Записки майора Томпсона. Некий господин Бло - Данинос Пьер (книги онлайн .txt) 📗

Что касается денежных реформ, они беспокоили бы меня не больше, чем всякого другого, если б мне не приходилось объяснять их Терезе. Не легко порой бывает объяснить женщине то, что ты сам не слишком хорошо понимаешь, делая при этом вид, что ты-то уж во всем прекрасно разбираешься, она просто не способна понимать подобные вещи. Если бы еще женщины с самого начала следили за их ходом, тогда еще можно было бы вовремя сориентироваться, внимательнее изучить факты. Но обычно пройдет немало времени, прежде чем женщина возьмется за какую-нибудь статью, где речь идет о возврате к системе обратимой валюты или о налогах, взимаемых при передаче права собственности на недвижимое имущество другому лицу. И лишь когда появляются крупные заголовки и притягивают к себе их внимание (так же, как и наше), тогда они вдруг требуют от нас тоном, не допускающим никаких возражений, чтобы мы объяснили им в двух словах, что такое снятие таможенных барьеров, «S.M.I.G.» [189] или чем вызваны дотации на бакалейные товары, и мы попадаем впросак.

Что же касается того, интересуются ли французы вообще и жильцы нашего дома в частности политическими событиями, то сперва следует выяснить, в чем именно этот интерес проявляется. Сотрудник Института общественного мнения, вероятно, встал бы в тупик, если бы ему пришлось во время острого международного кризиса точно определить политические взгляды служащих такого учреждения, как наша компания. Само собой разумеется, мои коллеги спорят между собой. Но бывают моменты, когда каждому французу приходится спорить с самим собой. Я видел собственными глазами, как господин Калисон, вице-директор по делам «стихийных бедствий в провинциях», явился однажды утром на службу левым центристом, а обедать ушел деголлевцем.

Если бы все-таки какой-нибудь ученый-социолог задался целью изучить воздействие серьезного международного кризиса на жильцов нашего дома, он пришел бы к заключению, что усиление международной напряженности вызывает в первую очередь активное выделение желудочного сока, так как желудок действеннее других органов реагирует на угрозу войны или серьезные политические осложнения: я сам был свидетелем того, как напряженная обстановка на Ближнем Востоке спровоцировала мощный рывок у моих соседей в сторону сахара, тогда как несколько месяцев спустя Конфликт с одним из африканских государств заставил их броситься на молодой картофель. Экспертам, которые так падки на выявление причинных связей, вероятно, трудно согласиться с тем, что существует взаимосвязь между Порт-Саидом и свеклой, но факт остается фактом: как только между — народная обстановка становится «серьезной», каждая квартира нашего дома превращается в бакалейную лавочку. Все — от сахара до стеариновых свечей, включая оливковое масло и макаронные изделия, — можно в небольшом или даже очень большом количестве найти у моих соседей. Оправдываясь, они говорят: «Что поделаешь, в магазинах ничего не достать!» Еще одно объяснение, которое любого бы сбило с толку, если не знать, что гений Бютара именно в нехватке чего-либо черпает новые силы: француз, который спокойно разъезжает на машине, имея всего лишь десять литров бензина, и не проявляет никакого беспокойства, если машина стоит из-за отсутствия оного, считает для себя делом чести обзавестись солидным запасом горючего, как только начинают ощущаться перебои.

Если обстановка осложняется, мои соседи по вечерам обычно остаются дома. Они предпочитают приглашать к себе близких друзей и обсуждают с ними создавшееся положение. И вот в одно и то же время в миллионах гостиных искушенные в политике умы, следуя своей железной логике, приходят к выводу, что война неминуема — «Налить еще немного оранжада?»— или что ее удастся избежать. Я не раз бывал свидетелем подобных дебатов.

— Мне доподлинно известно, — заявляет мсье Планшон, кондитер из Нантера, с таким апломбом, словно он провел целый день, притаившись за портьерой в Кремле, — что у русских механизм начинает поскрипывать.

