Особо опасные преступники: Преступления, которые потрясли мир - Глобус Н. В. (библиотека электронных книг .txt) 📗
— Никого.
— Выходит, никто, кроме тебя, убить ее не мог.
— Выходит, так, но ничего не помню...
Это хорошо, что соседи не остались безучастными, считай, на месте преступления задержали Казору, а так вновь пришлось бы доказывать, что именно он буквально изрешетил бедную женщину. Эксперты потом насчитали шестьдесят три удара на теле убитой.
На суде Казора преминул воспользоваться версией: кто-то другой убил Колодину, только не он. Он ничего не помнит. Одним словом, если и лишил жизни пенсионерку, то лишь в состоянии патологического аффекта, при отсутствии контроля над собой. Но этот «непомнящий» и «неконтролирующий себя» на стук соседей дверь не открыл, попытался удрать из квартиры через окно. Увидев внизу людей, не бросился на мостовую, а вернулся в комнату. Не забыл забрать дипломат. Прежде чем выйти из квартиры, убедился, что в подъезде никого нет. При задержании говорил, что не был в квартире Колодиной, четко ориентировался в обстановке, хорошо понимал обоснованность применения наручников.
Жила женщина-труженица. 24 года отдала фабрике «8 Марта».
Последнее время работала санитаркой. Надеялась встретить старость в спокойствии и достатке, а пришлось принять такую жестокую смерть. За что, за какие прегрешения? Словно застыл немой вопрос в ее глазах.
Казора возомнил, что ему позволено вершить чужие судьбы, но никак не мог смириться, когда судьи стали определять его судьбу. Он считал, что в «беспамятстве» нашел удобную лазейку, чтобы уйти от ответственности. Но не учел, что общество ограждает себя от нелюдей, которые «не помнят, что творят».
23 декабря 1994 года областной суд признал Казору виновным в умышленном убийстве с особой жестокостью и приговорил к исключительной мере наказания — расстрелу.
«Меня считают опасным для общества, — написал Казора в ходатайстве о помиловании на имя президента республики, — но ведь я жил и работал среди людей и никто не считал, что я опасен.:.»
Колодина тоже считала его нормальным человеком, а он оказался убийцей, поднял руку на беззащитную женщину, которая ему в матери годится. Это не судьи — он сам себе подписал смертный приговор. Троакар в руках хирурга — средство исцеления. В руках Казоры он стал средством убийства. И никто не может дать гарантии, что, сохранив жизнь Казоры, мы не отнимем ее у невинного человека, который, не дай Бог, встанет у него на пути. Президент не взял на себя такую ответственность, в помиловании Казоре отказал. Приговор приведен в исполнение.
(М. Тимофеев. // Уголовное дело. — 1996, № 9)
ПУЛЯ из тьмы
Они представляли собой службу безопасности фирмы, генеральный директор которой был четырежды судим. И устроенный ими кровавый пир стал законным продолжением их существования. Такие сюжеты стали типичными для полукриминального российского бизнеса.
Ночь была тихой. И теплой. Они сняли бронежилеты, возвращаясь с вызова. Пустынные улицы. Неподвижная листва. Второй час ночи. Да, конечно, они рано сняли бронежилеты, но случилось все это в Сочи, где темные ночи не всегда приносят прохладу, поэтому их можно понять — старшину Мурада Менглебаева и водителя милицейской «Нивы» Юрия Трудова.
Вызов был ложным — тревогу на пульте дал сбой в сигнализации, они тут же выехали. Юра водил машину быстро — армейский опыт, отличная реакция. Убедились: проникновения нет. Возвращались, привычно объезжая объекты, за которые отвечала их охранная служба, — магазины, кафе, банки. Тишина. Безлюдье. И только за вокзалом, в переулке, примыкающем к лесопарковой полосе, торчал одинокий «Жигуль». Открылись дверцы. Двое вытащили из автомобиля женщину. Она не стояла на ногах. «Жигуль» ушел. Женщину потащили в лес. Волоком.
У Менглебаева и Трунова был выбор: вызвать по рации патруль, потому что их дело — неприкосновенность объектов, а не соблюдение порядка на улицах. Да и в самом эпизоде пока не было ничего исключительного — мало ли как проводят ночное время экстравагантные отдыхающие. Только одно выбивалось из схемы: как-то странно тащили они эту женщину, словно торопились избавиться. И «Нива» притормозила.
— Стойте! — крикнул на всякий случай Менглебаев. — Милиция!
