Великие научные курьезы. 100 историй о смешных случаях в науке - Зернес Светлана Павловна
То есть создать-то они его создали. Но только жидкий. И сделать эту вязкую клейкую жидкость похожей на ткань ну никак не получалось. Чан с жидким шелком в конце концов был оставлен дожидаться лучших времен, а работники лаборатории переключились на другие дела. Но как-то раз один из них зачем-то взял стеклянную палочку и опустил в чан. Неожиданно для себя он вытянул длинную тонкую нить. Тут же попробовали сделать то же самое и остальные. А когда начальник группы отлучился, молодежь, народ веселый, вообще устроила соревнование по вытягиванию ниток, у кого получится самая длинная.
И потянулись нити по всему коридору из конца в конец! Вот тогда и появилась здравая мысль, что можно попробовать переплести их между собой. Казалось, нити даже можно ткать, так они были прочны и тонки.
Наконец можно было отчитаться о выполнении задания. Первую синтетическую ткань назвали «нейлон». Догадываетесь, что было дальше, – снова в обществе бум! В нейлон оделись от мала до велика и с головы до ног. В человеке все должно быть прекрасно…
Ароматная история
В жизни вышеупомянутого Уильяма Перкина были не только красители. Как положено мужчине, он посадил дерево, построил дом и вырастил сына – тоже Уильяма и тоже Перкина. И по понятной причине Перкин-младший тоже «химичил» всю свою жизнь. Но особенно удавались ему не цвета, а запахи. Вот только отнюдь не аромат фиалок был его сердцу мил. Случалось, химика даже из автобуса выталкивали – так дурно пахла его одежда после работы с аминами… Итак, наша следующая история – про запахи.
Химия почти всегда дело пахучее. Но была одна лаборатория в Кембридже, которая в этом особенно преуспела. Руководил лабораторией Уильям Джексон Поуп. Перебирая вещества и изучая их оптические свойства, Поуп дошел до сероводорода. Можно ли себе представить больший стресс для органа обоняния? Даже вытяжной шкаф не всегда помогал!
Но Поупа было так просто не остановить. Подумаешь, небольшой запашок. А что, если вообще заменить серу на селен? Селеноводород, как гласит словарь, – это бесцветный газ с резким неприятным запахом. Можно сказать, словарь немного лукавит… Амбре у этого вещества не просто сильнее, чем у сероводорода, а во много раз сильнее. Жуткий запах позорил еще великого Берцелиуса: его квартирная хозяйка считала, что ученый имеет серьезные проблемы с пищеварением.
Несмотря ни на что, Поуп с коллегами задумал с этим селеноводородом поэкспериментировать. Первым делом вещества надо было получить побольше, для чего собрали целую установку. Но как только пошла химическая реакция, стало понятно, что не худо бы перенести эксперимент на свежий воздух. Устроились на крыше лаборатории, причем благоразумно с наветренной стороны.
Процесс пошел. Скорость реакции нарастала, вонь тоже. В легкой панике химики попытались использовать «ловушки» с марганцовкой как поглотитель – не помогло. Тут свежий ветерок подул сильнее, и ни с чем не сравнимый аромат поплыл над городом…
Денек выдался славный, к тому же юбилейный – исполнилось сто лет со дня рождения Дарвина. Горожане наслаждались свежим воздухом, чаепитиями под сенью деревьев и обществом друг друга. Внезапно в их прогулку вмешался странный запах, который усиливался с каждым дуновением ветерка. Дамы вынули кружевные платочки, кавалеры зажали носы. Запах не проходил.
Люди наскоро собирали свои корзинки для пикников и уходили. Потом убегали. Запах настигал их.
Он проникал за закрытые двери и окна, на чердаки и в подвалы. Ни в кафе, ни в транспорте нельзя было спастись от него. Населением потихоньку овладевал страх.
Назавтра ветер сменился. К пострадавшим от зловония присоединилась вторая половина города! У людей не стало других тем для разговоров, кроме как об этом запахе. Чиновникам пошли письма с жалобами, хозяева магазинов и контор вешали на двери замки и уезжали за город. Ад продолжался в течение нескольких дней.
