Маленькая торговка прозой - Пеннак Даниэль (читать книги онлайн без TXT) 📗
– Как это?
– О Кларе и Терезе, моих сестрах.
Ну и о Лауне, третьей, медсестре. Ж. Л. В. – их любимый автор. Когда Лауна познакомилась с Лораном, этим айболитом, ее будущим мужем, я освободил им свою комнату, они прыгнули в койку и засели там без малого на год. Целый год любви по двадцать пять часов в сутки. Любви и чтения. Каждое утро я относил им наверх дневной паек, и каждый вечер Клара и Тереза приносили обратно грязные тарелки и прочитанные книжки. Иногда они задерживались. И так как у них всегда полно своих незаконченных дел, я карабкался за ними и заставал обеих, устроившихся посередке между двумя старшими, в то время как Лауна читала вслух пространные отрывки из Ж. Л. В.:
Не успела няня Софья выйти с маленьким Акселем-Жюлем, как Таня и Сергей в едином порыве бросились в объятья друг к другу, радуясь долгожданной встрече. На часах восемнадцать двенадцать. Еще три минуты, и Сергей пройдет большинством голосов в Национальную Баллистическую Компанию.
Это и есть Ж. Л. Вавилонский (для читателей – просто Ж. Л. В.), лакомый кусочек, который любители употребляют с утренним какао, Ж. Л. В., отрада новоявленной Эммы Бовари, над которым она засыпает каждый вечер. И потом, это львиная доля всей печатной продукции издательства «Тальон», наш общий хлеб.
– Четырнадцать миллионов читателей на каждую книгу, Малоссен!
– Которым плевать на ваше мнение...
– Что дает нам пятьдесят шесть миллионов, если умножить на четыре – коэффициент повторных изданий, – подхватывает Калиньяк, который внезапно подключил все свои системы питания.
– В двадцати семи странах на четырнадцати языках, – уточняет Готье.
– Не говоря уже о советском рынке, который только еще начинает нами осваиваться, перестройка и все дела...
– Я взялся переводить его на китайский, – заключает мой приятель Лусса и добавляет с ноткой безысходности в голосе, – не словом единым... в жизни кроме литературы еще и коммерция существует, наивный ты дурачок.
Разумеется, и финансовые показатели довольно значительные. И все это в основном благодаря счастливой находке Королевы Забо: анонимность автора. И в самом деле, никто, кроме Ее Величества, даже из сидящих за этим столом, не знает, кто скрывается за инициалами Ж. Л. В. Издательство «Тальон» также никак не представлено на глянцевых обложках. Три заглавные буквы курсивом вверху титульного листа, Ж. Л. В., и три строчные внизу, ж. л. в., под этим подразумевается, что Ж. Л. В. издает себя сам, что его гений не зависит ни от кого – этакий «селф-мейд мен», похожий на своих героев, хозяин сам себе и печатному обороту, сам построил свою башню и с самого верха поплевывает на Всевышнего. Лучше чем псевдоним, больше чем имя, Ж. Л. В. состоит из трех больших букв, читаемых на любом языке. Патронесса тут же заважничала, выпятив грудь (или то, что у нее на этом месте) колесом:
– Дети мои, секрет – это топливо мифа. Все эти финансовые магнаты, которых описывают романы Ж. Л. В., задают себе один и тот же вопрос: кто он? Кто может так хорошо их знать, чтобы так подробно их описывать? Это уравнивающее всех любопытство доходит до самых широких слоев мелких торговцев и весьма ощутимо в финансовом отношении, уж поверьте мне.
Цифры взвиваются как знамена.
– Почти двести миллионов экземпляров продано с 1972 года, Малоссен. Кофе?
– Охотно.
– Готье, кофе Малоссену – у вас есть монетки?
Горсть медяков в глотку автомату. Пар, клокотание, сахарный песок.
– Появление следующей книги Ж. Л. В. мы собираемся предвосхитить сокрушительным ударом.
– Сокрушительным ударом, Ваше Величество?
– Мы раскроем, кто он такой!
Не стоит противоречить начальнице, когда она в таком воодушевлении.
– Прекрасная мысль. И кто он, Ж. Л. В.?
Выжидающее молчание.
– Допивайте ваш кофе, Малоссен, а то захлебнетесь ненароком.
