Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1 - Судоплатов Андрей Павлович (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
В три часа ночи зазвонил телефон — Меркулов потребовал, чтобы я немедленно явился к нему в кабинет. Там я застал начальников всех ведущих управлений и отделов. Меркулов официально объявил нам, что началась война: немецкие войска перешли нашу границу. Он тут же приказал, чтобы весь аппарат был вызван на работу по сигналу тревоги. К девяти утра, заявил он, каждый начальник направления должен предложить конкретные мероприятия в соответствии с планом действий в условиях начавшейся войны.
Около девяти прибыл Фитин. В конференц-зале Разведуправления мы провели официальное собрание сотрудников, где объявили о начале войны. Паники не было, но в ходе собрания замечания сотрудников сделались немногословными, и наши заправские остряки, особенно Эйтингон, воздерживались от своих обычных шуток».
Здесь уместно привести высказывания моего отца, которые стали основой интервью, данного в 1991 году «известинскому» журналисту А. Евсееву. На вопрос корреспондента об отношении высшего советского руководства к донесениям нашей разведки о времени нападения фашистской Германии на Советский Союз отец дал такой ответ:
— …Да, руководство толковало нам, что слухи о войне немцев против Советского Союза — это ложь, которую распространяют англичане, решившие втянуть нас в конфликт с Германией. Верили ли мы этому? Нет, мы больше верили информации, поступавшей от агентуры. У меня в памяти осталось тревожное сообщение полковника Рогатнева (он и сейчас жив-здоров, живет в Москве. В то время находился в Италии), который предупреждал нас о предстоящей войне. Мы верили информации, которую передавали из Польши Гу-димович и Морджинская (они — муж и жена) и где речь шла о приготовлениях немцев к войне против нашей страны. Источники были надежны, сомневаться не приходилось. И мы — имею в виду Павла Михайловича Фитина, начальника Иностранного отдела, ответственного работника того же отдела Леонида Эйтингона, Василия Михайловича Зарубина и многих других сотрудников отдела — хорошо знали немцев и вели в свое время большую работу против них. Мы были профессионалы и просто не могли не верить тому, что нам сообщают такие же профессионалы, как и мы. Конечно, мы знали и о том, что весьма авторитетное восточнопрусское офицерство стремилось убедить Гитлера в гибельности войны с Россией. Но нам была известна и недостаточная степень их влияния на решения, принимавшиеся фюрером.
Сам я незадолго до этого вернулся из трехлетней командировки, во время которой находился на территории трех западноевропейских стран, в том числе фашистской Германии и Австрии, и по условиям своего пребывания вращался среди людей, активно работавших в пользу Германии и настроенных враждебно по отношению к Советскому Союзу. Все они мечтали о том, чтобы началась эта война. Больше того: просто жаждали этого. И уже готовились к боевым операциям на территории Советского Союза.
Естественно, понимая все это, мы не могли проявлять легкомыслие и не заниматься подготовкой к предстоящей войне. Мы старались в своей работе учитывать опыт и первой, и второй мировых войн. Помню, что мы тщательно проанализировали осуществленную гитлеровцами провокацию, которая послужила поводом для нападения на Польшу, — имею в виду захват радиостанции в Гляйвице… Мы привыкли относиться к противнику серьезно. И не сомневались, что люди у него — специалисты своего дела, обладавшие огромным опытом захвата чужих территорий, и что мощь его опирается на экономические возможности многих европейских стран.
Ну а потом, сама по себе подготовка к войне с нами была столь большим, столь огромным делом, что спрятать его было практически невозможно. Дым от костра, который разжигали в Берлине, уже валил из других комнат европейского дома. Скажем, мы были в курсе того, что Организации украинских националистов, поддерживавшей контакты с хорватскими ус-ташами в Югославии, было уже известно, что усташи готовятся к началу войны с Советским Союзом.
Так что, поверьте, для нас вовсе не была неожиданностью вся эта информация, и поэтому, несмотря на все официальные сообщения, мы были убеждены: чуть-чуть — и война начнется!
