Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ) - Алексей Янов (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Князь встал, постоял в нерешительности несколько секунд, потом, с видом человека принявшего судьбоносное решение, присел рядом со мной и громко зашептал мне на ухо:
– Дружинников, что у тебя в пешцах служат, я всех тебе оставляю. Если я возьму Киев, а я это с твоим порохом сделаю, то по весне Анфим пригонит галеры в Киев. Там мы погрузимся дружиной и отправимся в Смоленск. А ты, как только я стану великим киевским князем, тяни время с избранием нового смоленского князя до моего возвращения. Если не получится тянуть, а вече не станет рушить лествицу и за тебя не проголосует, то ты тогда запрись с верными тебе боярами в Гнёздове или в Ильинском конце и жди моего возвращения. Хотя, думаю, ты и сам, своими силами, сможешь взять город «на копьё», особенно учитывая сколько на твоей стороне будет бояр.
Спрятав подальше скептическое выражение лица, я согласно закивал головой.
– Но лучше без меня ни с кем не воюй, тут опыт потребен, а у тебя и твоих пешцев его нет. Поэтому, тихо–мирно жди меня. А вот когда я вернусь, то подсажу тебя на Смоленский стол, а потом мы вместе возьмём Полоцк, Друцк, Слуцк, Туров – свяжем вместе Смоленское и Киевское княжества! А там – видно будет!
Озвученные князем «наполеоновские» планы, в принципе, могли быть реализованы. Но князь явно ни с того конца начинал. По мне, так перво–наперво надо было сшить воедино разваливающееся лоскутное Смоленское княжество, а уж потом браться за осуществление более амбициозных целей. Да и сам князь, как «верховный главнокомандующий», особенно над пехотными соединениями, мне особого доверия не внушал.
Оспаривать стратегические замыслы князя я пока не собирался, потому как, от Киева он всё равно не оступится, а чтобы его переубедить, мне потребуется раскрыть перед ним своё истинное происхождение! Доводов логики в данном конкретном вопросе князь совсем не воспринимал. Но если раскрыться перед князем, то тогда может так статься, что уже мне не будет ровным счётом никаких дел ни до чего на Белом Свете. Ведь, к примеру, тех же волхвов–язычников, церковники до сих пор публично сжигают …
Чисто теоретически, претендуя на киевский престол, Изяслав Мстиславич был в своём праве. За двумя важнейшими княжествами Руси – Киевским и Новгородским, уже давно закрепился статус «общерусских» столов, так как в этих землях до сих пор не сложилось собственной династии. К этому разряду общерусских могли попасть и земли, где династическая линия пресеклась, как например в Галиче, или же её вообще не было, как, например, в Пскове. В этих случаях претендовать на стол мог любой властитель и тогда наследственные права и лествица практически никем не соблюдались. Окончательное решение вопроса зависело как от военной мощи претендента, так и от воли жителей столицы и княжества в целом.
На совете князя с ближними боярами, на котором я имел честь присутствовать, сидя по правую руку от князя, вельможи долго убеждали князя одуматься и остаться в Смоленске. Но Изяслав Мстиславич слушал бояр в пол–уха и оставался непреклонен, словно скала. Сподвигнуть его остаться в городе могло, разве что только, не избрание меня его наместником на завтрашнем вече. Но этот вариант был маловероятен, я уже пользовался огромным авторитетом, как среди простых горожан, так и в боярской «касте».
Ночью практически никто не спал, князь устроил скромный пир со своими ближниками. Пили мало, зато много велось разговоров как сокрушить ворога в лице ненавистного киевского князя.
Утром в тереме стояла настороженная тишина. Даже обычно шумные бояре, уже начавшие с самого раннего утра собираться в просторной гриднице, разговаривали вполголоса, что на них было совсем не похоже.
Припозднился владыка Алексий со своим клиром. Он благословлял всех присутствующих в гриднице раздражённым голосом, при этом сверля по сторонам хмурым взглядом. Подбежавший церковный служка не обращая ни на кого внимание, поклонился епископу, что–то ему прошептав. Затем Алексий во всеуслышание объявил, что всё готово для торжественной службы в главном кафедральном храме города.
Сегодня, с самого раннего утра, несмотря на лёгкий морозец, на улицах города было непривычно суетно и многолюдно. Весть о том, что князь покидает столицу уже, наверное, дошла в каждый дом.
