Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - Квитка Андрей
23 апреля. Стало заметно прохладнее, когда миновали туннель на Яблоневом хребте. Буфетные станции редки, а еще реже попадали мы на них в часы завтрака и обеда. Проголодавшиеся пассажиры соскакивали с поезда до остановки и бежали наперегонки, чтобы захватить место у стола.
Опоздавшие ждали очереди, толпились у буфета за водкой и закуской; некоторые забирались на кухню, сами хватали тарелки с кушаньями и уносили в столовую или ели тут же.
Князь Долгорукий и Олив остановились в Чите, куда было предписано являться всем офицерам, определенным в Забайкальское казачье войско [12]. Они хотели, кроме того, дождаться своих лошадей, чтобы поторопить их доставку в Ляоян. Мне тоже следовало явиться начальству в Чите, но я полагал, что в этом не было необходимости, и я предпочел продолжать путь безостановочно, чтобы не расставаться с Келлером.
По случаю своих именин, Трубецкой угощал нас утром в вагоне завтраком из горячих консервов, а мы, за ужином, потребовали шампанского и пили за его здоровье.
24 апреля. Сильный холодный ветер. Местность непривлекательная – тянутся ряды голых холмов без признаков растительности. На равнине сквозь прошлогоднюю траву проглядывали ярко окрашенные крокусы. Буряты скакали на резвых конях за выделенным из табуна «маштачком» [13] и ловким движением набрасывали на него аркан; это в Забайкалье называется уключанием.
На станции Оловянной буряты привели для продажи забайкальских и монгольских лошадей. Они очень малорослы, но с крепкими спинами, почками и ногами. Пользуясь спросом, продавцы запрашивали от семидесяти пяти до трехсот рублей за лошадь, тогда как в обыкновенное время красная цена была бы им от тридцати до ста рублей. Трубецкой купил две лошади по ста рублей для вьюков. Мне нужны были две верховые лошади, так как высланные из России прибудут в Ляоян только через три недели, но я не мог решиться на покупку под седло таких карликов, на которых будет стыдно выехать перед строй. Я привык ездить на ирландских скакунах, а этих коней даже донцы называли чушками, т. е. свиньями; а между тем говорят, что в Маньчжурии нельзя теперь найти порядочного коня ни за какую цену.
25 апреля. В два часа ночи прибыли на станцию Маньчжурия и стояли там до четырех часов дня. Страшный ветер, настоящий ураган, нес тучи песку.
Здесь опять меняли вагоны. От станции Маньчжурия начиналась Китайская восточная железная дорога [14], имевшая главное управление в Харбине. На эту дорогу и ее порядки многие жаловались. Мы нашли, что прекрасно был уложен путь, – поезд шел плавно, не раскачиваясь и не подпрыгивая; новые вагоны роскошны, станционные постройки в китайском стиле изящны и питание в буфетах сносное.
Мне опять дали большое купе, в котором я мог уложить часть вещей, полученных транзитом из Парижа. Я был в Риме, когда получил уведомление об определении во 2-й Нерчинский казачий полк Забайкальского казачьего войска и, возвращаясь в Россию через Париж, купил, рекомендованные полковником французской службы Сен-Жам (St. James), долго прослужившим в колониях, разные предметы походного снаряжения: палатку с двойным верхом, предохраняющим от лучей палящего солнца и тропических дождей; железную, складную кровать, немного тяжелую, но зато действительно прочную; походное кресло полковника Аршинара, удивительно удобное, чтобы отдохнуть, не раскисая, как бывает, развалившись на кровати после тяжелого похода или боя; полог из прочной сетчатки от москитов и других насекомых, был настоящим благодеянием в Маньчжурии, где мухи признавались одною из язв, не уступающих египетским, прославленным Ветхим Заветом; последней моей покупкой была офицерская походная кухня, или кантина, как ее называют французы, – в жестяном ведре вмещалось все, что было нужно для приготовления обеда, столовые приборы и складной фонарь. Мой итальянский повар Пепино угощал нас роскошными обедами, изготовленными на этой кухне, а в тех случаях, когда пообедать основательно не было времени, в ведре готовился суп на 8-10 человек офицеров, который вестовые казаки привозили на позицию, не раз – под выстрелами.
