Споры об Апостольском символе - Лебедев Алексей Петрович (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
Принуждение было единственным средством, которым пользовалось правительство для своих фискальных целей. Период свободной торговли, свободного труда прошел. Остановились на мысли организовать труд, но организовать путем принуждения. Между тем как положение рабов улучшалось и смягчалось, все прочие классы становились рабами. С самого начала императорского периода развилась и утвердилась сложная система натуральных повинностей. Податные классы должны были доставлять все, что нужно, для армии: они должны были давать хлеб для войск, материю для одежды, обоз для передвижения войск и пр. Со времен Константина Великого многие стали стремиться к тому, чтобы так или иначе достигнуть освобождения от этого рода повинностей. Следствием этого было то, что, действительно, несколько классов народонаселения достигли своей цели (иммунитета), а именно: придворные чиновники, арендаторы казенных владений, иерархические лица (и церковные имущества), профессора и все граждане новой столицы — Константинополя. Тем, кому не удалось отделаться от вышеупомянутых повинностей, стало еще тяжелее. Государство строгими законами и под угрозой тяжких наказаний все податные классы обязало однажды и навсегда известного рода повинностями, разделив их на общества или союзы. При этом дети наследовали от отцов то занятие, какое им предписало государство. Возникло одно из характерных явлений государственного хозяйства: так как дети наследовали от отцов принадлежность к известному роду занятия, то формально возникли касты. Если посмотрим на высшие сословия в государстве, то и они в некотором отношении испытали на себе тяжесть этого рода государственного хозяйства. Высшие сословия принуждались принимать на себя должность претора; таких преторов в Риме полагалось двое, а в Константинополе — трое. Должность претора сама по себе не имела никакого значения, но с ней соединялась очень неприятная обязанность устраивать общественные игры за свой счет, так как эти игры принадлежали к составу той общественной помпы, которой окружало себя правительство. Для игр нужны были актеры и комедианты. Поэтому комедиантам запрещено было покидать их ремесло. Они должны были навсегда оставаться комедиантами, а их дети обязательно наследовали занятие отцов. Если даже они хотели сделаться христианами, — а это можно было сделать, если они откажутся от своего занятия, — то и этот шаг в их жизни был обставлен множеством затруднений. Появляется общество или корпорация, выход из которой сделался невозможен. Моряки, которые доставляли пшеницу в Константинополь и Рим, всякого рода хлебопеки, рыбаки и работники, труд которых обеспечивал потребности войска, — все они образовали корпорации, из которых выход был строго воспрещен, и сын становился тем же, кем был отец.
Что должность декурионов, эта прежде почетная должность, стала делом принуждения, об этом было замечено выше. Как декурион был прикреплен к своей должности, так колоны, т. е. крестьяне в селах, прикреплены к земле. Колоны частью были лицами свободными, частью рабами, тем и другим крупные землевладельцы уступали клочки своих владений для обработки при условии платы за это натурой. Доныне было так, что свободные из числа колонов, если хотели, могли покидать свои участки и искать другие, выгоднейшие для них, а рабы могли быть продаваемы своими господами. Фискальный интерес государства, требовавший, чтобы какие–либо поля не избежали положенной на них подати, побудил правительство мало–помалу прикрепить колонов к земле. Сначала было запрещено помещикам продавать своих рабов с правом для них покинуть одну провинцию и поселиться в другой, а затем и вообще запрещена была продажа рабов. Рабы–колоны могли поступать в продажу лишь вместе с полем, какое они обрабатывали. Для них, конечно, это составляло некоторое облегчение в их положении. Они из рабов делались крепостными земледельцами. Но в то же время и свободные колоны сделались крепостными. Они обязаны были не покидать тех полей, какие обрабатывались ими. Таким образом, замерло свободное движение, свободная перетасовка экономических сил. Каждый крепкими цепями был прикован к тому месту, которое он раз занял, а те повинности, какие он нес, стали для него еще тяжелее. Что в таком государстве не могли процветать ни ремесла и торговля, ни промышленность и земледелие, что свободное движение, живой обмен сил, характеризовавшие первые века императорского периода, заменились застоем, — это доказательства не требует.
