Безумная мудрость - Вэс Нискер (читаемые книги читать .TXT) 📗

Да здравствует Дада. Дада — это не литературная школа, это рев.

Тристан Тцара. «Манифест Жалкой Любви и Горькой Любви»

Еще одно сходство между дао и дада состоит в том, что они, похоже, обозначают собой все: оба являют собой Единое. Кроме того, подобно дао, дада не делает никаких разграничений: между возвышенным и приземленным, святым и мирским. Приятие дао или дада может подразумевать также и схожий образ жизни.

Проявления жизни не имеют ни начала, ни конца. Все случается самым идиотским образом. Вот почему все схоже. Простота называется дада.

Тристан Тцара

Приблизьтесь к этому, и не будет начала; последуйте за этим, и не будет конца. Вы не сможете это понять, но вы сможете этим быть, живя свободно и непринужденно.

Лао–цзы

Несмотря на все эти сходства, мы должны помнить, что история даосизма насчитывает многие века и что он занимает место в ряду ведущих религий мира. Дадаизм же — сего лишь напыщенные фразы и дерзкие выпады людей скусства. И все же в дада есть своя безумная мудрость. В дном из своих выступлений Тристан Тцара затронул самую сущность вопроса:

Я знаю, что вы ждете каких–то разъяснений в отношении дада. Я не намерен вам их давать. Объясните мне, зачем вы живете. Я об этом не имею понятия. Вы скажете: я живу для того, чтобы сделать своих детей счастливыми. Но вы же знаете, что на самом деле это не так. Вы скажете: я живу для того, чтобы защитить свою страну от нашествий варваров. Этого недостаточно. Вы скажете: я живу, потому что этого желает Бог. Все это детские сказки. Вы так и не узнаете, зачем вы живете, но будете всегда давать себя легко убеждать, что к жизни следует относиться серьезно. Вы так и не поймете, что жизнь — это игра словами, потому что вы никогда не будете достаточно одиноки, чтобы отказаться от ненависти, осуждения и всего, что требует огромных усилий, в пользу уравновешенного, спокойного состояния души, при котором все становится одинаковым и незначительным.

Джон Кейдж и музыка звука

Музыка Джона Кейджа, подобно дада Тцары, показывает нам, что все одинаково — и одинаково незначительно.

В 1952 году, в ответ на просьбу сочинить музыкальный манифест, Кейдж пишет:

Когда пишешь музыкальное произведение, ничего не достигаешь, когда слушаешь музыкальное произведение, ничего не достигаешь, когда играешь музыкальное произведение, ничего не достигаешь, наши уши и так в прекрасном состоянии.

Джон Кейдж — классический пример творца безумной мудрости. Он стал одним из наиболее влиятельных деяте — [133] лей культуры XX века. Его необычные сочинения в стиле классической музыки привели к появлению «хеппингов» — представлений, в которых принимают участие и зрители и в которых искусство приближается к обычной жизни. Композитор и педагог, Кейдж дает точное описание своих творческих импульсов и приемов работы. Если в его искусстве и есть какая–то цель, говорит он, то она в том, чтобы помочь людям «слиться с жизнью, которой они живут».

На самом деле, я не пытаюсь ничего сказать своей музыкой. Я надеюсь, что моя музыка станет неким примером, мгновением, которое свяжет нас более–менее естественным образом с тем моментом, в котором музыка отсутствует. Звучит музыка или нет, вы все равно можете услышать звуки. Надеюсь, что когда–нибудь люди смогут стать более внимательными к миру звуков, которые все время меняются, и будут получать от них удовольствие.

Кейдж отрицает значимость «музыки». Он не считает, что музыка — это нечто, отличное от всех прочих звуков. Подобно «великим дуракам», Кейдж чувствует, что Вселенная полна звуков, которые наше ухо не воспринимает. Поскольку он не делает различий между приятными и неприятными звуками, все становится музыкой — нескончаемой незавершенной симфонией. Кейдж хочет поделиться своей музыкой с нами, но прежде мы должны избавиться от своей привычной манеры слушать и распрощаться со своими набившими оскомину представлениями о музыке, искусстве и, наконец, о жизни.

Если вы развиваете свой слух для восприятия музыкальных звуков, это все равно что вы развиваете свое эго. Вы перестаете замечать звуки немузыкальные и тем самым отрезаете себя от огромного пласта действительности.

Кейдж слышит непрерывную музыку жизни: концерт, в котором принимают участие певчие птицы, автомобильные двигатели, шаркающие ноги, различные шумы, рекламные [134] объявления, ветер, шуршащая бумага, и создает в итоге настоящую мешанину звуков. Он заявляет:

Мое любгтое музыкальное произведение — то, которое мы слышим всякий раз, когда пребываем в покое.

Один концерт для фортепьяно Кейджа прошел вообще без единого «преднамеренного звука»: пианист с важным видом вышел на сцену, сел за рояль, но не притронулся ни разу к клавишам в течение всего номера. Единственной музыкой» были лишь случайные звуки из зала, полного зрителей — шаркающих, кашляющих и перешептываюихся. Кейдж также написал концерт для инструментов, оторые можно отыскать в любой жилой комнате, а еще один — для прямой радиотрансляции. Можно сказать, что Кейдж — настоящий музыкальный ловкач.

Джон Кейдж занимался под руководством теоретика дзэн–буддизма Д. Т. Судзуки, и все его творчество проникнуто симпатией к безумной мудрости дзэна. Так, например, Кейдж говорит, что он пользуется «случайными операциями» из «И цзин» («Книги перемен»), которые помогают ему при написании сочинений; эти приемы позволяют ему избавиться от «симпатий и антипатий эго». Композитор старается как бы отойти в сторону, для того чтобы музыку писала сама Вселенная.

Оценочные суждения вредят нашим подлинным обязанностям, каковыми являются любознательность и осознавание.

Искусство и идеи Кейджа отрицают какое–либо различие между творческим процессом и исполнением, или между исполнителем и аудиторией. Его безумная мудрость показывает, что жизнь и искусство едины и неразделимы. Мы в состоянии превратить себя в произведения искусства, если будем более смело смешивать краски на полотне жизни и станем более восприимчивыми к постоянно меняющемуся танцу мироздания. По мнению Кейджа, реальное искусство — это то, как мы живем; как только мы это признаем, все вокруг нас станет театром и повсюду зазвучит музыка. [135]

Нет такого понятия, как пустое пространство или незаполненное время. Всегда можно что–то увидеть, что–то услышать. В сущности, попытайся мы создать тишину, у нас ничего не получилось бы. Иногда во время каких–либо технических испытаний бывает необходимо создать как можно более полную тишину в комнате. Такая комната называется заглушённой камерой; ее стены, пол и потолок делаются из специального материала, и в ней не бывает эха. Я вошел в одну такую комнату в Гарвардском университете несколько лет назад и услышал два звука: один высокий, а другой низкий. Когда я описал эти звуки заведующему комнатой инженеру, он сказал мне, что высокий звук связан с работой моей нервной системы, а низкий — с циркуляцией крови. Звуки будут преследовать меня до самой смерти. А после смерти они будут продолжаться. О будущем музыки можно не беспокоиться

ПОЭЗИЯ БЕЗУМНОЙ МУДРОСТИ