Убить в себе жалость - Нестеров Михаил Петрович (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Шустов толкнул Сергея локтем.
— Здорово играет Леха!
В ответ Белоногов кивнул, продолжая следить за игрой.
Олег впервые за свою жизнь наблюдал за игрой в баскетбол из зала, а по телевизору смотрел только матчи Национальной баскетбольной лиги. Тем не менее хорошо разбирался в игре и сумел оценить по достоинству мастерство Белоногова-младшего. Поединок двух высококлассных команд захватил его, Олег непроизвольно вскакивал с места, вернее, его поднимала волна азарта болельщиков местной команды.
— Какой рост у Алексея? — спросил Шустов.
— Два шесть.
— В школе, наверное, дразнили.
— Да, как всегда: "Дядь, достань воробушка". А Лешка отвечал: "Нагибаться неохота".
Шустов рассмеялся. Сегодня у него было отличное настроение. Он кивнул товарищу, когда тот встал, поспешая к скамейке запасных, чтобы в числе первых поздравить брата с победой. Шустов привлек внимание Яцкевича:
— А ты чего такой кислый, Андрей?
— Убили Валентину Ширяеву, — без предисловий объяснился Яцек, провожая глазами Белоногова. Вообще-то, думал он, нужно было поговорить на эту тему вместе с Бельчонком, ранимым Бельчонком, который тут же распустил бы слюни и сопли, и Яцек невольно оттягивал этот момент. А может быть, и не затронул этой темы, если бы не вопрос Олега.
— Так, — протянул Шустов. Его лицо и голос были лишены эмоций. — Откуда ты узнал об этом?
— Из газеты. Маленькая заметка. Наверное, завтра выйдет некролог.
— Убийство судьи — и маленькая заметка? — Олег покачал головой. — Что-то мне не верится. А ну, выкладывай, что там у тебя.
— Корреспондент написал, что она покончила жизнь самоубийством, повесилась в ванной своей квартиры.
— Кажется, — недовольным голосом произнес командир, — я начинаю понимать: ты не веришь, что Ширяева повесилась, да? Ты что, подхватил вирус от Сергея?
Яцкевич оставил последний вопрос без ответа.
— Конечно, не верю. А ты?
— Я?! — В этот раз в голосе Олега прозвучали ноты презрения. — Да мне плевать! Если я начну сочувствовать всем, то стану похож… — Он выругался. По идее, "скорбеть" должен Белоногов, а тут сокрушается самый беспощадный, что ли, член отряда. Что происходит на самом деле?.. — Я стану похож на тебя!
Тем временем гости получили тридцать второе командное замечание, тогда как "Спартак" заработал всего двадцать, и на линию штрафных бросков снова встал Белоногов. Ему аплодировал Колька Осинцев, постукивая здоровой рукой по скамейке; довольно улыбался главный тренер; победно вскинул кулак Сергей, пробравшийся к скамейке запасных.
— Андрей, ты заболел, честное слово, — возобновил разговор Шустов. — Другое просто трудно предположить.
— Может быть…
— Сколько мне лет?
— Что? — не понял Андрей.
— Я спрашиваю, сколько мне лет?
— Мне действительно отвечать?
— Да, — терпеливо подтвердил Шустов.
— По отношению к тебе я могу показаться пессимистом, — ухмыльнулся Яцек.
Олег не отреагировал на замечание младшего товарища.
— Рядом с тобой я чувствую себя дряхлым стариком. Ну что вы за люди с Сергеем! Без наставлений — как без пряников. У меня скоро все здоровые клетки превратятся в раковые. Ты случаем не издеваешься? — Шустов более внимательно всмотрелся в товарища, надеясь, что тот улыбнется, хлопнет по плечу, признаваясь в своем черном юморе.
Но Яцкевич был хмур.
— В детстве ты тоже такой был? — задал Олег очередной вопрос.
— Да, только поменьше ростом.
— Я подозреваю, что вы с Сергеем вытащили меня не на матч, а для того, чтобы в очередной раз поплакаться. Но дальше слез дело не пойдет. Допустим, судью действительно убили, профессионально, так, что следствие определило самоубийство. На этом дело, собственно, и закончится.
— Почему ты говоришь во множественном числе? Я подозреваю, что Сергей не знает о смерти судьи.
