Курская битва. Оборона. Планирование и подготовка операции «Цитадель». 1943 - Букейханов Петр Евгеньевич
Кроме этого, по мере мобилизации военнообязанных из внутренних районов СССР изменилось и настроение солдатского контингента Красной армии – люди узнали, что такое война, поэтому стремились не допустить ее прихода к своему дому, чтобы их семьи не сталкивались с бомбардировками, голодом, нищетой и карательными мерами немцев против «партизан»-диверсантов из органов государственной безопасности СССР. Такие настроения только укреплялись репрессивными санкциями, которые советское военно-политическое руководство стало применять в отношении семей тех военнослужащих, которые оказались в германском плену.
Положительное значение для успеха советской пропаганды и контрпропаганды имело и возвращение к эксплуатации идей национального патриотизма наряду с интернационализмом, возрождение православной религиозности и исторических традиций русской армии.
Наряду с этим, по мере увеличения технической оснащенности Красной армии, возрастала и доля военных специалистов с технической подготовкой и навыками среди артиллеристов, танкистов, летчиков, связистов, помимо собственно военных инженеров. Эти люди, являвшиеся в основном младшими офицерами, стали ощущать свою особую сопричастность к военным успехам на фронте, так что прежние пропагандистские приемы немцев на них практически не действовали.
Примечательно, что советское военно-политическое руководство извлекло уроки из опыта войны и впоследствии успешно использовало специальные пропагандистские операции, например в ходе военного конфликта в Афганистане в 1989–1990 годах. Тогда командование советской 40-й армии организовало так называемые боевые агитационно-пропагандистские отряды в составе врачей, агротехников, учителей, инженеров и журналистов-пропагандистов, которые выезжали в населенные пункты на контролируемой советскими войсками территории и здесь оказывали людям разностороннюю практическую помощь в решении повседневных бытовых вопросов и жизненных проблем. Одновременно эти выезды широко освещались средствами массовой информации и служили эффективным средством информационно-психологического воздействия как на население Афганистана, так и на международную общественность.
В части реальных мероприятий германского руководства советское население стало быстро разочаровываться в формах и методах проведения оккупационной политики. Со стороны оккупационных властей целесообразно было издание декларативных актов о правах и свободах, введение частной собственности на землю, орудия труда и средства производства, освобождение хотя бы части военнопленных и их передача на поруки родственникам и тому подобное, однако, по существу, все это оказалось не сделано.
Хотя отдельные попытки двигаться в данном направлении немцами предпринимались. Так, 25 июля 1941 года был издан приказ генерал-квартирмейстера командования сухопутных войск № 11/4590, касающийся освобождения советских военнопленных некоторых национальностей: немцев, эстонцев, латышей, литовцев, а также украинцев и белорусов, исповедующих католическую веру (всего было освобождено более 318 тысяч человек) [122].
В зоне оперативной ответственности командования 2-й танковой армии группы «Центр» по инициативе командующего армией генерала Рудольфа Шмидта (Rudolf Schmidt) был создан автономный «Особый Локотской округ», который летом 1942 года включал восемь районов Орловской и Курской областей с населением около 581 тысячи человек (по другим данным – до 1,5 миллиона человек), где власть находилась в руках органов русского самоуправления – администрации обер-бургомистра Бронислава Каминского (Каминьского), контролировавшего волостные и уездные власти, а также вооруженные формирования из числа местных жителей и военнопленных (в 1942–1943 годах насчитывали 10–15 тысяч бойцов) [123]. Колхозы и совхозы здесь уничтожили, их имущество и пахотные земли передали крестьянам в соответствии с указом обер-бургомистра № 185 от 23 июня 1942 года «О восстановлении справедливости в отношении раскулаченных» [124], а сотрудничество с немцами состояло в поставках продовольствия, ремонте дорог, поддержании порядка и борьбе с так называемыми «партизанами» (диверсантами советских специальных служб и органов государственной безопасности).
