Грозный. Буденновск. Цхинвал. Донбасс - Сладков Александр Валерьевич (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
– А вы куда летите?
А меня замкнуло – не помню! Смотрю на эту красавицу в аэрофлотовской униформе, как баран на айпад. В башке – «солянка сборная мясная». Бью наугад:
– Астрахань, что ли?
– Молодой человек, мы отсюда в Астрахань не летаем.
– Архангельск, девушка, Архангельск! Извините…
И вот теперь Владикавказ. Родная Северная Осетия. Буйный Терек. Набережная. Гостиница. Полулюкс. Клонит ко сну. По телевизору РИК [6]. И вдруг… Цхинвал! Новости! Обстрел! Опоздал! Лентяй! Фыдчин-картофчин, теплая постелька. Как я мог! Ладно, ладно. Надо думать, как выбираться.
Звонок Юли Ракчеевой, замглавного редактора «Вестей»:
– Саша! Не можем поговорить с Цхинвалом, там наша «тарелка».
– Связи нет?
– Они ничего не могут сказать!
Не понимаю. Звоню сам. Понимаю. В трубке визжат!
– А‑а‑а! Нас убивают!
– Спокойно, спокойно…
– Нас бомбят! Вы там, а мы здесь! А‑а‑а!
– Блин, заткнись! Кто там вас убивает? Где вы стоите?
– Здесь, здесь! Стреляют!
– Вам надо потихоньку перебираться к штабу миротворцев, там безопаснее. Там наши военные. С их головы волос не упадет. Туда двигайте. Мы сейчас выезжаем к вам, будем вытаскивать.
– А‑а‑а!
Выясняю: со мной говорит кто-то из персонала «тарелки». Прошу на связь Андрея Чистякова, нашего корреспондента в Пятигорске. Он в Цхинвале, караулит войну уже пару недель. Дождался, видать… Андрей объясняет: «тарелка» уже стоит возле штаба. Там же группы ОРТ, НТВ, украинское телевидение, «Известия». Сидят в бункере. Покидают его лишь для того, чтоб выйти в эфир. В самом городе толком никто не снимает. На улицах рубиловка идет в полный рост! Черт!
– Андрюх, я во Владикавказе. Сейчас же берем тачку и едем к вам.
– Давай, если успеешь.
Мечусь по апартаментам, как волк в колесе (ну не белка же). Ребята в соседнем номере, ждут команды.
Узнаю: глава Северной Осетии Таймураз Мамсуров уже уехал в Цхинвал. На такси, прямо из Кисловодска, из дома отдыха. Таймураз – мужчина! Несколько лет назад он был председателем правительства республики. И его дети, мальчик и девочка, попали в заложники – в школе, в Беслане. Для переговоров с бандитами приехал Руслан Аушев, бывший президент соседней Ингушетии. Узнав, что дети Мамсурова тоже в школе, предложил:
– Таймураз, я выведу их.
Как бы я повел себя в той ситуации? Не знаю… Мамсуров отказался.
И его дети спаслись! Мальчика выбросило в окно взрывной волной. Девочку нашли в спортзале, последней в ряду живых. Дальше лежали уже мертвые дети. Вот так.
Ночью ехать в Цхинвал никто не желает. Ира Таболова, наш ангел, наш спаситель, наш друг, наше все! Директор владикавказского репортерского агентства «Иринформ». Она говорит: «Есть машина. Белая „семерка“. Подъедет к гостинице». Хорошо Отлично, «камикадзе» найден.
Светает. 8 августа. Едем. Чем ближе к «дырке» [7], тем больше на обочинах боевой техники. Сломана? Видимо да. Обгоняем танковые колонны. Силища прет! Ща как навернем, одна пыль останется! Грузия посмела напасть! Белены объелись? Потанцуйте, ребята, попейте вина! Не надо воевать!
Границу проходим быстро. Туда – никого. Оттуда толпа. Много мужчин. Вопрос: они что, не под ружьем, что ли? А где же «югоосетинская гвардия»? Ладно, на месте разберемся. Прямо возле «дырки» подбираем женщину. Плачет: сын остался в Цхинвале. На звонки не отвечает. Настроение портится – я такой плач уже слышал. По убитым, пропавшим без вести. Сухум, Душанбе, Тирасполь, Сараево, Грозный, Приштина, Буденновск, Кизляр, снова Грозный… Кожей ощущаю: шутки кончились. А что, кто-то палкой тебя сюда гнал? Сидел бы дома. Ты вообще в отпуске. Ладно, ладно – внимание, впереди медалеопасное [8] направление.