— Если бы я разговаривал с Сергеем, я бы сказал, что, когда Ширяева была жива, его еще можно было понять, но вот как быть с тобой… — Олег развел руками, чувствуя себя полным идиотом. В очередной раз пришла мысль о том, что Андрей все-таки разыгрывает его.
— Понимаешь, — неуверенно начал Яцкевич, — если следствие и нашло что-то, указывающее на убийство, то постарается скрыть эти факты, потому как для них они напрямую связаны с убийством девочки. А самоубийство ставит в этом деле последнюю точку.
Некоторое время Шустов молчал. Он старался не смотреть на Андрея, ему все время казалось, что рядом Белоногов, удачно имитирующий голос Яцкевича. Совершенно дикая ситуация, но Олег сумел взять себя в руки и отвечал Андрею уже спокойно. В голове родилась еще одна сенсационная новость: Яцкевич знает, кто причастен к целой серии убийств. Что ж, от этого иногда умирают. Однако не допустил мысли, что с Андреем может приключиться беда. Спросить бы у него прямо, но вот ответит ли…
— Возможно, ты прав, Андрей. Единственный человек, к которому я могу обратиться, — Рожнов. Но Михаил не станет утруждать себя, это не его работа. Учти и то, как на него посмотрит начальство. А начальники не любят бесполезных инициатив — только по делу.
— Ты тоже не любишь?
— А чем, по-твоему, один начальник отличается от другого? Я недолюбливаю Рожнова, ты — меня.
— Как-то ты сказал, что Рожнов советуется с тобой.
— Советуется — когда ему нужно.
— А если тебе что-то понадобится?
Шустов задал встречный вопрос:
— Как ты думаешь, Андрей, почему вообще существует начальство? К примеру, для тебя.
Яцкевич пожал плечами. Старая песня, сейчас сообщит о свободе, которую…
И не ошибся.
— Для того, — продолжил Олег, — чтобы ты не думал. Если тебе дать слишком много, ты начнешь думать. Тут и до бунта недалеко, как считаешь?
Андрей до того привык к подобным разговорам, которые считал оболваниванием чистой воды, что не счел нужным отвечать. В конце концов ему нет дела до настроения Шустова — подпортил он его или нет, Андрей еще в начале матча отметил, что Олег явился на игру не в лучшем расположении духа, но раскачался от хорошей игры, которая, несмотря на откровенное равнодушие Яцкевича к баскетболу, произвела и на него впечатление.
Меняя тему разговора, Андрей рискнул спросить:
— Сам-то чего кислый?
Олег махнул рукой — не хотелось открывать причин, которые ввели его в уныние. Он не так часто встречался с дочерью, пришлось преодолеть себя, чтобы однажды появиться на пороге некогда своей квартиры. Казалось, не было долгих месяцев разлуки, а с другой стороны, они давали о себе знать: дочь встретила его радостно, долго плакала у него на плече, и Олегу пришлось выслушать справедливые упреки девочки.
Однако чувствовал себя чужим в этой квартире, пил чай на кухне, постоянно держа в голове привычку шумно втягивать горячий напиток, от этого обжег язык, словно боясь быть уличенным, смущенно глянул на жену, и только выйдя с дочерью на улицу, почувствовал себя раскованней. Но все равно прошло достаточно времени, пока он наконец-то освоился в компании с девочкой.
Ему было невероятно сложно объяснить ей причины, по которым они редко виделись. Ей только девять лет, но чувствовалась в ней не просто потребность в объяснениях отца, а четко усвоить для себя, понять… и простить. Потому что Олег нуждался в прощении, во всяком случае так он понял, общаясь с ней, ведь в каждом ее вопросе сквозило нетерпение, особенно первые минуты, это уже после, когда наконец оба стали привыкать друг к другу и говорили, перебивая, между ними возникла та невидимая, когда-то прерванная связь.
Томительным было признаться себе в том, что вынуждены оба привыкать друг к другу. Но ничего не поделаешь, даже непродолжительная разлука требует некой адаптации, а тут месяцы.
Олегу хотелось, чтобы дочь знала, явственно представила его, стоящего под холодным дождем и устремившего тоскливый взгляд на ярко освещенные окна. Но он предвидел вопрос дочери: "А почему не зашел?" — и не знал на него ответа. Виной тому — громадный промежуток времени, именно время заставило его относиться к девочке, как к взрослой. Но опять же это только первое время, потом все стало на свои места.
