Книгоедство - Етоев Александр Васильевич (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
«Я расскажу всем, что не ты, а я дошел сюда первым Я! Я!» – истерически кричит Мигуэль
То же самое мог кричать и Стефенсон братьям Черепановым, и Маркони Попову, и многие их признанные путешественники и изобретатели нашим непризнанным, сведи их на экране в 50-е годы какой-нибудь патриотический режиссер
Политика политикой, а литература – литературой Потому что, с точки зрения литературной, «Хожение» Афанасия Никитина представляет собой уникальный образец авторского стиля и по образности и любопытным частностям ничуть не уступает ни «Путешествиям» Давида Ливингстона, ни «Приключениям барона Мюнхгаузена»
Вот, прочтите и оцените хотя бы этот отрывок:
Пробыл я в Бидаре четыре месяца и сговорился с индусами пойти в Парват, где у них бутхана – то их Иерусалим… На праздник съезжается к той бутхане вся страна Индийская. Да у бутханы бреются старые и молодые, женщины и девочки А сбривают на себе все волосы, бреют и бороды, и головы, и хвосты…
Жил-был в Англии человек. Звали этого человека Клайв Стейплз Льюис Был он человек мудрый, а мудрые люди знают, что если хочешь рассказать другим что-то очень важное, расскажи им об этом в сказке
Начать ее можно по-разному. Например, так: «Жили-были на свете четверо ребят, их звали Питер, Сьюзен, Эдмунд и Люси…».
И рассказать дальше про чудесную страну Нарнию, про доброго волшебника льва Аслана, про Белую Колдунью, насылающую на землю холод, и про тысячу приключений и подвигов, совершенных в этой стране детьми – ведь Нарния такая страна, куда попасть могут только дети
Клайв Льюис был человек верующий и, кроме книги о Нарнии, написал еще много книг. Проповеди, богословские трактаты, литературоведческие исследования, фантастические романы. Но сказочный цикл о Нарнии в творчестве этого писателя-проповедника занимает очень важное место.
В книге писатель всегда больше, чем идеолог и проповедник. Проповедник рассчитывает на подготовленный человеческий материал, на людей, которые пришли слушать Бога через уста человека божьего. Но Бог, говорящий через писателя, понимает прекрасно, что слова должны быть веселые и живые, чтобы они не убивали и не отпугивали, а именно воскрешали людей, именно приобщали их к тем мудрым и простым истинам, которые Он подарил миру В этом смысле читатели – те же дети, и писатель для них не грозный бог Саваоф, грозящий и сыплющий на головы молнии Нет, это Санта-Клаус, это русский Дед Мороз, краснощекий и с мешком за плечами, в котором – читатель знает наверняка – не отрубленные головы нечестивых, а подарки, карнавальные маски, мандарины в серебристой фольге, хлопушки и бенгальские свечи.
«Шутки, как и справедливость, рождаются вместе с речью», – читаем мы в одной из повестей цикла.
Эта истина проповедуется писателем постоянно и постоянно подтверждается в текстах Льюис как никто другой понимает, что нельзя говорить о вещах великих слишком серьезно и уж тем более наставительно и напыщенно
Когда Диккенс в своих «Рождественских повестях» говорит о вере и Боге, у него это выходит естественно, как дыхание, и написано богато и живо Но берешь в руки его же «Легенды о Христе» и чувствуешь, как замирают слова, как они осторожничают и бледнеют, боясь неверного шага
Все дело, видимо, в том, что величие самой фигуры Христа заставляет писателя усомниться в достоинстве слов, которыми эта фигура описывается. Писатель бессознательно пишет бледно и с оглядкой на крест, распятие, а не на чудо с вином в Кане Галилейской
Доходчивость христианских проповедей достигается шуткой и простотой. Угрюмым везде не очень-то верят
В этом смысле куда доходчивее те простые русские попики, перемежающие слова проповеди народными присказками и байками. Как в «Соборянах» Николая Лескова
И наверное, ближе к Богу все-таки жонглер Богородицы, а не угрюмый проповедник с крестом. Льюис в «Нарнии» такой же жонглер. Он, не задумываясь, играет словами, перемешивает одной поварешкой христианство и языческий миф, переворачивает вверх ногами людей и в переносном, и в прямом смысле. Вспомните, как в «Племяннике чародея» говорящие звери сажают дядюшку Эндрю в землю и поливают, чтобы он не умер от жажды.