Ожидая телеграммы, я обратился в телеграфную контору, где мне сказали, что телеграмма на мое имя была получена, стали ее искать, я тоже рылся в целом ворохе телеграмм, сваленных в беспорядке, но безуспешно; ее нашли и принесли мне только через три часа.
Мы очень вкусно пообедали на станции Маньчжурия, но это было рано, а когда вечером опять есть захотелось, то оказалось, что до завтра буфетов больше не будет – печально. Пепино на одной станции достал хлеба и молока, умирать с голоду еще было рано.
Билетов никто не спрашивал, может быть, мы напрасно их покупали.
26 апреля. Прошли длинный туннель в горах Хингана, где строился новый обходный путь взамен пресловутых тупиков. Перевал здесь на четыре тысячи футов выше уровня моря. В горах сильная метель, которая прекратилась, как только мы спустились в долину, где совсем не было снегу.
На берегу реки горы обрывались отвесными скалами; пустив корни в расщелинах этих скал красно-бурого цвета, лепились деревья и кустарники, осыпанные белыми и лиловыми цветами – художник не мог бы придумать для них более удачного фона. Лес на горах уже принял розоватый оттенок распускавшихся почек, на низинах лозы и вербы начинали зеленеть.
На одной станции мы нагнали воинский поезд с эшелонами 9-го Сибирского казачьего полка. Казаки – русские, почти все светло-русые, вид у них угрюмый, на вопросы отвечали неохотно, но они, тем не менее, производили впечатление, что на них положиться можно, что они за себя и за родину сумеют постоять. Нравились мне буряты со своими плоскими добродушными лицами; они напоминали мне башкир, которыми я когда-то командовал. Если буряты – сородичи башкир и обладают теми же военными качествами, то лучшего материала для боевой конницы нечего желать. Лошади сибирских казаков маленькие, мохнатые, крепко сложенные. Говорят, что сибиряки в 40-градусный мороз обливают водой вспотевшую лошадь и ставят на стойку, подтянув голову кверху; от этого будто бы они крепнут. Свежо предание, но верится с трудом.
Вдоль полотна железной дороги пролегала дорога грунтовая, по которой тянулись обозы с сеном, дровами и хворостом; в запряжке шли понуро несчастные клячи, безногие, с вогнутыми спинами; за ними плелись или сидели на возах мужики, на вид тоже не сытые и такие же понурые – это недавно прибывшие из России переселенцы. Как не похожи они на сибиряков, уже осевших на месте: у них угнетенного вида не заметно, они, напротив, смотрят на вас самоуверенно, как на равного. Это народ самобытный, не привыкший к административной опеке и не нуждающийся в ней.
Где долины расширялись, предоставляя достаточную площадь под посевы, устраивались переселенческие деревушки и хутора с неуклюже сколоченными избами и сараями, огороженными жердями. Бабы с ребятишками стояли у околицы и грызли что-то: если бы не было видно между ними непроницаемых рож китайцев, можно было бы подумать, что это Россия.
Станционные здания и водокачки построены в китайском стиле: крыши из глазурованной черепицы украшены по гребню и по фронтонам фаянсовыми декоративными мотивами в виде драконов, змей и сидячих на заду собак; эти собаки имеют, вероятно, какое-нибудь символическое значение, – может быть, они хранители домашнего очага от злых духов.
Чины пограничной стражи были щеголевато одеты; они получали, сравнительно с прочими воинскими чинами, большие оклады жалования, жили в прекрасных, даже роскошных казармах. Нужно им отдать справедливость, что они вполне добросовестно исполняли свои обязанности и выказывали не раз храбрость и самоотвержение.
27 апреля. В три часа ночи прибыли в Харбин. Ветер и пыль невозможные; говорят, что это хроническое состояние Харбина.
Вокзал, как и много других зданий в новом городе, построен в стиле модерн. Одна из установившихся форм этого стиля, получившая право гражданства, которую недоброжелательные критики сравнивают с берцовою костью, встречается в Китае в архитектурных украшениях, в мебели, в домашней утвари, в ювелирной работе, в рисунках и узорах. Это дает повод думать, что форма эта не выдумана модернистами, а просто заимствована у Китая.