Однако, несмотря на такие исключения, в целом стиль управления немецкой администрации формировался в соответствии с так называемыми «Директивами по руководству экономикой во вновь оккупированных восточных областях», подготовленными еще до начала войны против СССР, а также общими предписаниями высшего руководства национал-социалистической партии Германии (например, предписание о сохранении достояния СССР, о конфискации еврейского имущества, о ценообразовании и заработной плате, об упразднении большевистских институтов в области сельского хозяйства, о реорганизации кустарного производства и мелкой промышленности и т. д.), среди которых главным было «Предписание фюрера об управлении вновь занятыми восточными территориями» от 17 июля 1941 года [125].
Эти директивы и предписания отличались принципиальной негибкостью и рассматривали население оккупированных областей не как партнеров, а как политико-экономический «объект». Так, даже на территории Прибалтики, вошедшей в рейхскомиссариат Остланд, предписанием от 29 ноября 1941 года было отменено наследование предприятий и фирм, что фактически подтверждало результаты советской экспроприации и позволило немецким компаниям присвоить себе почти всю местную промышленность [126]. Причем управление промышленными предприятиями со стороны немцев длительное время было неудовлетворительным, поскольку местные инженерно-технические и управленческие кадры произвольно замещались немецкими специалистами, которые не знали специфики производства и технологии. В совокупности подобных ошибок можно обнаружить те основные причины, по которым германское военное производство отставало от военного производства СССР, и одной из важных причин, как видно, был приоритет идеологических установок над принципами оптимального управления экономикой. Историки и экономисты всегда винили в этом советское политическое руководство, но в ходе войны оказалось, что управление советской экономикой организовано более рационально с точки зрения обеспечения военных нужд государства, чем в национал-социалистической Германии.
Аналогично в области сельского хозяйства в соответствии с аграрным законом от 15 февраля 1942 года (опубликован 26 февраля) земля на оккупированной территории СССР передавалась крестьянам только в пользование, а не собственность [127]. Такие структуры, как колхозы и совхозы, ненавидимые крестьянским населением, сохранялись в виде сельских товариществ, что позволяло централизовать их под управлением немецких чиновников. Только в 1943 году второй аграрной директивой рейхсминистерства Германии по делам оккупированных восточных территорий колхозы были распущены (хотя из их состава могли выйти только мелкие хозяйства), и в это же время началась реприватизация [128]. Однако данные мероприятия уже опоздали. Все сделанное ранее позволило советской пропаганде наглядно показать и доказать населению СССР, что жизнь при немцах станет хуже.
Кроме этого, специальным диверсионным отрядам, забрасывавшимся советским командованием в тыл немецкой армии, удалось развернуть так называемое «партизанское» движение, карательные методы борьбы с которым обострили отношения между населением и германскими военнослужащими (здесь и далее, за исключением изложения сведений из определенных источников информации, термин «партизаны» употребляется в кавычках, поскольку автор разделяет обоснованное фактическими данными мнение С. Веревкина [129], что так называемое «партизанское» движение на оккупированной территории СССР было организовано советскими органами государственной безопасности, централизованно руководилось ими и снабжалось основными видами предметов материально-технического обеспечения и вооружения, включая артиллерию и минометы, – за время войны «партизанам» было передано около 48 тысяч автоматов, свыше 4,6 тысячи пулеметов, более 3 тысяч противотанковых ружей, 29 орудий и 2365 минометов [130]; «партизанские» отряды пополнялось количественно и поддерживалось на качественном уровне за счет специально подготовленных бойцов-диверсантов, которые образовывали боеспособную часть «партизанских» групп и отрядов, – так, в марте 1943 года на Ленинградском фронте в районы Луги и Новгорода была переброшена авиацией партизанская бригада в составе 430 человек для совершений диверсий на железнодорожном транспорте [131]; в качестве примера: двоюродный дед автора по отцу – Валерий Николаевич Федорцев-Синицын, 1923 года рождения, уроженец поселка Салтыковка Московской области, с началом войны был призван в Красную армию, прошел специальную подготовку и десантировался в составе диверсионной группы на территорию оккупированной Брянской области, поскольку там у него имелись родственные и дружеские связи, после выполнения специального задания присоединился к «партизанам» и погиб в бою 10 марта 1942 года).