На вопрос, как же им пришлось действовать в весьма противоречивой ситуации: с одной стороны — интересы страны, интересы дела, с другой — воля начальства, его безусловные указания, которые надлежало исполнять, мой отец дал следующий ответ:
— Конечно, все это было достаточно непросто… Мы не то чтобы действовали наперекор указаниям Сталина и ЦК партии — это было бы слишком резко сказано, вот, дескать, какими они были храбрецами, сами пошли против линии ЦК, нет, мы просто исходили из здравого смысла, это он диктовал нам какие-то необходимые и абсолютно обусловленные шаги, которые мы просто вынуждены были делать. Здравый смысл говорил нам: надо быть готовым к худшему. И меры, которые мы осуществили перед самой войной, никого не задевали — ни Сталина, ни ЦК. В чем они заключались? Мы определили, кто из наших сотрудников мог бы активно участвовать в этом противостоянии противнику — речь шла о диверсионно-разведывательной работе… А вы должны знать, что у нас, в НКВД СССР, до 1938 года существовали два разведывательных центра — один, который возглавлялся Артузовым, затем Слуцким, Деканозовым и Фитиным, другой — разведцентр, который назывался «Группа Яши» и о котором даже сотрудники Иностранного отдела мало что знали, хотя он и вел большую подготовительную работу, связанную с возможным развертыванием диверсий в тылах противника. Этот центр был разгромлен в 38-м году. Естественно, мы посчитали, что его нужно как можно скорее возродить. Тем более что он должен был действовать исключительно на стратегических предприятиях Западной Европы, прежде всего в Германии. Но все его сотрудники, так же как многие и многие чекисты, за исключением руководителя, были расстреляны, а руководитель в те дни, о которых мы говорим, находился в камере смертников, ожидая, когда вынесенный ему военным трибуналом приговор будет приведен в исполнение… Можете представить, что это такое — месяцами жить, зная, что сейчас лязгнет замок и тебя поведут на расстрел?
Необъяснимая эта отстрочка, эта прихоть, игра судьбы спасла его — мы будем называть этого человека С. Пришел день, и Сталин — а он знал многих видных разведчиков лично — поинтересовался у Берия, где сейчас С. «Сидит в тюрьме, ждет расстрела», — ответил Берия. «Что за чушь?» — отреагировал неожиданно Сталин. Этого было достаточно, чтобы мне тут же поручили забрать С. к себе в отдел. Я спустился на несколько этажей вниз, в камеру, где он находился. Конечно, ему стало не по себе — С. решил, что это уже все… Что тут было делать? Я сказал: «Я пришел, чтобы отвести вас к себе в кабинет. Поедете домой…» Четыре месяца С. пробыл в больнице, прежде чем приступил снова к работе, — к тому времени война уже шла вовсю…
Но я, похоже, отошел от темы разговора… Итак, мы «проинвентаризировали» оставшиеся в целости кадры, дабы стало ясно, кем можем располагать. Это был первый шаг. Второй мы сделали, образовав парашютно-десантную группу во главе с Аркадием Михайловичем Фатеевым — заслуженным мастером спорта, опытнейшим парашютистом. Мы понимали: придется забрасывать людей в тыл противника.
Могу в этой связи повторить, что мы были людьми здравомыслящими и, уж конечно, не думали о том, что вся война будет вестись только на территории противника… Но уже то, что мы всерьез занимались парашютной подготовкой и готовили людей не только к приземлению, но и к приводнению, было очень хорошо и говорило о многом.
На вопрос: помнит ли он, как для него началась война? — отец ответил:
— Еще бы. Такое, да нс помнить… Я, как обычно, задержался допоздна на работе. Накануне пришло много сообщений от нашей агентуры о возросшей активности белогвардейской и украинской эмиграции. Смысл их был один: война на пороге. В половине пятого звонок. Первый заместитель наркома госбезопасности Меркулов: «Зайдите». Вхожу в кабинет. По лицу вижу — что-то случилось. «Началась война, — говорит Меркулов. — Немцы напали со всех сторон. Есть сообщения от пограничников, о том же передает иностранное радио… Нужно немедленно перестраивать всю работу. Собрать всех сотрудников. Отозвать всех, кто находится в отпуске… Ваша штаб-квартира вне Москвы — в Озерах. Вся территория, все помещения, обслуга — все в вашем распоряжении. Ставьте туда телефонные аппараты, рацию. Приступайте…» Павел Михайлович Фитин, начальник Разведуправления (я был его заместителем), в это время, как нарочно, находился за пределами Москвы. Разыскал его. «Видите, мы не просчитались, — сказал спокойно Фитин. — Выезжаю».
