История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович (полная версия книги .TXT) 📗

Григорьевны ему удалось снова встать на ноги и вернуться в Россию

в 1871 г. Годы между запрещением Времени и возвращением в

Россию после четырехлетнего отсутствия были и по количеству и по

значению написанного самыми продуктивными в его жизни. Записки

из подполья, Преступление и наказание, Игрок, Идиот (1869),

Вечный муж (1870) и Бесы (1871) – все относится к этому периоду,

даже план Жития великого грешника, в котором содержится зерно

Братьев Карамазовых.

По возвращении в Петербург не все трудности были преодолены

сразу, но постепенно жить Достоевским стало легче. Публикация

Бесов в форме отдельной книги (изданной за собственный счет, 1873)

принесла успех. В том же году Достоевский стал редактором

еженедельника Гражданин, издаваемого князем В. Мещерским. Это

давало ему твердый доход. В 1876 г. он сам стал издавать Дневник

писателя, который хорошо расходился. Политические идеи

Достоевского теперь больше соответствовали духу времени, и его

влияние стало расти. Он был окружен атмосферой сочувствия и

понимания. Его популярность достигла апогея за год до смерти, когда

появились Братья Карамазовы. Кульминацией была его знаменитая

речь на открытии памятника Пушкину в Москве 8 июня 1880 года.

Речь эта вызвала восторг, подобного которому не было в истории

русской литературы. На следующую зиму он серьезно заболел и в

январе 1881 года умер.

Достоевский – очень сложная фигура, как с исторической, так и с

психологической точки зрения, и необходимо проводить различие не

только между разными периодами его жизни и разными линиями его

мировоззрения, но и разными уровнями его личности. Высочайший,

или, вернее, глубочайший уровень присутствует только в

художественных произведениях последних 17 лет его жизни, начиная

с Записок из подполья. Более низкий, или, вернее, более

поверхностный уровень встречается во всех его произведениях, но в

первую очередь – в журнальных статьях и в художественных

произведениях, написанных до 1864 г. Глубокий, главный

Достоевский – одна из самых значительных и зловещих фигур во

всей истории человеческой мысли, одно из самых дерзких и

разрушительных явлений в сфере высших духовных поисков.

Поверхностный Достоевский – человек своего времени, которого

можно сравнивать, и не всегда в его пользу, со многими другими

романистами и публицистами эпохи Александра II, среди которых

немало соперников, равных ему по уму; этого Достоевского никак не

поставишь выше Герцена, Григорьева или Леонтьева. Другой же,

главный Достоевский, по глубине, сложности и значению своего

духовного опыта во всей русской литературе имеет только двух

соперников – Розанова и, конечно, Толстого, который, кажется, и

появился на свет для того, чтобы стать контрастом Достоевскому.

Сравнение Толстого с Достоевским много лет было для русских и

иностранных критиков любимой темой обсуждения. Много было

сказано об аристократизме одного и плебействе другого; о

люциферовой гордыне одного и христианском смирении другого;

материальности одного и духовности другого. Нужно ли добавлять,

что уже с начала 1900-х годов сравнение всегда кончалось в пользу

Достоевского? Ведь все «модернистское» движение в России

утверждало дух Достоевского в противовес Толстому. Не говоря уже

о разнице социального положения и образования, главная разница

между ними в том, что Толстой пуританин, а Достоевский символист.

Это означает, что для Достоевского все относительные ценности

связаны с абсолютными и приобретают положительное или

отрицательное значение в зависимости от того, как они эти

абсолютные ценности отражают. Для Толстого абсолютное и

относительное – два отдельных мира, и относительное уже есть зло

само по себе. Отсюда презрение Толстого к ничего не значащему

разнообразию человеческой истории, и историческое по сути

мышление Достоевского, которое роднит его с высшими

представителями русской мысли – Чаадаевым, славянофилами,

Герценом, Григорьевым, Леонтьевым и Соловьевым. Достоевский

один из них: его мысль всегда исторична. Даже в самых своих

спиритуалистических формах проблемы, которые его занимают,

обращены не на вечный, недвижный и неизменный закон, а на драму,

которую высшие вселенские силы разыгрывают в человеческой

истории. Все исторические и культурные факты для Достоевского

осмысленны и имеют определенную, положительную или

отрицательную ценность. Отсюда – великая сложность, текучесть,

многосторонность его мысли, по сравнению со строго геометриче -

ским, прямолинейным мышлением Толстого. Толстой (несмотря на

свою чуткость к мельчайшим мелочам жизни) в своей нравственной

философии, как на высоком уровне Исповеди, так и на значительно

более низком уровне своих антиалкогольных и вегетарианских

брошюр – Евклид моральных величин. Достоевский имеет дело с

ускользающими дифференциалами текучих ценностей. Отсюда то,

что Страхов так удачно назвал «чистотой» Толстого и что можно

назвать безусловной «загрязненностью примесями» Достоевского. Он

никогда не имел дела со стабильными единицами, он занимался

текучими процессами, которые нередко оказывались процессами

распада и гниения.

В социально-историческом плане важно отметить, что в то время

как Толстой был аристократом и (единственный из своих

литературных современников) был культурно укоренен во

французской цивилизации и в XVIII-вековой цивилизации русского

дворянства, Достоевский был плебеем и демократом до мозга костей.

Он принадлежал к той же исторической и общественной формации,

что создала Белинского, Некрасова и Григорьева, и отсюда идет,

среди прочего, отсутствие всякой грации, всякого изящества,

внешнего и внутреннего, характерное для всего его творчества,

вместе с отсутствием сдержанности, дисциплины, достоинства и

патологическим избытком застенчивости и неловкости.

Последние, великие романы Достоевского – идеологические

романы. Идея романа неотделима от художественной его концепции,

и идею так же нельзя абстрагировать от рассказываемой истории, как

повествование нельзя оторвать от идеи. Но это неприложимо к его

романам среднего периода (1857–1869), которые во многом скорее

продолжают его раннее творчество (1845–1849), чем предвещают то,

что придет вслед за ними. Глубочайшие бездны его сознания в них

еще не открываются. Но они отличаются, однако, от произведений

сороковых годов тем, например, что в них уже нет влияния Гоголя и

той озабоченности стилем, которая есть в Бедных людях и Двойнике.

Главные произведения этого периода – Село Степанчиково и его

обитатели (1859; в переводе К. Гарнетт – Друг семьи), Униженные и

оскорбленные (1861) и Записки из Мертвого дома (1861–1862).

Униженные и оскорбленные – роман, тесно связанный по стилю и по

тону с французским романтическим «сострадательным» социальным

романом и с поздними, менее юмористическими произведениями

Диккенса. Религия сострадания, часто граничащая с

мелодраматической сентиментальностью, нашла здесь свое

чистейшее выражение, еще не осложненное более глубокими

проблемами последующего периода. Сюжет – сложный и мело-

драматический, в котором уже слышны и задыхающаяся

напряженность, и нервическая натянутость Преступления и

наказания и Идиота. Но тут еще нет добела раскаленных

интеллектуальных страстей последних романов.