Грозовые ворота. Чеченская трилогия - Тамоников Александр Александрович (книги без сокращений .TXT) 📗
Николай почесал затылок:
— Мам! Ну чего ты так волновалась? Ведь вернулся же? И пойми, не мог я по-другому. Вот ты неделю сна не знала, а меня пять лет мучили кошмары. Ребят своих погибших чуть ли не каждую ночь видел, бой тот страшный. Оторванные руки, головы, сгоревшие трупы. И боевики, бандиты, валящие толпой из ущелья. Не было им конца. А я стреляю. Костя кричит. Доронин без ног, горящие на земле обломки вертолетов, боевые машины. Огненный смерч. Морды бандитов. Потом поселок Звездный, зверства в нем наемников. И вновь ими командовал проклятый Теймураз, что и роту нашу атаковал. Помнишь, как он в камеру, усмехаясь, говорил? Мочить всех вас русских, к чертовой матери, будем, если не уберетесь с Кавказа. Сначала с Кавказа, потом откуда? Вообще из России, которую они будут уничтожать, вытаптывать своими натовскими ботинками? Разве я мог не пойти на эту тварь, Костолома, ребят наших загубившего, поселок расстрелявшего? Нет, мам, не мог. Иначе не было бы мне оправдания. А кошмары так и продолжали бы, если не с большей силой, мучить меня. Сейчас, может, успокоюсь.
Анастасия Петровна, промокнув глаза, спросила:
— Поймали, что ли, этого бандита главного?
— Поймали, мам! Но мы с Ветровым и Гольдиным опоздали. Шах его накрыл! Как раз за день до нашего появления в Чечне. Так что мне толком и повоевать не пришлось. Напрасны были твои опасения.
Лейтенант лгал. Именно он сцепился с Теймуразом Башаевым в последней, кровавой схватке, и именно он убил главаря головорезов. Лично, но случайно, в пылу, отрубив ему голову. Но лгал, дабы успокоить мать. Знал, не верит, но хочет верить, а значит, поверит со временем. Главное, сын рядом, такой же, как и прежде, здоровый, немного, правда, печальный. Но это с устатку.
Анастасия Петровна проговорила:
— Так Костя тоже с тобой на Кавказ ездил?
— Конечно! И Костя, и Миша Гольдин!
— Как же Костя семью-то молодую оставил? Димку? Лену?
— Мама! Костя, как я и Гольдин, выполнял свой долг перед теми, кто полег на высотах у Косых ворот! Иначе и быть не могло. Лена это поняла. А Димка? Он еще маленький, но уже сейчас может гордиться и отцом своим, и дедом родным! А это многое значит!
Постепенно Анастасия Петровна успокоилась.
— Ну и ладно! Главное — живой.
Николай спросил:
— А где отец? Что-то пахана не видно? Ушел, что ли, куда? Или приболел?
— Да нет, был дома!
Словно услышав то, что разговор пошел о нем, из хаты вышел Иван Степанович. Был он слегка подшофе. Увидев сына, воскликнул удивленно и радостно:
— Колька, мать твою за ногу?! Вернулся, бродяга?!
Иван Степанович повернулся к супруге:
— Настя, а я чего гутарил тебе? Наш Колька нигде не пропадет, потому как парень он геройский, отчаянный. Такие не пропадают. И своего добиваются. Землю, камень грызут, а добиваются. Весь в меня пошел! Дай-ка я, сын, обниму тебя, что ли?
Отец обнял сына, повернулся к Анастасии Петровне:
— Мать, ну чего ты хлюпаешь? Радость в доме, а ты в слезах. Давай-ка лучше стол собери, отметим возвращение нашего героического Коляна.
Горшков обратился к отцу:
— Отметить возвращение, батя, не помешает! Там за забором водка и деликатесы разные, вы готовьтесь, а мне прогуляться по деревне надо.
— Но хоть по стопарику дернем, Коль?
— По-моему, ты уже дернул, и не стопарик!
— Пустое, Коль. Стакан и проглотил всего, да и то час назад. Все уж выветрилось на хрен!
Николай согласился:
— Ладно! Выпьем! Но сначала пакеты с ящиком в дом занесем.
Покупками родители Николая, особенно отец, были довольны. А деньги, что выложил Горшков на стол, около шести тысяч рублей, изумили Ивана Степановича:
— Ни черта себе?! Где ж ты успел за неделю набить столько? Или в Чечне заплатили?
— Да какая разница? Главное, деньги «чистые», честно заработанные. И это не все, еще есть, но это на машину. Пора нам и своей собственной тачкой обзавестись.
