Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина - Минаков Сергей Игоревич (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Стилистика этого письма выходит за пределы традиционного эпистолярного жанра. Это – поэзия, это настоящая «Ода генералу Бонапарту», написанная Суворовым, вдохновленным ярким образом Бога Войны, вдруг явленного ему в пламени Великой Французской революции. Он сравнивает его с Юпитером, побеждающим «природу и людей», называет его «гигантом», «колдуном-волшебником», видит в нем нового Александра Великого. Бонапарт был единственным, в своем отношении к которому Суворов позволил себе столь откровенно-восторженные оценки.
Однако умудренный жизненным, военным и политическим опытом, старик-фельдмаршал, что знаменательно, почти пророчески завершал свое восхищение: «…Вот мое заключение: пока генерал Бонапарт будет сохранять присутствие духа, он будет победителем; великие таланты военные достались ему в удел. Но ежели, на несчастье свое, бросится он в вихрь политический, ежели изменит единству мысли, – он погибнет»412. Четко сформулированная мысль Суворова будто выразила предчувствие Отечественной войны 1812 года и скалу Святой Елены. В Бонапарте русский полководец почувствовал готовность (быть может, еще не осознаваемую самим Бонапартом) ввязаться в политическую бурю, а классика военной науки, современника и участника наполеоновских войн К Клаузевица военное искусство и военно-политическая деятельность Наполеона, возможно, подтолкнули к классической формуле: «Война – это продолжение политики другими средствами».
Увлечение Наполеоном – символом воплощения и укрощения Революции – для молодых и амбициозных офицеров старой русской армии, оказавшихся как среди «белых», так и среди «красных», было весьма характерно. Вопреки сложившемуся мнению, никакого «культа Наполеона» в военном, в том числе «академическом» образовании в России не было. Оно формировало мировоззрение русского офицера-генштабиста на идеалах и нормах немецкого Генштаба. Образцом для подражания был, скорее всего, германский офицер-генштабист. Интерес к военному искусству Наполеона считался почти анахронизмом,413 а увлечение Наполеоном как полководцем было своего рода легкой фрондой. Однако в самой ставке Верховного Главнокомандующего поклонником Наполеона и его военного искусства был давний близкий приятель и советник генерала М.В. Алексеева генерал-лейтенант Е.В. Борисов414. Скрытая и открытая пропаганда наполеоновского искусства «революционной войны» имела место и в Красной армии415.
Стереотипный взгляд на Русскую революцию всегда стремился разглядеть в ее развитии и эволюции этапное сходство с Великой Французской. Проводились параллели между их стихийно-народным началом, между якобинской и большевистской диктатурами, рассуждали о русском «Термидоре», ожидали и пытались угадать «персону» «русского Наполеона» среди революционных генералов.
«Наполеонизмом» страдали многие молодые офицеры, как в Красной, так и в белой армиях, возносившиеся волнами Революции на гребень временного или долговременного реального военного успеха или ожидания такового. Революция и Гражданская война подорвала и в основном разрушила дореволюционную военную иерархию, выдвинув на самый верх, в состав «боевой» военной элиты, вчерашних незаметных армейских и младших гвардейских офицеров, поставив их рядом с заслуженными и солидными генералами и «генштабистами».
«…Вождей (армий) можно было бы разделить на три группы, – считал генерал-майор фон-Лампе, рассуждая о высших командирах и «белой», и «красной» армий, – старые военачальники Русской армии, начальники, выдвинувшиеся из рядового офицерства, и, наконец, начальники, выдвинутые волной революции и революционной борьбы. В числе лиц, принадлежавших к первой группе, белые армии имели в своих рядах почти всех выдающихся русских вождей европейской войны. Мы видим в рядах белых двух Верховных Главнокомандующих – Алексеева и Корнилова; мы видим главнокомандующих армиями фронта – Деникина, Драгомирова и Иванова; мы видим в рядах белого генералитета почти исключительно лиц с высшим военным образованием или теоретическим цензом…»416.