Петляем по серпантину. Джава – первый крупный поселок. Площадь. Много мужчин. Молодых и не очень. В камуфляже, в спортивных костюмах. Все с оружием, перемотанные пулеметными лентами. Лица угрюмые, мужественные. Вот молодцы ребята, готовы к бою. Если здесь, в тылу, такой резерв, представляю, сколько их в городе.
Знакомимся с одним из местных. У него на груди РПД, ротный пулемет Дегтярева времен Второй мировой войны. Договариваемся снять у него дом на пару дней. Едем смотреть. Калитка, двор. В здание проходим через подвал. Там женщины, дети – приготовились к долгой осаде. Настроение у них боевое, даже шутят. А нас расселяют наверху. Паркет. Кухня, комната с несколькими заправленными кроватями. Бросаем рюкзаки, бронежилеты, и обратно на площадь. А там жизнь кипит! Милиционеры какие-то, беженцы, старушки с палочками, дети плачут. Мимо мчится «девятка». Багажник открыт. В нем двое мужиков, все в пыли, как в грязной муке. Из салона кричат:
– Где санчасть?!
– Там!
Разворачиваемся, мчимся вслед. Справа памятник Сталину. Вождь смотрит прямо, поверх голов – как будто обиделся и не хочет ни с кем общаться. А мы с визгом горячих покрышек сворачиваем с дороги вниз. Вагончики. Из «девятки» уже вытягивают бородатого парня. Он стонет в голос. В животе маленькая такая дырочка. И тоненькая струйка крови. На вид – ничего страшного.
– Я один выжил. Остальные там, на Дзарской дороге. В машине… Ааа…
Вы не видели, как умирают раненные в живот? Сначала человек общается, отвечает на все вопросы. Никакой обреченности. Час проходит, два… Человек тает на глазах. Пять часов, агония – и все. Так мой дружок умер, Витя Нечепко. В 2001‑м. Незадолго до того встретились мы с ним в чеченских горах, в Хатуни. Их 119‑й парашютно-десантный полк прикрывал ущелье. Только я спрыгнул в пыль с БМД, подходит ко мне офицер. Немолодой уже. Майор.
– Ребят, говорят, тут у вас кто-то из Монино.
Смотрел я на него, смотрел…
– Витя, ты?!
Мы выросли в одном гарнизоне. Занимались в одной спортшколе. Я легкой атлетикой, Витя лыжами. Он вечно их с собой таскал – то в автобус, то из автобуса. Бредил десантом. Два раза поступал в рязанское училище ВДВ. На третий поступил. Встретились мы тогда, неделю наговориться не могли. Все детство свое вспоминали.
Я уехал домой на побывку. Позвонили: «Витя погиб…» Все обыденно. Обстрел колонны. Бой. В животе пуля. Носилки, Веденская комендатура. Час, два… Командующий никак не давал вертолет. А потом было поздно.
Так-так-так! Возвращаемся в реальность: Джава, медпункт, врач. Рядом мужчина какой-то в трениках и в рубашке навыпуск. Две медсестры в ослепительно белых халатах. Рядом молодой осетин в «горке» [9]. С автоматом. Раньше, помню, «горку» носили только разведчики и спецназ. Это был атрибут избранных. Тыловик в «горке»? Тоже бывало, но незаслуженно. Теперь носи все, что купишь. Один поход в «Спецодежду» – и ты уже рэкс [10]! Помню, как-то в одном московском военторге ментовский полковник скандалил перед кассой с «нештатным» бушлатом в руках:
– Что вы мне даете? Он же шуршит. Его ведь слышно.
Ну да… Пузо, как дирижабль, а сам, видно, в засаду собрался. «Шуршит!» Понтуется перед штатскими, дешевка. Ладно, что-то я разошелся. Итак, Осетия, Джава. Раненые и рядом парень в «горке». Говорит, по-кавказски растягивая слова.
– Никак не могу попасть в город. Дорога перерезана. Гляжу – люди лежат. Взял раненого и сразу обратно.
Так. Вот вам первая информация: дорога перерезана. Беженцев щелкают, как зайчиков в тире. Значит нам туда. Страх прошел. Где вы там – ОРТ, НТВ? Где CNN, BBC, NHK? Где вы, хваленые парни с пухлыми от евро карманами? Мы вас всех обязательно сделаем! Ищу глазами нашего камикадзе на белой «семерке».
– Давай, «божественный ветер» [11], рвем в Цхинвал.
Водила жмет газ. Азартный ты, Парамоша! Вот он, настоящий кавказский темперамент. Едем, пока что-нибудь не остановит. Или кто-нибудь. Над нами проходит пара штурмовиков. Ну вот, наша авиация уже работает.