Не процветали ни ремесла, ни земледелие, ни торговля, — возникала бедность, нищета. А неразлучными спутниками их были долги, которые связывали бедняков по рукам и ногам. Бедняк в минуту тяжкой нужды прибегал к займу и тем еще больше вредил себе. Процент по займам поднялся до такой высоты, до какой он не доходил прежде; законы против должников были строги и суровы; корыстолюбие заимодавцев вошло в притчу. О производительном займе, т. е. о таком займе, который бы служил к усовершению и расширению хозяйства, в эти времена и речи не могло быть. Только непроходимая нужда, безысходная крайность толкала одних к займам; и с другой стороны, только желание нажиться побуждало других предлагать деньги взаймы. Угнетаемый голодом бедняк, как выражается св. Григорий Нисский, «попадался на крючок заимодавца». Со всех сторон слышатся жалобы на ненасытное корыстолюбие заимодавцев. Они обращали в свою пользу нужду своих собратий и делали «бедствие несчастного источником своей корысти». «Бедный приходит к тебе, — говорит св. Василий Великий ростовщику, — и ищет у тебя помощи, а находит в тебе врага, он ищет лекарства, а обретает яд».
При таком положении государства в экономическом отношении — а таким оно стало в особенности в IV и V вв. — задачи Церкви много усложнились по сравнению с прежними временами. Теперь уже было недостаточно побуждать членов христианского общества к труду и настаивать на пользе и благотворности труда, потому что самый ревностный труд не всегда обеспечивал человека, давал ему средства к жизни. Церковь при виде указанного экономического состоянии Империи сделала все, что могла, для облегчения страждущих и исправления недостатков, но она не могла сделать всего, что хотела. Она хотела бы видеть всех благоденствующими и счастливыми, но достигнуть этого можно было соединенными усилиями Церкви и государства, а государство, к сожалению, слишком твердо держалось своих рутинных правил, чтобы идти рука об руку с Церковью и поддерживать ее стремления.
Но и то, что было сделано Церковью, так важно и велико, что историк преисполняется глубокого уважения к представителям церковной власти изучаемого времени. Церковь сама помогала несчастным, не щадя своих средств; она побуждала других оказывать помощь и покровительство неимущим; близко принимала к сердцу бедственное положение крепостных земледельцев; старалась удерживать алчность ростовщиков и поучала человеколюбию жестоких сборщиков податей; положила основания нового, свободного труда и многие одичавшие местности обратила в роскошные нивы и цветущие сады; она сделалась учительницей варварских народов, заполнявших собой Римскую империю, показывая им образец трудолюбия и умения вести хозяйство, обусловливающее внешнее благоденствие человека. Можно ли требовать от Церкви большего?
Церковь сама помогала бедным. — В этом отношении Церковь и ее предстоятели проявляли великое самопожертвование. Все замечательнейшие епископы IV и V вв. в полном смысле слова были отцами для бедных; историк, не лишенный чувства справедливости, должен отметить тот факт, что Церковь, имея значительные материальные средства, смотрела на свои сокровища как на имущество бедных, почему она и употребляла их на благотворение неимущим. Св. Амвросий Медиоланский имел право не без некоторой гордости возразить язычнику Симмаху, который в своем прошении, поданном императору Грациану, домогаясь восстановления статуи Фортуны в сенате, в то же время указывал на громадные доходы христианских епископов, — имел право возразить: «Те, кто указывают на то, что получаем мы (епископы), почему они не тратят своих доходов, подобно нам? Церковь ничем не владеет, кроме веры. Ее имущество суть поддержка для бедных. Могут ли они (язычники) показать нам пленных, которые были бы выкуплены за счет их храмов, показать бедных, которых бы они пропитывали, бедствующих, которым бы они помогали? И они еще осмеливаются утверждать, будто от больших доходов епископов происходят общественные бедствия, когда не могут не видеть, что то, что прежде составляло личное достояние жрецов, то самое теперь иждивается на общественное благо». Амвросий напоминает, что делающиеся епископами отказываются от своего имущества, и он имел полное право напомнить об этом, потому что сам он поступил именно так. Когда он сделался епископом, он отдал все свое золото и серебро Церкви — на пользу бедных. Он удержал некоторое количество денег лишь для пропитания одной из своих сестер. Когда умер брат Амвросия Симмах, то обе сестры его раздали оставшееся после него имение неимущим. Подобным же образом поступали многие другие епископы. Из многих упомянем немногих. Св. Златоуст сам жил очень просто и мало тратил на себя, но все доходы употреблял на бедных; целых 7 700 человек жило щедротами святителя. Блаж. Августин в одной проповеди просит пасомых, чтобы они не присылали ему драгоценных одежд, так как он их будет продавать, чтобы выручку раздавать бедным. Кто хочет прислать ему одежду, которую он стал бы носить, тот должен прислать ему такую, какую носят все и которую он мог бы отдать не имеющему одежды. Василий Великий, Епифаний Кипрский, Павлин Ноланский раздали все свое личное имущество бедным; даже вообще существовало убеждение, что каждый епископ должен поступать так же. По смерти епископа Константинопольского Аттика народ в Константинополе потребовал, чтобы на место умершего был поставлен в епископы Сисинний, потому что — доказывал народ — он так много помогает бедным. Желание народа было уважено.
