Люций: Безупречный клинок (ЛП) - Сент-Мартин Йен (лучшие бесплатные книги txt) 📗
Наконец–то Хакиту удалось найти то, что он искал. Истинную и действующую дверь, ведущую в царство между реальностью и варпом. Бесчисленные жертвы, предательства, невыносимые страдания в рабстве у самых гнусных главарей легионов-отступников, гибель непостижимого количества разумной жизни привели его к вратам. Свершение этого открытия являлось воплощением величайшего честолюбия Хакита — единственным побуждением, которое после гибели его легиона стало целью всей жизни.
И эту жизнь ему предстояло отдать в обмен на тайну.
Несмотря на всю мощь, закаленную и усиленную в войнах, обеспечивающих его поиски, Хакит не мог увидеть глаз, следящих за ним. Разум, издали наблюдающий за каждым унизительным, залитым кровью шагом его путешествия и продвижения. А теперь и его победы.
Хакит бороздил штормовое пространство Ока на бронзово-багровом звездолёте «Эллипс». Небольшой легкий фрегат — лучшее, на что он мог надеяться во время своего бегства из Сортиария, но он служил колдуну верой и правдой. Его пушки пели тысячи песен, а сама броня выносила всю тяжесть катаклизмов, формировавшихся каждое мгновение в царстве их изгнания. К этому времени команда стала немногочисленной, но состояла из умелых и преданных рабов. Он даже позволил нескольким избранным преклонить колени на мостике перед обзорным окулусом в тот момент, когда открыл путь в запретное.
Тревожные крики вырвались из пастей просперинских горгулий, расставленных по мостику. Из глубин необузданных бурь, проносившихся перед окулусом, возникла тёмная полоска. Она становилась все ближе, пока не превратилась в изящный и хищный силуэт «Диадемы».
— Назад! — крикнул Хакит команде сервиторов, управляющих навигацией «Эллипса».
Небольшой ряд двигателей вспыхнул, и звездолёт развернулся. Из трех пушек, торчащих из борта фрегата, прогремел залп макро-снарядов.
Буйство красок обрушилось на пустотные щиты «Диадемы». Энергетические поля замерцали и поглотили удар, рассеивая и распределяя по защитной капсуле, окружавшей корабль. «Диадема» неустрашимо рванулась вперед, её оружие уже было заряжено.
Обмен репликами оказался безжалостно коротким.
Ударный крейсер представлял собой сверкающий город в космосе, более чем в три раза превосходящий «Эллипс» по размерам. Ясно, чем закончится столкновение фрегата с кораблем таких габаритов.
Кларион выразила желание поиграть с фрегатом в кошки-мышки в пространстве Ока перед тем, как выпотрошить. Композитор скромно, но твердо отклонил ее просьбу. Однако колдун не стал препятствовать, когда та использовала лэнсы «Диадемы», чтобы разрезать добычу на части. Она наслаждалась постепенным разрушением, пока не осталась лишь медленно дрейфующая искалеченная туша. Она была сильно повреждена, но поддержание жизнеобеспечения всё еще оставалось возможным.
Экипаж на борту «Эллипса» должен был оставаться в живых еще какое–то время. Достаточное для того, чтобы Композитор мог подняться на борт и собрать плоды своего тщательного культивирования.
На протяжении всей своей жизни Диренку удалось познать только одну постоянную величину. Боль. Боль от цепей, от жестокости хозяев, от ограничений, которые терпели рабы. Боль от насилия над другими рабами в бойцовских ямах в темноте коридоров «Бойцовой псины». Боль от их убийства, от победы и от выживания. Боль от осознания того, что он продолжит жить и перенесет еще больше страданий.
Шрамы на его теле запечатлели это, равно как и память озверевшего разума. Все эти мгновения кровопролития, тяжкого труда и отчаяния вдруг исчезли из воспоминаний. Стали бледным пятном в сравнении с тем, что мучило его сейчас.
Диренк испытывал палитру чувств, превосходящую все то, что он мог себе представить. Проведя жизнь в рабстве у тех, кто поклонялся Богу Крови и Войны, с безумными алтарями, принимавшими только черепа и всё еще бьющиеся сердца, Диренк ощутил прикосновение божественной силы другой природы. Существа, приносящего удивительные, непостижимые дары, единственной ценой которых была радость от их получения.
