Полынь и порох - Вернидуб Дмитрий Викторович (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Выскочив на улицу, Алешка чуть не издал боевой индейский клич – так переполняли его чувства. Не чуя под собой ног и сияя как медный пятак, юноша устремился к Платовскому проспекту.
На горизонте как раз показался Пичугин. Шурка отчаянно семенил, держа под мышкой толстую папку.
– Привет! – поздоровался он, как будто они давно не виделись, и с ходу шлепнул на столб объявление-призыв:
«Орлы-партизаны! Зову вас в свой отряд. Время не ждет. Запись в реальном училище при входе (с 9 час. утра до 2 час. дня и с 4 до 6 ч. вечера). Там же будут даны записавшимся дальнейшие указания. Есаул Алексеев».
– Во как! – прокомментировал Пичугин собственные действия.
Алешка рассмеялся:
– От тебя пар идет!
– Ничего, пар костей не ломит!
Шурка, отдуваясь, вытер вспотевший лоб, протер чистым носовым платком очки и водрузил их на нос.
– Как наши?
Он радостно выслушал рассказ об установлении связи с отрядами, об отличившихся друзьях-подрывниках.
Первое, что надлежало сделать в Инженерном управлении, – установить связь с телефонной станцией, а после передать Барашкову и командованию северного отряда распоряжение полковника Смолякова.
Покрутив ручку аппарата, Алексей услышал голос поручика-сапера: «Алле?»
– Это я, Лиходедов. Свяжите меня, пожалуйста, с Персияновкой! Алле, Вениамин? У меня телефонограмма-приказ.
– Что, на Александро-Грушевский не ходить?
– А что, уже передавали?
– Звонил начальник штаба Рытиков.
– Ну хорошо, значит, я дублирую приказ штаба, – Лиходедов зачитал текст. – Как вы там?
– Пока все тихо, красных не видно.
– Иван Александрович просил тебя и Серегу с Толиком приехать. Я сейчас в Инженерном управлении. Здесь формируется инженерная часть. Так вот, тебя, по мнению командования, ей как раз сильно не хватает.
– Солидно!
– Готов передать распоряжение вашему начальству. А от себя лично добавлю: мы с Пичугой вас ждем!
– Есть! – весело ответил Барашков.
Алексей представил себе, как студент-химик озорно щелкает каблуками.
Бывший гимназист пребывал в чудесном настроении. После разговора с Улей и без того чистое солнечное небо казалось еще прозрачнее и голубее. За эту улыбку, за этот волшебный, чарующий, щекочущий нежный голосок можно было, вне всякого сомнения, отдать все золото мира.
Ваську Компота все золото мира не интересовало. Ему нужен был только один ящик. Въехав в город, сообразительный жиган понял, что дело красных – швах. Оставалось улучить момент. А самый лучший момент для воплощения всякого рода личных бесчестных замыслов – когда начинается всеобщий драп или бунт.
Васька знал, куда идти. Устрашающая табличка «Тифозный карантин», оставленная Ценципером, все еще висела на закрытой двери фотоателье.
«И какой дурак туда сунется? – размышлял бывший матрос, доставая из кармана набор отмычек. – Разве что пьяный гегемон, не умеющий читать».
Но в это страшное время даже неграмотные знали, как выглядят буквы, почти всегда обозначающие смерть.
«Тут пока и перекантуемся, – Василий вошел в сумрак пустующего помещения, – хозяев ведь все равно ждать не приходится».
Слово «ждать» он нарочито употребил как «жидать», имея в виду происхождение владельца, вероятней всего, умершего под фамилией Горский.
Васька любил коверкать слова, вкладывая в их звучание новый смысл. Например, видя типичных евреев или слушая чьи-то рассуждения на сей счет, он произносил: «Бр-р! Что-то мне жидовато стало». Компот полагал, что это примерно то же, что и жадновато, но только с элементом брезгливости к собственным ощущениям.
