самого главного, с провозглашения высших принципов, а у нас это делается в конце трактата. Так, у Апулея Луций почитается как Гелиос в самом конце. Таким образом, «Бардо Тхёдол» посвящает в ряд нисходящих состояний, заканчивающихся новым рождением. На Западе единственное практикуемое сейчас посвящение — это анализ подсознательного, применяемый врачами в терапевтических целях. Это проникновение в нижние слои сознания есть разновидность умственной майевтики в сократовском смысле, выявление того, что находится в зародышевом состоянии, скрыто в подсознании и еще не проявилось. Вначале эта терапия имела вид фрейдовского психоанализа и касалась бессознательных половых Увлечений. Эта область соответствует последней, самой нижней ступени Бардо, называемой Сидпа Бардо, где оказывается умерший, не сумевший проникнуться учениями Чикхай Бардо и таким образом улучшить свою участь. Здесь он становится жертвой своих сексуальных влечений. Видя брачующиеся пары, он привлекается к ним. Это заканчивается тем, что он входит в утробу и рождается снова. Тогда же, как и следовало ожидать, начинает действовать эдипов комплекс. Тот, чья карма предопределяет ему родиться мужчиной, будет любить свою будущую мать, а к отцу питать ненависть и отвращение. И наоборот, будущая дочь будет испытывать влечение к своему будущему отцу и отвращение к матери. Европеец проходит через эту специфически фрейдовскую область, когда с помощью психоанализа раскрывается содержание его подсознания, но проходит в обратном направлении — от детских сексуальных влечений до внутриутробного состояния. В психоаналитических кругах было высказано мнение, что сама травма наносится в основном во время родов — более того, психоаналитики даже утверждают, что могут доказать существование памяти о внутриутробной жизни. Дальше этого западный ум, к сожалению, пойти не может. Я говорю «к сожалению» потому, что ведь стремятся с помощью фрейдовского психоанализа проникнуть далее так называемых внутриутробных переживаний. Если бы эта смелая попытка увенчалась успехом, безусловно, можно было бы выйти за пределы Сидпа-Бардо и проникнуть еще дальше — в нижние области Чёньид Бардо. Ясно, что это невозможно сделать ____ существующих биологических знаниях. Для этого требуется философская подготовка, совершенно отличная от современных научных представлений. Но если бы этот экскурс в прошлое продолжался, он, несомненно, привел бы к постулированию довнутриутробного существования, то есть жизни в Бардо, при условии обнаружения по крайней мере какого-то следа этого опыта. Как бы то ни было, психоаналитики всегда могли говорить только предположительно о следах внутриутробных переживаний, и даже пресловутая «родовая травма» остается таким же ничего не объясняющим трюизмом, как утверждение о том, что жизнь есть болезнь с неблагоприятным прогнозом,потому что она заканчивается смертью.