Он чувствовал дыхание Слаанеш.
Словно на секунду ему удалось увидеть звездный свет сквозь пелену удушающего смога фабричного мира, но и это у него отняли. Мимолетное прикосновение невообразимого наслаждения. Те, у кого теперь был поводок Диренка, отказывали ему во всем, кроме того, чтобы он дышал божественным мускусом, подаваемым в респиратор. Он втянул его в себя, как только ощутил аромат феромонов. Мучение от воссоединения амброзии с голодными чувствами исчезло так быстро. Даже с такой умеренной радостью он не был в состоянии вернуться к унылому существованию, которое он когда–то вёл, к жизни избитого и жалкого животного на службе у XII легиона. Там к нему относились хуже, чем к скоту, его окружали убийцы. Ему хотелось большего.
Диренку показалось, что он ощутил вкус настоящей жизни, как только вдохнул туман. То, что он чувствовал в данный момент, оказалось похуже смерти. Без амброзии он задыхался.
Цепи вокруг горла Диренка брякнули, сдавливая его даже сквозь плотный скафандр. Из–за толстого материала у Диренка было предобморочное состояние после прогулок по верхним палубам корабля, хозяева которого даже не удосужились упомянуть о том, что он называется «Диадема». Шквал света и звуков ошеломлял, словно путешествие сквозь бешеное течение штормового моря. Это короткое путешествие и оставило его страдать от тошноты в почти полной слепоте.
Еще один дразнящий вдох мускуса удержал его на ногах. Он последовал за сгорбленной мутировавшей фигурой, держащей цепь, и шагнул сквозь узкий люк-диафрагму в стене. Диренка потрясли кромешная тьма и тишина, окутавшие его. На мгновение ему показалось, что он потерял сознание, но тут ошейник сняли, а громоздкий шлем сорвали с его головы под звук шипящего под давлением воздуха. Янтарные полосы потрескивающей и жужжащей энергии люменов вспыхнули наверху.
Диренк стоял в проходе тесной цилиндрической комнаты. По обе стороны от него сидели молчаливые фигуры людей-машин, запертых на тронах с креплениями. Их тела представляли собой ужасный симбиоз плоти и серебра, превосходящий неуклюжую грубость боевых сервиторов. Извивающиеся, резко очерченные творения гибкого и гладкого вида. Лаз-карабины, сегментированные хлысты и клинки, заменявшие их руки от локтя, выглядели так, словно те родились с ними. Каждый из них был особенным, индивидуальным воплощением одного и того же видения, способного создать неразлучную комбинацию из органики и техники. Диренк не понимал, где кончаются их тела из крови и костей и начинаются машины.
— Добро пожаловать, малыш, — голос заставил Диренка упасть на колени. Он съежился, прижавшись к голеням механического симулякра совершенной человеческой женщины, когда рядом раздалась тяжелая поступь керамитовых сабатонов. Плавный скрип кончиков пальцев последовал за мягко лязгающими шагами. Звук исходил из–под бахромы плаща, сотканного из всех возможных органов чувств. Носы уловили запах Диренка, а налитые кровью глаза в одночасье уставились на него.
— Тебе нравятся питомцы Оливо? — Композитор указал на ряды сервиторов. — Что подумал бы Красный Мир, если бы увидел, как восхитительно он огранил плоть?
Колдун хихикнул, и из–под его сияющего шлема донесся ужасающий звук. Он остановился в конце туннелеобразного помещения, сел на пустой трон и пристегнулся. Палуба под ладонями Диренка завибрировала.
Он находился внутри абордажной торпеды.
— Я собираюсь достать знания огромной важности, и ты внесешь свою лепту. Можешь гордиться собой.
Он указал на трон напротив себя, но Диренк, как вкопанный, остался стоять на коленях.
После долгого молчания Композитор склонил голову набок.
+Ты должен обезопасить себя, если хочешь пережить наше путешествие.+
Диренк закричал от режущего давления голоса колдуна внутри своей головы. Композитор снова откинулся на спинку трона. Раб взял себя в руки, кровь капала из его носа на палубу. Он поднялся, пошатываясь, доковылял до трона и застыл.
