Утерянные победы. Воспоминания генерал-фельдмаршала вермахта - Манштейн Эрих фон (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Перераспределение главного усилия немецкого наступления по-прежнему находилось в зависимости от хода операции. Группа армий «А» не получила бронетанковых соединений, включение которых в ее состав с самого начала операции, согласно нашему плану, позволило бы захватить противника врасплох в Южной Бельгии и обойти его с тыла в направлении устья Соммы. Также группа армий не была уверена в получении дополнительной армии, необходимой для контратаки с целью прикрытия нашего удара по перешедшему в контрнаступление противнику.
Иными словами, мы упорствовали в той самой неисправимой «ошибке на первых этапах развертывания». Лица, облеченные властью, не желали сделать шаг, который генерал Йодль в феврале 1940 года назвал «окольной дорожкой, на которой можно попасться в руки бога войны».
Не вполне сознавая это, Верховные командования Германии и союзников пришли к общему выводу, что безопаснее атаковать друг друга в лоб в Северной Бельгии, чем ввязываться в рискованную операцию – с немецкой стороны в случае принятия плана группы армий «А», а со стороны союзников в случае уклонения от решающего боя в Бельгии для нанесения мощного удара по южному флангу немецкого наступления.
Тем временем произошло событие, в котором впоследствии многие увидели решающий фактор, повлиявший на принципиальные изменения, произведенные позднее в плане операции в соответствии с рекомендациями группы армий «А».
Начальник оперативного отдела штаба 7-й воздушной дивизии случайно совершил посадку на бельгийской территории, в результате чего по крайней мере часть оперативной директивы, предназначавшейся 1-му воздушному флоту, попала в руки бельгийцев. Нельзя было не учитывать той возможности, что бельгийцы сообщат западным державам о существующем оперативном плане.
По существу, эта неприятность не привела к изменению оперативного плана, хотя, возможно, позднее склонила Гитлера и ОКХ к тому, чтобы они приняли во внимание предложения нашей группы армий. Совещание, проведенное командующим сухопутными силами 25 января в Бад-Годесберге, куда были приглашены генералы, командующие группами армий «А» и «Б» и подчиненными армиями, показало, что принципиальная позиция ОКХ осталась неизменной. Хотя совещание состоялось значительное время спустя после упомянутого инцидента, задачи групп армий и армий не изменились. Была лишь несколько расширена роль группы армий «Б», которая теперь предусматривала оккупацию 18-й армией всей территории Голландии, а не только, как намечалось раньше, ее частей, расположенных вне так называемой «Голландской крепости». Что касалось группы армий «А», все осталось по-прежнему. Хотя мы добились, чтобы в район действий нашей группы армий перевели штаб 2-й армии, она, как и 14-й моторизованный корпус, оставалась в распоряжении ОКХ. Несмотря на мое сообщение, по распоряжению моего начальника, о том, что удар одного 19-го танкового корпуса через Арденны сейчас, когда враг собрал значительные силы (2-ю французскую армию) на Маасе, не принесет нам успеха в Седане, фон Браухич все еще отказывался включить его в состав нашей группы армий. Из этого явствовало, что Верховное командование по-прежнему настроено не менять направления главного удара, пока не станет ясен дальнейший ход операции. Это же доказало, что факт попадания оперативной директивы к бельгийцам никак не повлиял на мнение высшего руководства.
Тем не менее через пять дней после этих заявлений, сделанных 25 января, штаб группы армий направил в ОКХ еще один меморандум на основе сведений о противнике, предоставленных между тем разведкой. Мы указали, что теперь необходимо учитывать возможность присутствия в Южной Бельгии мощных французских сил, в особенности механизированных частей. В таких обстоятельствах бессмысленно было надеяться, что один 19-й танковый корпус будет в состоянии преодолеть вражескую группировку или форсировать реку.
Наше мнение подтвердилось на учениях, проводившихся в Кобленце 7 февраля, когда мы проверяли способность к наступлению 19-го танкового корпуса и двух армий нашей группы. Учения ясно показали, насколько проблематично изолированное применение 19-го корпуса. У меня создалось впечатление, что генерал Гальдер, присутствовавший на учениях в качестве наблюдателя, наконец-то начал понимать нашу правоту.
Между тем в моей собственной судьбе наступил неожиданный поворот. 27 января меня уведомили о назначении командиром 38-го корпуса, который должен быть сформирован в тылу. От генерал-полковника фон Рундштедта я узнал, что командующий сухопутными силами конфиденциально сообщил ему об этом уже на совещании 25 января. Причина была в том, что меня нельзя было и дальше обходить при назначениях командиров в новые корпуса, поскольку генерал Рейнхардт, уступавший мне по выслуге лет, тоже получил корпус. Хотя в моем назначении не было ничего, что отличало бы его от обычного продвижения по службе, все же эта смена начальника штаба группы армий в тот момент, когда предстояло масштабное наступление, казалась очень странной. В конце концов, были и другие способы решить вопрос о выслуге лет, послуживший для нее предлогом. Поэтому вряд ли можно сомневаться, что мой перевод объяснялся желанием ОКХ отделаться от назойливого раздражителя, который осмелился составить план операции, идущий вразрез с их планом.
По окончании упомянутых учений, в проведении которых я участвовал, фон Рундштедт перед всеми присутствующими поблагодарил меня за мою деятельность на должности начальника штаба нашей группы армий. Он подобрал такие слова, в которых отразились доброта и благородство этого талантливого военачальника. Кроме того, для меня большим удовлетворением стало то, что генералы Буш и Лист, командующие двумя армиями в составе нашей группы, а также генерал Гудериан не просто сожалели о моем уходе, но искренне были им огорчены.
9 февраля я выехал из Кобленца в Лигниц.
Однако мои верные сотрудники полковник Блюментритт и генерал-лейтенант фон Тресков не собирались отступать и считали, что моя отставка означает конец борьбы за наш оперативный план.
Я думаю, именно Тресков побудил своего друга Шмундта, шеф-адъютанта Гитлера, найти для меня возможность лично доложить Гитлеру о наших соображениях по поводу организации наступления на западе.
Так или иначе, 17 февраля я был вызван в Берлин для представления Гитлеру вместе с другими вновь назначенными командирами корпусов. После беседы был дан обед, во время которого, как обычно, главным образом, говорил Гитлер. Он выказал удивительную осведомленность в области технических нововведений как у нас, так и в государствах противников, а донесение о нападении британского эсминца на транспортное судно «Альтмарк» в норвежских территориальных водах вдохновило его на пространную речь о неспособности малых государств соблюдать нейтралитет.
Когда после обеда мы прощались с Гитлером, он пригласил меня к себе в кабинет, где предложил вкратце изложить свои соображения по поводу проведения операции на западе. Мне не ясно до конца, успел ли Шмундт доложить ему о нашем плане, и если так, то в каких подробностях. Во всяком случае, он удивительно быстро схватывал те взгляды, которые наша группа армий отстаивала в течение вот уже многих прошедших месяцев, и полностью согласился с моими доводами.
Сразу же после этого разговора я составил следующую записку для сведения штаба группы армий «А»:
«Во время представления фюреру в качестве командующего 38-м корпусом 17 февраля 1940 года бывший начальник штаба группы армий «А» имел возможность представить точку зрения группы армий на проведение операции на западе. Суть его заявлений заключается в следующем:
1. Целью наступления должен быть решительный успех на суше. В политическом и военном отношении риск слишком высок для частных целей, определенных существующей оперативной директивой, то есть разгром по возможности наибольших соединений противника в Бельгии и захват части побережья Ла-Манша. Целью должна быть окончательная победа на суше.