В Оксфорде, где Льюис преподавал, он был дружен со знаменитым профессором Дж. Р. Р. Толкином, автором «Властелина Колец», входил с ним в университетский кружок «Инклингов» и в литературе исповедовал толкиновский принцип «создания вторичных миров»
Но в творчестве Льюис был все-таки ближе к Кэрроллу, к поэтической традиции нонсенса, к Алану Милну и его «Винни-Пуху» Вспомним хотя бы «утешительные» прогнозы квакля-бродякля из «Серебряного кресла»:
…Далеко на север нам не пройти, особенно сейчас, когда близится зима… Тем более, что зима предстоит ранняя. Но не падайте духом Мы встретим столько врагов, столько раз собьемся с пути и голодать будем, и ноги в кровь сотрем – что нам будет не до погоды. И наверняка мы не найдем принца…
Или:
Гибель в этой ловушке имеет и хорошую сторону По крайней мере, родные сэкономят на наших похоронах
Ну чем не рыцарь печального образа ослик Иа-Иа из Винни-Пухова окружения?
Почему в Нарнию путь открыт только детям? Потому что вера есть обличение вещей невидимых, а дети умеют и из песка в песочнице построить сказочную страну, и из простого куска коры – Колумбову каравеллу. Девочка Люси из «Принца Каспиана» видит волшебного льва Аслана, другие его не видят Вот это место из повести:
– А остальные тебя увидят?
– Не сразу, не сразу, – отвечал лев. – Может быть, потом
– Они же мне не поверят!
– Это неважно, – сказал лев. -…Ступай, разбуди своих товарищей и вели им следовать за тобой. Если же они откажутся, тебе придется идти одной.
Нарния – это мир иной. Даже на поверхностный взгляд, здесь все проникнуто библейской символикой Есть здесь и райский сад с древом познания добра и зла, есть и змей искуситель. Есть Ветхий завет и Новый. Венчают книгу суд над грешниками и нарнийский Армагеддон – Нарния погибает. Но поражение Нарнии оборачивается ее победой Верные попадают в рай Рай – это та же Нарния, не замутненная злобою и коварством Конец печальный и светлый. Во внешнем мире герои последней повести погибают, в волшебном царстве Аслана они продолжают жить
Главное в книге Льюиса – это воспитание в человеке веры.
Как известно, чем больше маленький человек тянется вверх, тем меньше предметы внешнего мира, которые его окружают. Другое дело – предметы веры
– Аслан, – сказала Люси, – ты вырос!
– Это потому, что ты стала старше, – отвечал он
– А ты?
– Я такой же, как был. Но с каждым годом ты будешь взрослеть, и я буду казаться тебе все больше.
То, что заложено в человека в детстве, с возрастом преумножается и растет. Вот мысль, которую раскрывает Льюис.
Сила слова уже есть чудо. А слово праведное сильнее стократ Оно, как божественный голос льва, возрождает на Земле жизнь
Аслан вдруг поднял голову, тряхнул гривой и зарычал Звук подымался и креп, покуда от него не задрожали земля и воздух. Он плыл над всей Нарнией, и побледневшие от страха солдаты хватались за оружие А еще ниже, из ледяных вод Великой реки показались головы и плечи нимф, а за ними – огромная бородатая голова речного бога За рекою, в полях и лесах, кролики вылезли из нор и подняли свои чуткие уши, птицы вытащили из-под крыльев свои сонные головы Заухали совы, затявкали лисы, заворчали сурки, заколыхались деревья… А далеко на западе, проснувшись от львиного рыка, выглядывали из темных ворот своих замков горные великаны.
И позвольте закончить этот краткий рассказ о Нарнии словами героя одной из повестей цикла – квакля-бродякля, существа непонятной полулягушачьей породы, но преданного и достойного уважения:
Допустим, мы и впрямь увидели во сне или придумали – деревья, траву, солнце, луну и звезды, и даже самого Аслана В таком случае вынужден заявить, что наши придуманные вещи куда важнее настоящих. Предположим, что эта дыра – ваше королевство – и есть единственный мир В таком случае он поразительно жалкий! И если подумать, выходит очень забавно Мы, может быть, и дети, затеявшие игру, но, выходит, мы, играя, придумали мир, который по всем статьям лучше вашего, настоящего. И потому я – за этот придуманный мир Я на стороне Аслана, даже если настоящего Аслана не существует. Я буду стараться жить, как нарниец, даже если не существует никакой Нарнии