Стоит ли выходить на сцену, если постановка никуда не годится? А искусство постановки, господа, – одна из бесчисленного множества черт, отличающих человека от животного: не правда ли? Ожидается, что я упаду со стула, узнав, кто он, этот плодовитый Ж. Л. В.? Что ж, нацепим маску жадного нетерпения. Конечно, не до такой степени, чтобы ошпарить себе глотку кипятком. Подсластим, для начала. Слишком сладко... Сидя за одним столом со мной, они терпеливо ждут. Они смотрят на меня, а я вновь вижу бедняжку Клару два (или три?) года назад, читающую тайком фуфло Ж. Л. В., в то время как я пытался приобщить ее к Гоголю; Клару, вскакивающую, пряча книгу, и себя, сгорающего от стыда: мне неловко застать ее врасплох, противно орать на Лауну и Лорана, строить из себя саму рассудительность, умник несчастный... Да читай, что хочешь, Кларинетта, все, что попадется на глаза, не беспокойся о старшем брате, это не его дело – составлять список твоих развлечений, жизнь сама просеет через мелкое сито твои маленькие слабости.
Так. Кофе допили.
– И кто же он, Ж. Л. В.?
Они еще раз переглянулись.
– Это вы, Малоссен.
11
Когда я возвращаюсь домой, Клара еще спит, Ясмина рядом, напевает, а Жюли готовит. Этот факт стоит подчеркнуть: я впервые вижу Жюли за плитой. Журналисткам, особенно таким, как она, редко случается готовить. Они приучены скорее к тушенке, чем к телятине в чесночном соусе. Жюли постоянно приходится перекусывать на ходу, чтобы не потерять мир из виду. Если бы в прошлом году ее так здорово не потрепали (сломанная в трех местах нога, двустороннее воспаление легких, к тому же наркотиками накачали до полусмерти), в настоящий момент она точно пощипывала бы себе горошек где-нибудь в субтропических зарослях, пытаясь разобраться, кто кого мочит, с каким успехом и куда это всех нас приведет... К великому счастью, из рук разбойников, которые так круто с ней обошлись, я получил мою Жюли, озабоченную в основном поправкой собственного здоровья и изготовлением моего счастья.
Итак, Жюли готовит. Колдует, склонившись над медной кастрюлькой, в которой булькают сладкие кратеры рыжего сиропа. Она помешивает, чтобы не приставало к стенкам. Одно это движение кисти, передаваясь через согнутую в локте руку, дугу плеча, изгиб спины, заставляет плавно покачиваться ее бедра. Вынужденное бездействие этих нескольких месяцев очаровательно округлило ее формы. Раньше платье не обтягивало так аппетитно ее фигуру. Когда она без покровов, темные следы от ожогов превращают ее в леопарда. В одежде она – все та же моя Жюли, как и три года назад, когда я выбрал ее себе, ни секунды не сомневаясь. Ее тяжелая грива (как сказал бы Ж. Л. В.), золотистая осень ее взгляда, изящество ее кистей, легких, как крылья, львиные нотки ее голоса, ее бедра и ее грудь, – словом, вся она настолько мною завладела, что если мне и предназначена какая-нибудь женщина, то это именно она и никакая другая. Плоть и кровь. Женщина, которую я люблю, прежде всего – животное, совершенное воплощение млекопитающего, стопроцентная самка. И так как я любимчик Венеры, то и внутренний мир моей избранницы оказался под стать ее внешней красоте: у Жюли прекрасная душа. Ее сердце открыто всему миру. Да что там миру, каждой букашке, которая его населяет. Жюли любит Клару, Жюли любит Жереми и Малыша, Жюли любит Терезу, Жюли любит Лауну, Жюли любит Верден – да, да, и Верден тоже, – наконец, Жюли любит Джулиуса. Жюли меня любит, что уж там говорить.
Итак, оказывается, Жюли умеет готовить. Вы скажете, это лишнее? Забодай меня комар! Все женские журналы вам это подтвердят: путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
– Пирог с розовым сиропом, Бенжамен.
– С розовым? – удивляется Жереми, он отродясь такого не видел.
– Это рецепт моего отца. Наш дом в Веркоре утопал в штокрозах. До самого того дня, когда мой папа-губернатор решил пустить их в дело.
Джулиус – большой дока по этой части, у него уже слюнки текут в предвкушении лакомства; Малыш так истомился, что стекла его очков запотели от напряга, под конец и весь дом превратился в сплошную штокрозу, утопающую в собственном соку.