Отец не скрывал восторга:
— Вот это я понимаю. Кормилец!
И добавил неожиданно:
— А к нам, Коля, как ты уехал, дружки твои милиционеры приезжали. На черной «Волге» к усадьбе подкатили. Старшим у них майор был. Фамилию назвал, да я забыл.
Горшков насторожился, переспросил:
— Милиционеры, говоришь? И что им надо было?
— Да кассеты, что ты за иконы положил.
— Кассеты?
— Ну да! Старшой с ходу и сказал, что ты рыбалку с Тихоном снимал, должен был передать пленку, но исчез. Я им сказал, что ты уехал. Они переглянулись, а майор к кассетам вернулся и вежливо так попросил, не мог бы я передать ему эту пленку? Ну, что, я и отдал кассеты эти! Они уехали довольные, пузырь оставили!
Николай сплюнул на траву возле крыльца:
— Так ты отдал кассеты?
— Отдал, Коля, а что?
— Да ничего! Кто тебя просил лезть не в свои дела? Ты их прятал, чтобы отдавать?
— Не надоть было?
— Эх, батя, батя! Ну кто тебя просил…
— А че, в них что-то важное было?
Колян махнул рукой:
— Теперь уже об этом говорить нечего! И ведь хотел у Тихона спрятать, но посчитал, дома надежней будет. Вот и вышло надежней! Ладно, чего теперь об этом?
Закурив, Горшков вышел из дома. Направился к Тихонку. Проходя мимо усадьбы Володина, увидел жену Карасика.
Та ухмыльнулась, поклонившись:
— С возвращением, участковый, глаза б мои тебя не видели!
Николай остановился:
— Ты чего рычишь, Нинка?
— Да ничего! Подвел мужа под монастырь? А ведь я ему говорила, не связывайся с Коляном, коварный он человек! Как змея коварный. Не послушался. Хорошо, хоть потом допер, что к чему.
— Ты это о чем, Нина?
— Ни о чем! Дураком-то не прикидывайся.
Во двор вышел Карась, спросил супругу, не глядя на улицу:
— Ты чего, сама с собой гутаришь, что ли? Крыша поехала?
— Ага, поехала! С нашим Коляном не только крыша поедет, но и все остальное!
Володин повернулся к Горшкову. Тот поздоровался:
— Привет, Мишка!
— А?! Ты? Объявился? Здорово, коль не шутишь!
Николай предложил:
— Ты бы вышел на улицу.
Карасик согласился:
— Выйду! Тем более нам есть о чем побазарить.
Супруга сказала Володину:
— Не связывайся с ним, Мишка! От него одни гадости!
Но Володин прикрикнул на благоверную:
— Пошла домой!
Нинка взвилась:
— Чего-то? С каких это пор я на своей усадьбе не хозяйка?
Но Михаил прикрикнул на жену громче и грубее:
— Послушай, ты, лахудра! Я что сказал? Или не поняла? Может, мне тебя, как овцу безмозглую, прутом в избу загнать?
Нина воскликнула:
— Дурак ты, Мишка! Истинный дурак!
Но в дом ушла. Володин вышел на улицу:
— Где был-то, участковый?
— На море отдыхал!
— Заметно! Людей подставил, сам свалил. А че говорил, когда пасли вице-губернатора? За все сам отвечу, вы лишь только в протоколе распишитесь. Расписались сдуру. А потом твои менты нагрянули! К Рудину, между прочим, тоже. Майор так прижал, думал, кранты!
Николай выбросил окурок:
— Ты понятней объясняться можешь?
— А что те непонятно? Майор посадил за стол и спрашивает: подписывал протокол? И бумагой исписанной перед мордой машет. Я в непонятке, какой протокол? Он и кинул мне лист, где ты расписал все про браконьерство Комарова. Отвечаю, подписал. А он мне знаешь что? Приговор ты, идиот, себе подписал! И тут же добавил: не хочешь на зону за дачу ложных показаний против лица государственной важности, пишешь бумагу, что это участковый тебя заставил подписаться! Не пишешь — едешь с нами!
Горшков все понял:
— И ты, конечно, накатал нужную майору бумагу.
Карасик повысил голос:
— А что мне было делать? Страдать за тебя? Да на хрена ты мне сдался опосля того, как промысла доходного лишил? Написал!
— Ясно! Что ж, с тобой все ясно! Иди, ты мне больше не нужен! Я с подонками не общаюсь! А ты, Мишаня, подлец!
Николай повернулся, сделал несколько шагов, Володин окрикнул его:
