У ворот Ленинграда. История солдата группы армий «Север». 1941—1945 - Люббеке Вильгельм (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Когда деду исполнилось 80 лет, он получил в подарок от местной компании, которая покупала наше зерно, небольшую коробку. Предвкушая найти в посылке несколько бутылок вина, он с негодованием обнаружил в ней портрет Гитлера в деревянной раме. Из всей моей семьи он был, видимо, единственным, кто относился к нацистам столь отрицательно.
Еще до того, как Гитлер пришел к власти, менее всего я понимал враждебность нацистов в отношении еврейского населения. Я смотрел на еврея как на немецкого гражданина, только исповедующего другую религию. У меня никогда не было с ними проблем, и враждебность к ним со стороны нацистов казалась мне иррациональной. Впрочем, возможно, не только мне, но и другим немцам.
Евреев в Пюггене не было, но моя семья длительное время поддерживала дружеские коммерческие отношения с еврейским предпринимателем из Берлина. Вплоть до середины 30-х гг. он регулярно наведывался к нам на грузовике и закупал яблоки из нашего сада. Еще один еврей, которого я знал в моей юности, был ветераном Великой войны. Он был ранен в бою и затем до самой смерти жил с металлической пластиной в голове.
В 1933 г. нацистский министр пропаганды Йозеф Геббельс начал длительную кампанию в средствах массовой информации по очернению евреев. Будучи более образованным, чем фюрер, Геббельс обладал ораторским даром не меньшим, чем у Гитлера. Он умел убеждать.
Нацисты пытались найти любую причину, чтобы обвинить евреев в эксплуатации немцев, которые пострадали от финансового кризиса во время Великой депрессии. Более того, пропаганда утверждала, что вступившие в тайный сговор евреи и были главной причиной всех бед Германии и остального мира. Поскольку большинство людей верят в то, что видят и слышат, монополия нацистов на средства массовой информации давала им исключительную возможность манипулировать общественным мнением.
Постоянно повторяемые обвинения постепенно убедили большинство немцев в том, что евреи являются потенциальной угрозой для немецкого общества. Я не разделял подобных антисемитских взглядов, но с равнодушием относился к бедам еврейского народа. В результате нацистской пропаганды многие немцы в эти годы с безразличием воспринимали гонения на евреев.
Глава 3. Прелюдия к войне. 1936–1939 гг.
7 марта 1936 г. мы услышали по радио о приказе Гитлера ввести немецкие войска в расположенную вдоль границы с Францией Рейнскую область, которая была демилитаризована согласно Версальскому мирному договору. Диктор сообщил о высказанном фюрером мнении по данному вопросу и рассказал, как происходила передислокация немецких частей. Этот демарш должен был подтвердить суверенное право Германии на эту немецкую территорию. Подобные действия, восстанавливавшие историческую справедливость, вызвали у немцев прилив гордости. Военная операция, не встретившая сопротивления, усилила поддержку Гитлера в обществе.
Когда мы ходили в кино, – а это была середина 30-х гг., – художественный фильм предваряла кинохроника о больших собраниях нацистской партии и устраиваемых ею парадах. Моим родителям довелось побывать в Берлине в 1936 г. и непосредственно увидеть Олимпийские игры, организованные нацистами с необыкновенным размахом. Многие, в том числе и наша семья, рассматривали все эти представления просто как некую разновидность пропаганды. Тем не менее мы, возможно наивно, полагали, что наши отношения с соседними государствами улучшатся, если они увидят возрожденную, сильную Германию.
Многие продолжали испытывать чувство горечи от перенесенного унижения при заключении с Францией и Англией [10] Версальского договора с побежденной Германией, людям не нравилась изоляция страны и ее оторванность от общества других цивилизованных и развитых стран, частью которого была Германия. Мы также чувствовали угрозу со стороны варварского и отсталого коммунистического режима в России. Принимая во внимание, что обеспечение безопасности Германии требовало увеличения расходов на военные нужды, на которые налагал ограничения Версальский договор, Гитлер пошел и на это, и в результате соседние страны начали относиться к Германии не с уважением, а как к непосредственной угрозе их безопасности.
