Алхимия - Канселье Эжен (электронная книга txt) 📗
XXXVIII. Дворец Жака Кёра. Освящение воды
Основная стадия приготовления благословенной воды (l’eau bénite), источника благости и милости.
Должны ли мы поверить распространённому мнению, будто это две молельни — одна для Жака Кёра, другая для его супруги Марсе де Леодепарт, и что эти двое тайком и отдельно друг от друга присутствовали на богослужении? Право же, нелепо предположить, что великий серебряных дел мастер и его благородная супруга — оба могущественные и уважаемые люди — должны были украдкой друг от друга посещать храм в своём собственном роскошном жилище! Не разумнее ли думать, что Жак Кёр, о котором все знали, что он был алхимиком, работал «с двумя горнами», соединяя собственные усилия с молитвой священника в соседнем помещении и тем самым — религиозное со светским, практикуя «двойной эзотеризм» Камня Философского и Камня Вселенского?
* * *
Даже не касаясь никаких внешних, часто весьма отдалённых по смыслу, условий, все лучшие классики древней науки Гермеса всегда подчёркивали необходимость благословенного и очистительного ритуала, что реально указывает на значение священного искусства (art sacerdotal).
Вот почему, например, Генрих Кунрат в своём Амфитеатре Вечной Мудрости — Amphitheatrum Sapientiæ æternæ, Hanoviæ, 1609, изобразил самого себя стоящим на коленях перед рядом расположенным алтарём и атанором, сопроводив гравюру следующим изречением:
NE LOQUARIS DE DEO ABSQ LUMINE
Ne parle pas de Dieu sans lumière
He говори о Боге не озарённым
Подчиняясь этому правилу, Жак Кёр ничтоже сумняшеся, установил в своём дворце в Бурже на лестнице, ведущей в его домашнюю молельню, три створчатые двери с герметическо-ритуальными изображениями, могущими одинаково относиться как к Мессе, так и к Великому Деланию.
На левом ставне триптиха, воссоздающего образы священного искусства, мы видим приготовление понтийской воды (eau pontique), призванной соединить обычную ртуть с тайным огнём, который во французском варианте книги «Turba Philosophorum» именуется ея желанным возлюбленным:
«28. — Боннель (Bonnellus) сказал: Уразумей, что наша вода не обычная вода, но вода постоянная; она не находит себе отдыха в поисках возлюбленного; найдя же его, не медля поглощает; и он и она суть одна вещь, единственная. Она его совершенствует, и он ея совершенствует, и никакая вещь более не нужна»[129].
В Великую Субботу священник снимает чёрную мантию и, последовательно переоблачаясь в белый стихарь, препоясанный епитрахилью, а затем в фиолетовую мантию, символически совершает самое главное превращение. Погружая в воду восковую свечу, он произносит:
«Да снизойдёт на воды сии благодать Святого Духа».
Обратим внимание на то, сколь похожа на церковную молитву молитва Мельхиора Цибиненсиса (Melchior Cibinensis), в которой алхимик испрашивает о соединении двух противоположных стихий:
«О fons sublimis ex quo vere scaturit vera aqua vitæ, in prædium tuorum fidelium. Alleluja».
«О славный источник, из коего воистину истекают истинные воды жизни во ограждение верных твоих».
«Salve, o cæli jubar speciosum, mundi lumen radiosum; hic cum luna copularis, fit copula martialis. Mercuriique conjunctio[130]».
«Спаси, о истечение величественных лучей небесных, сияющий свет мироздания, единый с луной, созданный в брачном соединении Марса и Меркурия».
Вечером того же дня, в навечерие Пасхи, священник благословляет новый огонь, причём никогда прямо не указывая на его происхождение. При этом он произносит:
«Deus, qui per Filium tuum, angularem scilicet lapidem, claritatis tuæ ignem fidelibus contulisti: production e silice, nostris profuturum usibus, novum hunc ignem sanctifica…»
«Господь и Бог наш, в Сыне Своем камень краеугольный сый, огнь собравый во свет верным Твоим, благослови и освяти огнь сей новый, от камени сущий в полезная всяческая людям Твоим».
На описываемом нами рельефе тайнодействователь держит в левой руке закрытую книгу, образ девственной материи, которая начнёт плодоносить, когда книга будет открыта или разгнута. Эта первая стадия работы очень важна, на это указывают раскачивание благовествующего колокола и несение Пасхального яйца.
Третий персонаж, слева — будь то человек или олицетворённый грубый металл — большой и нищий, ожидает, что на первый взгляд невозможный союз породит Всеобщее Лекарство во исцеление его многочисленных болезней.
* * *
По примеру многих, М. Азе (М. Hazé) в книге Беррийские Древности и Памятники (Antiquités et Monuments du Berry), описывая рельеф в углублении перед главным колоколом, такой же замечательный по исполнению, как и два других, утверждает, что «эти трое готовят алтарь и всё необходимое для служения мессы».
XXXIX. Дворец Жака Кёра (алтарь)
Совершив Великое Делание, Жак Кёр сохранил полное спокойствие и скрыл от людей свою радость, в отличие, например, от Килиани, предавшегося ей четыре столетия спустя.
Нам представляется противоположное. Таинственные трое уже всё свершили. Тот, кто справа, возможно, кладёт тяжёлое сукно на квадратный предмет, который может быть как алтарём, так равно и печью. На его стенке мы видим любопытный символ.
Это запечатанная реторта без горлышка и с толстым днищем на которой изображено сердце, как бы переходящее в раковину и увенчанное крестом (croix).
Но именно так символически обозначается сера, меркурий и печь (creuset, дупло дуба), то есть осуществившийся ребис или смесь философов, готовая принять на себя и в себя действие огня.
В центре склепа, строго по оси свода, стоит человек благородного происхождения в меховом капюшоне, причём на рукаве его висит матерчатая лента, похожая на орарь священника. Взгляд его устремлён вперёд и внутрь, в незримое мысленное небо. Третий, стоящий слева, с закрытыми по некоему тайному велению глазами, уходит прочь, ладонью левой руки ощупывая стену — в правой руке у него наполненный деньгами кошелёк.
Сумка, калита, сундук — символ Божьего вознаграждения, обретаемого не путём каких-либо расчётов, но в полном соответствии с тем, что написано святым Павлом в его Первом Послании к Коринфянам:
«Не весте ли, яко делающии священная, от святилища ядят; и служащим олтарю, со алтарем делятся[131]».
* * *
И ещё одно замечание. В отличие от священнослужения, философская работа не воспрещена также и женщинам; мы знаем два замечательных трактата написанных ими, — первый, очень древний, принадлежит Марии Пророчице[132], второй, XVIII века, — Сабине Стюарт де Шевалье (Sabine Stuart de Chevalier)[133]. Это, без сомнения, были не обычные смертные, но исключительные личности, всецело посвятившие себя герметическим трудам и со смирением нёсшие тяготы нашей работы, жертвуя всем ради ея совершенствования.
Более того, мы полагаем, что поиск Истины часто является уделом тех мужчин, которые несут в себе некую склонность к игре, характерную черту женского начала. Три знатные дамы, ведомые маленьким мальчиком, очень похожим на того, который раскачивает колокол, загадочны; присутствовали ли они при алхимической работе, или их сочли недостойными войти в лабораторию и хозяин дома отослал их развлекаться, как отсылают детей?
Святой Павел в 34 стихе 13 главы того же Послания пишет (эти слова объяснили бы мимику их вожатого, его взгляд, движение рук):
«Жёны ваша в церквах да молчат: не повелеся бо им глаголати, но повиноватися, якоже и закон глаголет».