— Да, — откликается мсье Кюсье (пятый слева), — они сейчас ничего не станут предпринимать.

— К тому же из-за чего начинать войну? — восклицает мсье Планшон. — Из-за нефти? Зачем нам эта нефть! Лично меня ближневосточная нефть мало трогает. Я бы добыл нефть в Хасси-Мессауде и направил ее прямо в Англию. А по пути заодно оросил бы Испанию… Да, именно, господа, оросил бы, и тогда двести тысяч испанских рабочих получили бы работу! Проще простого!

Как жаль, что столь светлые умы не занимают более высокого положения! Опыты войны показывают нам со всей очевидностью, что в мире существует небольшое число специалистов, которые бывают в курсе всего, все знают, все могут, но хранят молчание и открывают свои карты лишь в книгах, появляющихся лет через десять. Но каждый вечер около миллиарда людей на земле вручают другому миллиарду ключ — единственный — к пониманию международного положения, и в их числе вы не найдете политических деятелей!

P. S. Сегодня отправил свой последний ответ. Вполне естественно, что у меня, статистика, есть определенные преимущества, когда вопрос касается математических подсчетов… но, впрочем, я не питаю особых иллюзий. И тем не менее нет-нет, да и мелькнет у меня тайная надежда на победу. Даже наиболее скептически настроенный участник конкурса хоть недолго, да льстит себя надеждой получить первую премию, думая: «А почему бы и не я?» У Терезы подобного вопроса не возникает. Она продолжает утверждать, что я просто теряю время и что лучше бы я… Она считает, что все конкурсы — сплошная глупость. А этот особенно… Само выражение «средний француз», так же как и слово «мещанин», обладает способностью выводить ее из себя.

Когда я вспоминаю свои лаконичные ответы, я понимаю, что они имеют лишь весьма условное отношение к этим написанным мною страницам.

Я должен даже признать, что не все ответы соответствуют моим убеждениям. Ну как, например, когда вас просят назвать основную положительную черту французов, не указать сразу же на то, что признает за ними весь мир: здравый смысл? Он котируется наравне с безупречным вкусом.

Не знаю, есть ли еще на свете другие народы, обладающие безупречным вкусом, но, вероятно, только мои соотечественники сумели прославиться хорошим вкусом, постоянно равняясь на чужой. В доказательство можно привести хотя бы то, как обставлено большинство наших квартир. Моя природная склонность к статистике в сочетании со спецификой моей профессии, которая в те времена, когда я еще не был актуарием, вынуждала меня весьма часто бывать в различных квартирах в поисках возможных клиентов, привела меня к выводу, что:

в 82,4 % французских гостиных имеется весьма внушительное количество китайских, японских и индонезийских изделий. Когда представители желтой расы явятся сюда, они почувствуют себя здесь как дома. Можно подумать, что у каждого квартиросъемщика какой-нибудь двоюродный дядюшка воевал в Индокитае и вывез оттуда инкрустированный перламутром столик черного дерева или две бледно-зеленые вазы, разрисованные красными мандаринами. По крайней мере в те времена еще что-то привозили с войны;

72 % гостиных сочетают Северную Африку и Китай с помощью одного-двух марокканских пуфов из светло-желтой тисненой кожи;

в 65 % экзотический элемент дополняется непременным выцветшим курдским или персидским ковром красноватых тонов и коллекцией саксонского фарфора: арлекины, маркизы, пастушки, которые расставлены в художественном беспорядке на пропитанных пылью китайских салфеточках, покрывающих пианино или рояль (в зависимости от достатка хозяев). Эти инструменты, на которых лежат в ожидании унылой учительницы музыки, чья семья испытала на себе все пресловутые превратности судьбы, этюды Черни (Польша) или Клементи (Италия), производят грустное впечатление, и совсем уже тоскливо становится от пожелтевших фотографий, где запечатлено с полдюжины предков, навеки застывших в военной форме, в костюмах первого причастия или во время свадебной церемонии;