Двое женщину бросили, кинулись в лес. Менглебаев с Труновым подбежали к ней — живая. Но мертвецки пьяная.
И сейчас еще можно было лишь сообщить по раций о происшедшем, вызвав вместе с патрулем «скорую». Но те двое могли уйти. Их внезапный рывок был молниеносным, так убегают только тренированные и сильные. Конечно, они успеют скрыться. И Менглебаев с Труновым кинулись в автомобиль. Рассчитали правильно: у беглецов был один путь — по лесопарковой полосе и пешеходному мосту через железнодорожные пути к вокзалу, где всегда можно смешаться с толпой или взять такси. Поэтому милицейская «Нива» пронеслась по тротуару вдоль балюстрады и остановилась у моста. Менглебаев с Труновым выскочили, демонстративно хлопнув дверцами. Они опередили бежавших, но не учли одного: мост и тротуар были хорошо освещены, а скрытые от них листвой люди не остановятся ни перед чем.
Старшина Менглебаев был старше Грунова. И опытнее. Он крикнул: «Юра, ложись!» — почувствовав кожей, ЧТО сейчае случится. Но выстрелы уже прогремели. Юра не лег, а упал, прошитый пулями. Менглебаева тоже задело — освещенные, оба были отличными мишенями. Упав, они оказались в тени балюстрады, йо пули из густой лиственной тьмы, ложились рядом, рикошетя от тротуара.
Теперь у двух милиционеров-охранников выбора не было, и они стали стрелять. Менглебаев из автомата. Трунов — из пистолета. Мурад целился туда, где время от времени шевелилась листва. Услышал вскрик — пуля попала в цель. И голос: «Не стреляйте, выходим». Трунов, смертельно раненный, к этому моменту сделал восемь выстрелов. Он чувствовал, как сочится из него кровь, силы уходили. И он пополз к машине, пятная тротуар кровью. Юрий сообщил по рации всем постам: «Вооруженное сопротивление...» — и потерял сознание.. Потом выяснится — из восьми его выстрелов два попали в цель.
Менглебаев прислушивался, но те, скрытые листвой, крикнули, чтобы выиграть время. Сами же бросились вверх по склону — слышны были их тяжелые шаги, шумное дыхание. Мурад снова выстрелил наугад и услышал стон: попал. Но не остановил.
А по мосту, от вокзала, уже бежали милиционеры-«линейщики».
— Бросай оружие! — кричали они Менглебаеву, не сразу разглядев в нем своего.
Мурад,, положив автомат на тротуар, сказал:
— Быстрее! Бандиты же уходят! — И добавил: — Встать не могу, ранен... Мой напарник тоже — там, у машины... И женщина — в переулке...
Их всех увезли. Уже без них лесопарковая полоса и прилегающие к ней улицы были оцеплены омоновцами, линейной милицией, работниками угрозыска, руоповцами и даже пограничниками. Все те, кто мог и должен был охранять покой города Сочи, осматривали сейчас каждый куст, камень, впадину, зная: кто-то из тех двоих серьезно ранен и уйти далеко не мог.
Подобранную в переулке женщину пытались привести в чувство. Это удалось не сразу. На ее теле обнаружили характерные ожоги от сигарет, подкожные вздутия. А вскоре в лесу, там, где валялись отстрелянные гильзы, нашли полиэтиленовый пакет, в нем — шприц, наполненный водкой, початая бутылка. Те двое вводили ей водку в вену.. По мнению врачей, доза уже была смертельной, женщину удалось спасти чудом.
Она смогла заговорить только к концу следующего дня. Ее показания старший следователь прокуратуры Центрального района Сочи Вячеслав Климов, первым допросивший пострадавшую, назвал историей притупленного чувства опасности.
...Несколько лет назад Веру Ликину (некоторые имена в интересах следствия изменены. — И. Г.) наняли в только что открытый сочинский филиал новокузнецкой фирмы «СИТ» реализатором деревообрабатывающих станков. Она была женщиной бойкой, легко увлекающейся. Работа ей нравилась, хотя станки шли плохо — чаще брали в долг, отдавали медленно, по частям, обесцененными рублями. Но зато филиал арендовал целый дом. Сюда в теплое время года приезжали из далекого Новокузнецка руководители фирмы. Чаще всего — Владимир Сидоров, генеральный директор, тридцатисемилетний низкорослый крепыш с молоденькой женой и двумя телохранителями.
