Рассказы - Тэффи Надежда Александровна (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Розанов вообще с каждым человеком эротические темы считал за любопытнейшие, поэтому я вполне поняла его особый острый интерес к такому разговору с Распутиным. Ведь чего только про Распутина не говорили: и гипнотизер, и магнетизер, и хлыст, и сатир, и святой, и бесноватый.
- Хорошо, - сказала я. - Попробую поговорить.
Обернувшись, встретила два острых, как шпильки, глаза. Распутина видимо, обеспокоила наша тайная беседа с Розановым.
Задергал плечом и отвернулся.
Пригласили к столу.
Меня посадили на угол. Слева - Розанов и Измайлов. Справа - Распутин.
Кроме нас за столом оказалось еще человек двенадцать гостей: какая-то важного вида старуха, про которую мне шепнули: "Это та, что постоянно при нем". Какой-то озабоченный господин, который торопливо усадил по другую руку Распутина молодую, красивую и очень разряженную ("во всем шикарном") даму с не подходящим к туалету убитым, безнадежным выражением лица. В конце стола поместились какие-то странные музыканты - с гитарой, с гармонией и с бубном, точно на деревенской свадьбе.
Хозяин подошел к нам, наливая вина и угощая закусками. Я тихонько спросила про красивую даму и музыкантов.
Музыканты, оказывается, были нужны - Гриша любил иногда поплясать, и именно под их музыку. Эти музыканты и у Юсупова играют.
- Очень хорошие музыканты. Оригинальные. Вот вы услышите. О красивой даме сказал, что у ее мужа (озабоченного господина) какое-то служебное, очень сложное и неприятное дело, которое только через Распутина можно сделать простым и приемлемым. И вот этот господин водит свою жену всюду, где только можно встретить старца, и подсаживает ее к нему, надеясь, что он когда-нибудь обратит на нее внимание.
- Уже два месяца старается, а Гриша словно и не видит их. Он ведь странный и упрямый.
Распутин пил быстро и много и вдруг, нагнувшись ко мне, зашептал:
- Ты чего же это не пьешь-то? Ты пей. Бог простит. Ты пей.
- Да я не люблю вина, оттого и не пью.
Он посмотрел недоверчиво.
- Пустяки! Ты пей. Я тебе говорю: Бог простит. Бог простит.| Бог тебе многое простит. Пей!
- Да я же вам говорю, что мне не хочется. Не буду же я насильно пить?
- О чем он говорит? - зашептал слева Розанов. - Вы заставьте его громче говорить. Переспрашивайте, чтобы громче, а то мне не слышно.
- Да и слушать нечего. Просто уговаривает вино пить.
- А вы наводите его на эротику. Господи! Да неужели не умеете повести нить разговора?
Мне стало смешно.
- Да не мучьте вы меня! Вот тоже нашли Азефа-провокатора. И чего ради я буду для вас стараться?
Я отвернулась от Розанова, и два острых распутинских глаза, подстерегая, укололи меня.
- Так не хочешь пить? Ишь ты какая строптивая. Не пьешь, когда я тебя уговариваю.
И он быстрым, очевидно привычным, движением тихонько дотронулся до моего плеча. Словно гипнотизер, который хочет направить через прикосновение ток своей воли.
И это было не случайно.
По напряженному выражению всего его лица я видела, что он знает, что делает. И я вдруг вспомнила фрейлину Е., ее истерический лепет: "Он положил мне руку на плечо и так властно сказал..."
Так вот оно что! Гриша работает всегда по определенной программе. Я, удивленно приподняв брови, взглянула на него и спокойно усмехнулась.
Он судорожно повел плечом и тихо застонал. Отвернулся быстро и сердито, будто совсем навсегда, но сейчас же снова нагнулся.
- Вот, - сказал, - ты смеешься, а глаза-то у тебя какие - знаешь? Глаза-то у тебя печальные. Слушай, ты мне скажи - мучает он тебя очень? Ну, чего молчишь?.. Э-эх, все мы слезку любим, женскую-то слезку. Понимаешь? Я все знаю.
Я обрадовалась за Розанова. Очевидно, начиналась эротика.
- Что же вы такое знаете? - спросила я громко, нарочно, чтобы и он повысил голос, как это многие невольно делают.
Но он снова заговорил тихо:
- Как человек человека от любви мучает. И как это надо, мучить-то, все знаю. А вот твоей муки не хочу. Понимаешь?
- Ничего не слышно! - сердито с левой стороны ворчал Розанов.
- Подождите, - шепнула я.
Распутин заговорил снова:
- Что за кольцо у тебя на руке? Что за камешек?
- Аметист.
- Ну, все равно. Протяни мне его тихонько под столом. Я на него дыхну, погрею... Тебе от моей души легче станет.
Я дала ему кольцо.
- Ишь, чего ж ты сняла-то? Я бы сам снял. Не понимаешь ты...
Но я отлично понимала. Оттого я и сняла сама.
Он, прикрыв рот салфеткой, подышал на кольцо и тихонько надел мне его на палец.
- Вот когда ты придешь ко мне, я тебе много расскажу, чего ты и не знала.
- Да ведь я не приду? - сказала я и опять вспомнила фрейлину Е.
Вот он, Распутин, в своем репертуаре. Этот искусственно-таинственный голос, напряженное лицо, властные слова. Все это, значит, изученный и проверенный прием. Если так, то уж очень это все наивно и просто. Или, может быть, слава его как колдуна, вещуна, кудесника и царского любимца давала испытуемым особое, острое настроение любопытства, страха и желания приобщиться этой жуткой тайне? Мне казалось, будто я рассматривала под микроскопом какую-то жужелицу. Вижу чудовищные мохнатые лапы, гигантскую пасть, но притом прекрасно сознаю, что на самом-то деле это просто маленькое насекомое.
- Не при-дешь? Нет, придешь. Ты ко мне придешь.
И он снова тайно и быстро дотронулся до моего плеча. Я спокойно отодвинулась и сказала:
- Нет, не приду.
И он снова судорожно повел плечом и застонал. Очевидно, каждый раз (и потом я заметила, что так действительно и было), когда он видел, что сила его, волевой его ток не проникает и отталкивается, он чувствовал физическую муку. И в этом он не притворялся, потому что видно было, как хочет скрыть и эту плечевую судорогу, и свой странный тихий стон.
Нет, все это не так просто. Черный зверь ревет в нем... Посмотрим...
5
- Спросите у него про Вырубову, - шептал Розанов. - Спросите про всех, пусть все расскажет и, главное, погромче.
Распутин косо, через масленые пряди волос, глянул на Розанова.
- Чего этот там шепчет?
Розанов протянул к нему свой бокал.
- Я чокнуться хотел.
Чокнулся и Измайлов.
Распутин сторожко посматривал на них, отводил глаза, и снова.