По мере того как численность вермахта увеличивалась и шло интенсивное обучение солдат, стала заметнее проявляться активность военных кругов. 21 сентября 1936 г. Германия провела самые большие маневры со времени окончания Великой войны, в которых принял участие мой кузен Генрих. Во время маневров были использованы грузовики, которые за ночь перебросили целую дивизию от Рейна на западе до Одера в Восточной Германии. Генрих позднее рассказал мне, что нехватка транспорта вынудила командование конфисковать все, какие только возможно, гражданские грузовики для успешного завершения операции.
Мне было 16 лет, и на меня все эти военные приготовления производили сильное впечатление. Стоя в одиночестве на пороге нашего дома, я часами наблюдал за тем, как нескончаемый поток машин с пехотинцами и громыхавшими орудиями проходил по главной дороге через нашу деревню. Тогда у меня в первый раз появилось желание самому испытать, что такое солдатская служба. Нацистский режим неудержимо влек страну к новой войне.
В это время мысли о женщинах все больше посещали меня. Годом ранее я в первый раз отправился один на поезде навестить своих родственников в Нордхаузене. Там я встретил мою вторую кузину Руфь. Два года спустя она побывала с ответным визитом у нас в Пюггене. Наши отношения переросли в мой первый роман, хотя между нами ничего серьезного не было; мы обменялись лишь невинными поцелуями. В знак моего расположения к ней я оставлял вечером на ее подушке шоколадную конфету.
После того как мне исполнилось шестнадцать, я попросил родителей дать мне денег для оплаты уроков танца, которые проходили каждую неделю в Бетцендорфе. Поскольку у нас не было возможности общения с девушками вне школы, эти танцевальные классы были одними из тех немногих мест, где мы могли с ними встречаться. Такие встречи помогали сохранить в тайне наши отношения.
Во время занятий, обучаясь вальсу, польке и прочим модным танцам, я познакомился с очаровательной Хильдой, жившей в соседней деревушке Аудорф. Негласные правила общественного поведения не разрешали нам назначать свидания, и приходилось держать в тайне от ее родителей наши отношения. Хотя мои родители знали, что я встречаюсь с девушкой, они доверяли моей порядочности и никогда не задавали вопроса, кто она.
Хильда и я планировали каждый раз наши встречи, а и было-то их всего три или четыре, словно тайную операцию. В 6 или 7 часов вечера я садился на велосипед и ехал в Аудорф, расположенный в 13 километрах от Пюггена. Там я тайно встречался с ней на ее ферме. Надеясь, что ее родители не обнаружат нас, мы болтали и флиртовали в амбаре до полуночи. Мы целовались, хотя принятые тогда правила поведения запрещали это. Однажды она даже пригласила меня в свою комнату в доме, но я отклонил ее предложение, не желая, чтобы нас застали ее родители.
Мы старались во время свидания сохранять бдительность, опасаясь, что нас может застать ее отец, да вдобавок я не спускал глаз со своего велосипеда. Ребята из Аудорфа, мои соперники, могли запросто украсть его в отместку за то, что я «покусился» на девушку на их территории. К счастью, я избежал обеих опасностей.
Когда в моей жизни происходили все эти события, моя семья приняла двух семнадцатилетних девушек из Восточной Германии. Они должны были помогать моей матери и учиться в течение года вести фермерское хозяйство. Вместо добровольного выбора своих занятий, как это было в прошлом, теперь девушки должны были пройти обязательное обучение. Решение нацистских властей касалось всех женщин. Девушки были последними практикантками в нашей семье.
В Пюггене было всего две-три девушки их возраста, поэтому они тут же привлекли к себе внимание нескольких парней из нашей деревни. Мои родители выделили девушкам комнату на втором этаже на южной стороне дома. Но местные парни ошибочно посчитали, что они остались на северной стороне.