И классификация, и подбор «генералов», сделанные А. фон-Лампе, уязвимы для критики, но, не останавливаясь на этом, обращаю внимание в данном случае на главное. «Что касается второй и третьей группы, – продолжает генерал свою классификацию, – то в этом отношении я не вижу никакого различия между красными и белыми рядами: если у красных были Гиттис и Тухачевский, офицеры по службе и образованию, то у белых были Покровский и Шкуро; если у красных командовали порожденные революцией матрос Дыбенко и вахмистр Буденный, то в белых рядах командовали Пепеляев, фельдшер Гайда, вышедшие из казачьих низов генералы Топорков и Павлюченко…»417. Итак, типологически Гиттис, Тухачевский, Покровский, Шкуро включены фон Лампе во «вторую группу» командиров эпохи гражданской войны. Все они кадровые «офицеры по службе и образованию», от капитана до подполковника, но без «академического» образования для получения генеральских чинов, которыми их наградила гражданская война.
На первый взгляд, фон-Лампе некорректно включает в группу «генералов» из кадровых офицеров «по службе и образованию» людей разного возраста и разных исходных чинов: Тухачевский и Покровский – молодые капитаны, т. е. обер-офицеры, до 30 лет; Гиттис и Шкуро – полковники, т. е. штаб-офицеры. Однако при внимательном рассмотрении все объясняется. Просто фон Лампе берет типичных для данной группы кадровых офицеров двух разновидностей – именно молодых обер-офицеров, стремительно «выскочивших» в «генералы» (Тухачевский и Покровский), которым в 1918 г. не было еще и 30 лет. Вторая разновидность – это штаб-офицеры более старшего возраста (Гиттис и Шкуро – ровесники), им уже за 30 лет, у них нет академического образования, но они стали полковниками в 1917 г., а затем генералами, благодаря революционной обстановке. При нормальном прохождении службы они вряд ли достигли бы этих чинов без академического образования. Своей военной карьерой они тоже были обязаны «революционным разрушением» старой системы прохождения службы.
И в красном, и особенно в белом лагере эту группу неофициально, со злой иронией и пренебрежительно именовали «наполеонами» или «вундеркиндами»418. «Красными Наполеонами» именовали в «белом лагере» советских «главкомов» Гражданской войны419. «Маленьким Наполеоном» называла советская пресса генерала В.О. Каппеля420. Генерал Д. Филатьев называет «бездарными выскочками» 421 вознесшихся на гребне Гражданской войны начальника штаба колчаковской армии генерала Лебедева «в компании с Сахаровым и Ивановым-Риновым»422. «В стремлении к новаторству, – вспоминал он, – они не понимали, что военное дело не есть вдохновение, а трудное ремесло, требующее знаний и долгой практики…Краем уха они слыхали, что во французскую революцию из сержантов и даже барабанщиков выходили знаменитые маршалы, и решили, что они тоже не хуже Нея, Мюрата, Массена, Виктора и др…»423. «Наполеоном» воображал себя и первый советский «главком» полковник М.А Муравьев (1881–1918), командующий «красным» Восточным фронтом летом 1918 г.
«…Теоретически Муравьев был очень слаб в военном деле, – вспоминал о нем Тухачевский, летом 1918-го командовавший 1-й Революционной армией Восточного фронта, – почти безграмотен. Однако знал историю войн Наполеона и наивно старался копировать их, когда надо и когда не надо. Мысль «сделаться Наполеоном» преследовала его, и это определенно сквозило во всех его манерах, разговорах и поступках»424.
Муравьев и Тухачевский не были единственными в этом роде «главковерхами» гражданской войны. «…Благонравов, поручик царской армии. – вспоминал эпизод 1918 г. из собственной биографии Л.Д. Троцкий. – Благонравов в течение 1917 г. показал себя боевым революционером. Он был комиссаром Петропавловской крепости в дни переворота, участвовал затем в ликвидации восстания юнкеров. Я давал ему ответственные поручения в период Смольного. Он справлялся хорошо. – «Из такого поручика, – сказал я однажды Ленину, – еще Наполеон выйдет. И фамилия у него подходящая: Благо – нравов, почти Бона – парте». Ленин сперва посмеялся неожиданному для него сопоставлению, потом призадумался и выдавив скулы наружу, сказал серьезно, почти угрожающе: «Ну, с Бонапартами-то мы справимся, а?» – «Как бог даст», ответил я полушутя»425.