Первыми докопались до истины, разумеется, журналисты. Вскоре в местной газете «Кембридж дейли ньюс» вышла разоблачающая статья. Заголовок кричал: «Канализация оправдана, виновна наука!»
Поупу и его коллегам на том бы успокоиться. Но так не хотелось бросать пахучий эксперимент! Думали они, гадали и в конце концов договорились с одним фермером, чтобы тот позволил немного похимичить в его владениях. Главное, подальше от города! Фермер даже помог ученым привезти все их оборудование и поначалу взялся наблюдать за опытом. Но хватило его ненадолго. Сельский житель решил, что коровий навоз и то приятнее пахнет.
К слову, коровы быстро почуяли в происходящем что-то родное. Их явно тянуло поближе к запаху, показавшемуся таким знакомым! Проявила любопытство и мошкара: насекомые тучами слетались к источнику селеноводорода, уж совсем неизвестно почему. Вот только отдыхающие на реке горожане опять не поняли всего величия момента и опять позатыкали носы. А аромат все плыл и плыл вниз по течению…
Увы, опыты пришлось прервать. Переключились на что-то менее пахучее, но не менее интересное. Разговоры про удивительную вонь не утихали еще долго.
Спокойствие, только спокойствие!
Тридцать пятому элементу периодической системы Менделеева брому тоже есть за что обижаться на своих открывателей. Это надо же было так назвать его – «вонючкой»! То есть «бромос» по-гречески. Ну да, запашок, скажем прямо, еще тот, но первое название «мурид» («соленый») звучало куда приличнее.
В борьбу, главным призом которой должен был оказаться бром, ввязались несколько человек. Они «стартовали» почти одновременно – можно сказать, команда Германии против французов! С немецкой стороны выступали уже известный химик Либих и студент Левиг; с французской – Жерар, корифей химии, и Антуан Балар, совсем начинающий лаборант. Победила молодость…
А что, приятный городок этот Монпелье! Юг Франции, море, триста солнечных дней в году. Городок был знаменит соляными промыслами. На берегу рыли бассейны, заполняли их морской водой и ждали, пока вода испарится. Соль вычерпывали, а то, что оставалось – рассол, – выливали в море. Именно в этом городке Балар трудился скромным лаборантом, и именно этим рассолом ему поручили заняться как следует: изучить, что в нем есть ценного.
Балар взялся за опыты. Очень скоро он заметил одно обстоятельство: когда рассола касался хлор, жидкость превращалась в красно-бурую. Дальнейшие попытки выпарить или каким-нибудь другим способом получить из этой жидкости еще хоть что-то, не увенчались успехом.
Скромный лаборант тут же сделал нескромное предположение. И почти сразу – нескромное заявление, да не куда-нибудь, а в Парижскую академию наук. Красно-бурую жидкость он не постеснялся назвать новым химическим элементом.
Академия наук привыкла и не к такому, поэтому просто назначила проверочную комиссию из трех маститых ученых: Вокелена, Тенара и Гей-Люссака. Но вогнать молодого провинциала в краску не получилось – комиссия его открытие подтвердила.
Теперь доклад Балара заслушали с неподдельным интересом! С интересом рассматривали запечатанную трубку с образцом нового вещества, передавая ее по рядам. Единственным, что вызвало критику, оказалось название, предложенное Баларом, – мурид. Дело в том, что муриевой кислотой тогда называлась соляная и схожесть слов могла привести к ошибкам.
Вот так и получил бром свое «зловонное» имечко! Но кое-где, например в России, это название никак не хотели употреблять, упорно говоря «мурид» или на худой конец «вром».
А как в это время шли дела у других участников «состязания»? Студент Левиг привез откуда-то минеральной воды, тоже пропустил через нее хлор и тоже получил пованивающую красно-бурую жидкость. Его руководитель, человек умудренный опытом, посоветовал получить этого вещества побольше, чтобы уж исследовать так исследовать! И тем самым драгоценное время они упустили.
Темно-бурую жидкость встречал и Либих. Одна фирма прислала ему целую бутыль и попросила определить, что же это такое. На детальные исследования у Либиха времени не нашлось, и он предположил, что это соединение хлора с йодом. Представьте его разочарование, когда статью Балара о броме он прочел в журнале! Этот самый бром простоял у Либиха в лаборатории под надписью «жидкий хлор-йод».