Городской люд, жители окрестных сёл, спрятавшись от лёгкого морозца в армяки и овчинные полушубки, шли по припорошенным снегом улицам на главную вечевую площадь столицы. Чернеющие вереницы мужчин, жадно переговариваясь в пути, спешили занять лучшие места у помоста. На дальних задворках площади и у прилегающих к ней улицам кучковались обеспокоенно щебечущие женщины, рядом с ними возбуждённо прыгали дети.
На Вечевой площади растревоженный народ толпился спозаранку, его количество всё прибывало, достигнув своего пика к обеду. И в этом простонародном скопище ни на секунду не умолкали разговоры.
– Чего случилось–то? – спрашивал своего соседа, портного швеца Григора, заспанный бондарь Нездыл, весь пропахший смолистым деревом вперемешку с перегаром. – Неужели, беда какая?
– Беда, не беда, – опередил портного стоящий рядом лучник Иванко, – а князь с дружиной от нас уезжает!
Григорь приподнялся на цыпочки, чтобы лучше видеть говорившего «тысяцкого», и лишь потом, опустившись на пятки, ответил своему гулеванившему весь прошлый день соседу Нездылу.
– Кончилось наше мирное житье–бытьё. Опять князьям невмоготу! Слышишь, что тысяцкий глаголет? Затеял Изяслав великую смуту.
– Никак, с братьями поссорился?
– Ну а с кем ещё? Не с половцами же ему ссориться?! Помяни моё слово, и нас грешных в эту «котору» он ещё втравит! – и опять приподнялся на носки, ловя каждое слово выступающих.
А глашатай в это время, надрывая горло, кричал с возвышения:
– … и повелел великий князь смоленский Изяслав Мстиславич своей дружине немедля выступать в поход, дабы хулителя и отступника князя Владимира Рюриковича со всею строгостью покарать …
Нездыл потеребил за рукав более разговорчивого лучника.
– Вон оно как! А на кого же нас князь оставляет?
– Говорят, на сына свово оставит! Сделает Владимира своим наместником в Смоленске.
– Мыслю я, что мал он ещё летами для такого сурьёзного дела, – проговорил бондарь всё ещё малость заплетающимся языком
– Дурень ты, Нездыл! Княжич уже в возраст нужный вошёл – пятнадцатый год яму идёт. И поболей было бы таких, как он с «малыми летами». Я раньше один в своей мастерской горбатился. А теперь у меня целая палата работного люда! А всё почему? Люди княжича собрали всех лучников по–весне, да отдали нам в ли–зи–нг, – это слово Иванко произнёс по слогам, – шлифовальные станки для обточки древков стрел! Клей и лак тоже княжича, и от него же у меня все заказы идут на составные луки и стрелы. Год робить надо, и день и ночь – и всё равно не сможешь заказы его сполнить! А уж о других делах княжича – о паевых товариществах, монетах и многом другом – я и вовсе молчу! Или же, вот взять тебя, Нездыл. Водку вчерась, харя твоя немытая, чью ты пил? Молчишь? Молчи! Но попомни одно, Нездыл, ежели вздумаешь против княжича кричать, целым ты отсюда не уйдёшь! Вот тебе крест! – лучник Иванко перекрестился, при этом метнув в бондаря красноречивый такой, понятный без слов, предостерегающий взгляд.
Торжественное богослужение в Успенском соборе, на котором присутствовали Изяслав Мстиславич, вятшее боярство и духовенство, не успело ещё толком закончиться, как на Торгу громко зазвенел медный вечевой колокол.
Служащие Торга, усиленные нарядами дружинников, довольно в грубой форме расталкивали громоздящиеся на Торгу крестьянские возки, сани, набитые под завязку морожеными тушами животных, зерном, мукой и прочими кадками со всевозможной снедью, предназначенной на продажу. Таким не хитрым образом высвобождалось пространство для уже начавшего стекаться сюда народа.
Вот, наконец, и мы с князем, под заунывные звуки хора певчих, сразу вслед за разодетыми в золотые ризы священниками, покидали стены главного городского собора. Впереди всех монотонно вышагивали дьяки с дымящимися кадилами. Рядом с нами шёл погружённый в собственные мысли смоленский епископ, сопровождаемый стайкой мальчиков–послушников. Последними, собор покидали бояре, облачённые в свои лучшие парчовые одежды, подбитые мехом.