Когда восставшие станичники начали штурм Новочеркасска, джентльмен удачи позаимствовал в гардеробе модника-фотографа кожаные кепи и куртку, засунул за флотский ремень револьвер и, реквизировав именем революции первый попавшийся экипаж, отправился в сторону кладбища. При этом он запасся извозчичьим одеянием, которое экспроприировал у хозяина гужевого транспорта. Одежда очень пригодилась на обратном пути, когда пришлось столкнуться с ворвавшимися в город казаками центрального отряда. Васька, прикинувшись сочувствующим, сразу рассказал им, что красные в районе Краснокутской рощи и оттуда уходят в направлении Ростова.
«Извозчик» был отпущен, а ящик, замаскированный под сиденьем холстиной, не обнаружен.
Большевики уходили спешно и неорганизованно. Осколки различных отрядов, как бродячие собаки, рыскали по окраинам, воровато озираясь и цапаясь из-за повозок. Компот без проблем пристроился к веренице нагруженных всяким добром телег, ответив на окрик: «Ты откуда такой, браток?» – что он из ростовской рабочей милиции и должен сопроводить ящик с типографским шрифтом. Но редакция под замком, а агитаторы где-то впереди, по дороге на Мишкин.
«Ищи-свищи теперь этих пропагандистов, – отвечал ему хмурый предводитель шахтерского обоза, чем-то похожий на старого дворового пса. – Они только на митингах ярятся! А как пальба начнется…»
Вид у пожилого мужика был усталый и безразличный.
Изобразив оптимизм – дескать, ничего, никуда не денутся, – Васька проехал в хвосте обоза по Троицкой улице почти до кладбища. Новый кладбищенский сторож, увидев решительно настроенного «комиссара», безропотно взял лопаты и поплелся следом. Копать долго не пришлось. Ящик находился под первым трупом.
– Твой коллега, между прочим, – участливо заметил Компот. – Вот взял и нашелся, только видок у него… Фу! – жиган зажал нос. – У тебя пока лучше. Болтать не будешь – еще проживешь.
В ответ сторож закрестился и затряс губами:
– Вот ей-ей, вот ей-ей!
– Ну и славно! На водку дать?
Сунув в трясущуюся лапу мужичонки несколько ассигнаций, Компот направил тарантас в сторону городского рынка. По дороге, найдя укромный закуток, он переоделся извозчиком и изменил направление.
Глава 18
«В конце дня 1 апреля 1918 года в Новочеркасске было закончено формирование Совета Обороны Донского края. Собравшиеся в Зимнем театре, делегаты постановили воздержаться от избрания постоянного органа власти, образовав лишь Временное Правительство из представителей восставших станиц.
Кроме представителей дружин в состав Совета Обороны вошли еще 8 человек (7 казаков и 1 неказак) с правом решающего голоса.
Председателем Совета Обороны единогласно был избран есаул Янов – человек большой энергии, прекрасный оратор. Прежде всего он категорически запретил всякие самовольные реквизиции без его или командующего армией согласия и выделил из своего состава комиссию для разбора дел арестованных.
Одно из первых распоряжений нового органа власти обязывало квартальных старост немедленно организовать сбор продовольствия в своих кварталах. Считалось, что путем постановки дружинников на довольствие будет определено хотя бы примерное количество казаков, находящихся в городе. Коменданта Новочеркасска войскового старшину Туроверова обязали безотлагательно приступить к сбору казенного имущества и оружия, запретить продажу спиртных напитков. Организация милиции была поручена известному городскому старожилу генералу Смирнову, освобожденному из большевистских застенков».
Из дневников очевидца
В овине было холодно. Ветер поддувал из всех щелей, не давая согреться. Ступичева знобило.
Вспомнилось начало перестрелки в доме.
Как они, вернее, он мог так расслабиться? Даже дверь за Васькой не закрыли. Чертов Ценципер, и зачем эта сволочь только приперлась! Теперь, наверное, этот летописец эпохи уже труп, а он, Ступичев, непонятно где, на каком-то хуторе. Кто же это такие? Может, немцы? Нет, тогда бы от них одеколоном перло, а от этих только табаком. Да и молчали они чисто по-русски. Хотя две-три оброненные на родном языке фразы еще ничего не значат.
Он помнил: тогда, в плену, с ним по-немецки почти не говорили. Только лагерная охрана гавкала с чисто тевтонским высокомерием. Ублюдки!
