Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы - Мамичев Дмитрий Анатольевич
После второй бутылки красноярский гость стал откликаться на любое имя. Гулин, расшалившись, придумывал ему Немыслимые клички и имена, в ответ на что— сначала все повторял, как его зовут, а потом и сам увлекся идиотской игрой.
Они познакомились на железнодорожном вокзале. М-н, скучавший в зале ожидания, пожаловался, что весь вымотан, а билет до родных мест удалось купить только на завтра. Куда? В Ачинск, однако. Как, что за Ачинск? Город такой. В Красноярском крае. А ты куда? Живешь здесь? Чего ж на вокзале кукуешь? Выпил, а собеседников нету… Это нам понятно. Вокзал в таких случаях — истинное спасение. Хочется выпить? А кому, братец, не хочется… К тебе на фазенду? Чего ж не пойти…
М-н в невольники не годился, здоровый, мускулистый, сам кого хочешь свернет в бараний рог. Но в отношении него Гулин имел другой план.
Его радужное настроение складывалось не только из винных паров и легкой добычи того, кому предстояло стать объектом дьявольского эксперимента. Маленькие рабы, замученные им, похоже, даже не навели на след. Несколько месяцев Гулин пребывал на дне, забросив сладостное «ремесло», но все было тихо. Пора выходить из подполья и пленять новых невольников. Только — без прежнего дилетантства. Чтобы действовать вполне профессионально, ему требовалось испытание, экзамен на квалификацию. «Экзаменатор» сидел возле, жалеючи бродягу, переехавшего Байкал.
— Поешь ты, Вольдемар, замечательно, но вино, Педрилло, стынет. Давай еще по стакану-второму и спать. Ложись, Хуанетта на мою кровать, а я пристроюсь на… Да тоже на своей! Ха-ха! Тут все мое. А твоего, рыжегорбый, ничего нет?..
Он говорил и говорил, уложив гостя, пока не раздался его мощный храп. Подержав за плечо и похлопав по шекам, Гулин убедился, что «экзаменатор» в полнейшей норме. Беспомощен, как ясельное дитя.
… Метров пять и прошел-то с топором, а с непривычки натрудил руку. «Передохну, прежде чем…». Решительность убывала. Плохо. Ему надо научиться убивать. Необходимо. Дела зашли слишком далеко, чтобы допускать «проколы» вроде Марины. Конечно, ее следовало убить. Но кто бы это сделал? Он? Евдокимов? Смешно: грозили ножом, пугали удавкой, а коснись — ни тот, ни другой не сумели бы отправить Марину на тот свет. По типу маленьких рабов — да, но своими руками! Говорят, труден только первый шаг. Убей одного, остальных — играючи. Вот он, первый, храпит без задних ног…
Гулин размахнулся… Нет, лезвием бить страшно. Череп надвое расколется. Жутко. Обухом!
Зверский удар обрушился на лоб спящего. Мужчина мгновенно открыл глаза но, судя по реакции, ничего не понял. Закрыл веки.
Заснул? Потерял сознание? Умер? Приблизившись, Гулин уловил дыхание. Добить? Но вид крови, хлынувшей из вмятого лба, этот кошмарный провал отняли у него последнюю решимость. Перевязав раненого куском простыни, он пошел спать.
Утром, проснувшись, увидел, как мужчина, чуть приподнявшись, растерянно смотрит на кровь, забрызгавшую подушку, одеяло, простынь…
— Эх, и шарахнулся ты вчера! — бодро сказал Гулин. — Я тебя еле уложил в кровать, все измазюкал…
Мужчина не проронил ни звука.
— Ты не волнуйся, — залебезил Гулин, вскакивая с постели, — я тебя на машине к себе домой отвезу, там мама, она тебе рану обработает…
В гулинской квартире М-н потерял сознание. Вызвали «скорую». Диагноз: вдавленный осколчатый перелом лобной кости, ушиб головного мозга тяжелой степени. В этот же день Гулина арестовали. При обыске на даче обнаружили подземную камеру и следы пребывания там маленьких рабов. Арестованный выдал подельника.
Судебная коллегия по уголовным делам Кировского областного суда приговорила Гулина к расстрелу. Евдокимова к 8 годам лишения свободы.
«… Простите самую несчастную и безумную мать, которая просит Вас сохранить жизнь своему сыну, — писала в ходатайстве о помиловании Нина Павловна Гулина. — Дюбовь матери заставляет меня, забыв честь и совесть, обратиться к Вам с прошением о помиловании. Преступление, которое совершил мой сын, полностью лежит на моих плечах. Жизнь с мужем у нас не получилась. Все наши взаимные обиды, настороженность, одиночество, отчаяние, притязания резко травмировали детскую душу сына… Это мы с мужем преступники, нас и надо закопать живыми за наше невнимание, нерадушие к воспитанию сына».
Кровью написано. Но сопоставимы ли ее муки с муками невинных мальчиков, умиравших медленной смертью от удушья. Сравнима ее трагедия с трагедией родителей, чьим детям было суждено погибнуть в рабстве? У забывшей честь и совесть, молящей о спасении гнусного чудовища, ею порожденного и ею вскормленного, только таким и мог быть сын. Материнская любовь здесь ни при чем. Это слишком святое понятие, чтобы пачкать его о такую мразь, как Георгий Гулин.
… Очередное сообщение: пропал девятилетний ребенок. По свидетельству очевидцев, сел в какую-то машину…
Сколько их, пропавших и не найденных детей! Где они? Где, в каких застенках томятся, какие измывательства выносят наши маленькие сограждане, попавшие в рабство на исходе XX века?
Сергей Глазунов. Советская милиция, 1991, N8.
27. Расстрел в Ижевске
Июль 1993 года принес Ижевску событие, отмечающееся особой кровавостью и бессмысленностью.
Командир ОМОНа 42-летний подполковник милиции А.Шепеленко сидел в своем кабинете и выпивал с какими-то знакомыми. В разгар этого застолья ему внезапно сообщили, что в окно его квартиры кто-то выстрелил. Недолго думая, Шепеленко снарядил в дорогу две патрульные машины и помчался к месту происшествия. Там, во дворе своего дома, он обнаружил шестерых молодых людей, средний возраст которых был около 21 года. Всех Шепеленко прекрасно знал, так как они жили с ним поблизости, учились в одной школе с сыном подполковника и часто бывали в его доме. Среди них были шофер Артем Медведев (единственный женатый человек из всей компании), сержант ГАИ Игорь Мальцев. Шепеленко их арестовал, под дулом пистолета погрузил в машины и повез на базу ОМОНа.
На базе Шепеленко устроил шестерым пленникам «допрос с пристрастием», выпытывая у ни в чем не повинных парней, кто из них стрелял по его окнам. Все шестеро в ответ дружно отрицали свою вину. Это в конце концов и вывело из себя Шепеленко. Он приказал все шестерым лечь на землю лицом вниз и, когда ребята выполнили его команду, хладнокровно расстрелял их всех в затылок из 20-зарядного «стечкина». После этого Шепеленко спокойно оглядел место побоища и последнюю пулю пустил в себя.
27 июля 1993 года Б.Бронштейн в газете «Известия» писал:
«И начальники, и подчиненные Шепеленко, и просто контактировавшие с ним по службе говорят одно и то же: был необычайно смел, всю жизнь шел на ножи и ствол, выбивал пинком двери, скручивал преступников в бараний рог. Шепеленко спасал детей, освобождал заложников, ловил беглых заключенных. Бывал резок, но чаше — вполне добродушен. Выходец из артистической семьи, мастерски балагурил в компании, писал стихи. Выпивкой не грешил — это доказывают многократные внезапные проверки.
Ни у кого в голове не укладывается, как он мог положить вниз лицом шестерых знакомых ему ребят и всадить в каждого по две пули из пистолета Стечкина…
Практически все считают, что у 42-летнего Шепеленко, находившегося на суровой службе с 17 лет, лопнула от напряжения какая-то „пружинка“…
Мне удалось выяснить, что командир республиканского ОМОНа Шепеленко в последнее время был перегружен и физически, и морально. Только за один квартал нынешнего года он 16 раз участвовал в сложных операциях по захвату преступников. За два дня до описываемой трагедии был отозван из отпуска, а за несколько часов — подвергнут критике на коллегии МВД. Правда, очевидцы утверждают, что критика была обычной, но для той напрягшейся „пружинки“, возможно, только этого и не хватало…».
Ф. Роззаков. Бандиты времен капитализма (Хроника российской преступности 1992–1995 г.г.). — М.: Эксмо, 1996.
