Сладость на корочке пирога - Брэдли Алан (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Я хотела сказать ему какие-то правильные слова, но в первый раз язык подвел меня, и я сидела как истукан, не способная даже посмотреть отцу в лицо.
— Где-то под утро — должно быть, часа в четыре, поскольку за окном начинало светать, — я выключил лампу, твердо намереваясь пойти в деревню, разбудить Бонепенни и согласиться на его требования.
Но что-то меня остановило. Не могу объяснить что, но это так. Я вышел на террасу, но, вместо того чтобы пойти к главному входу и выйти на подъездную аллею, как я собирался, я обнаружил, что меня словно магнитом влечет к каретному сараю.
Вот оно! — подумала я. Это не отец прошел через кухонную дверь. Он вышел на террасу из кабинета, дальше вдоль стены огорода и в каретный сарай. Он не заходил в огород. Он не шел мимо умирающего Бонепенни.
— Мне надо было подумать, — продолжил отец, — но я не мог настроиться.
— И ты забрался в «роллс» Харриет, — выпалила я. Иногда мне хочется пристрелить себя.
Отец воззрился на меня печальным взглядом, которым, должно быть, червяк смотрит на раннюю пташку в тот миг, когда ее клюв вот-вот захлопнется на нем.
— Да, — мягко ответил он. — Я устал. Последнее, что я помню, — я думал о том, что если Бони и Боб Стэнли узнают, что я банкрот, они переключатся на кого-то более многообещающего. Не то чтобы я желал кому-то таких неприятностей…
А потом я, должно быть, заснул. Не знаю. Это не важно. Я был там, когда меня нашли полицейские.
— Банкрот? — изумилась я. Не смогла сдержаться. — Но отец, у тебя есть Букшоу.
Отец взглянул на меня повлажневшими глазами, я никогда не видела у него таких глаз.
— Букшоу принадлежал Харриет, видишь ли, и, когда она умерла, не оставила завещания. Не оставила завещания. Налоги на наследство — да, налоги на наследство разоряют нас.
— Но Букшоу твой! — сказала я. — Он принадлежал нашей семье веками.
— Нет, — грустно возразил отец. — Он не мой, вовсе не мой. Понимаешь, Харриет принадлежала к роду де Люсов и до того, как я на ней женился. Она моя третья кузина. У меня ничего нет, чтобы вложить в это место, ни одного су. Я, как уже сказал, в сущности, банкрот.
Раздался металлический стук в дверь, и инспектор Хьюитт вошел в камеру.
— Простите, полковник де Люс, — сказал он. — Старший констебль, как вы, без сомнения, понимаете, заботится, чтобы закон соблюдался в полной мере. Я дал вам столько времени, сколько мог, не рискуя своей шкурой.
Отец печально кивнул.
— Пойдем, Флавия, — велел инспектор, — я отвезу тебя домой.
— Я не могу уехать домой, — возразила я. — Кто-то спер мой велосипед. Я бы хотела написать заявление.
— Твой велосипед у меня на заднем сиденье.
— Вы его уже нашли? — спросила я. — Слава богу! «Глэдис» в целости и сохранности!
— Он и не исчезал, — сказал он. — Я увидел, как ты паркуешься перед входом, и попросил констебля Глоссопа убрать его в целях безопасности.
— Чтобы я не могла сбежать?
Отец поднял бровь от такого нахальства, но ничего не сказал.
— Отчасти да, — признал инспектор Хьюитт, — но главным образом потому, что до сих пор льет как из ведра, а ехать до Букшоу надо в гору и далеко.
Я молча обняла отца, он, хотя оставался неподатливым, как дуб, не возражал.
— Постарайся быть хорошей девочкой, Флавия, — сказал он.
Постараться быть хорошей девочкой? Это все, о чем он может думать? Было очевидно, что наша подводная лодка всплыла на поверхность, ее обитатели выбрались из глубин и вся магия осталась внизу.
— Сделаю, что смогу, — сказала я, отворачиваясь. — Очень постараюсь.
— Ты не должна быть слишком суровой с отцом, понимаешь, — сказал инспектор Хьюитт, притормозив, чтобы не пропустить поворот на Бишоп-Лейси. Я глянула на него, его лицо освещалось мягким светом приборной панели «воксхолла». Дворники, как черные косы, скребли по стеклу под аккомпанемент вспышек молний.
— Вы на самом деле верите, что он убил Горация Бонепенни? — поинтересовалась я.
До его ответа прошла вечность, и, когда он пришел, в нем послышалась тяжелая печаль.
— Кто еще там был, Флавия? — сказал он.
— Я, — ответила я. — …например.
Инспектор Хьюитт включил стеклообогреватель, чтобы испарить влагу, осевшую на лобовом стекле от нашего дыхания.
— Ты же не думаешь, что я поверю в эту историю с борьбой и больным сердцем? Потому что я не верю. Не это убило Горация Бонепенни.
— Значит, это торт! — выпалила я с неожиданным вдохновением. — Он был отравлен тортом!
— Это ты отравила торт? — спросил он, сдерживая ухмылку.
— Нет, — созналась я. — Жаль, что я этого не сделала.
— Это был совершенно обычный торт, — сказал инспектор. — У меня уже есть данные анализа.
Совершенно обычный торт? Это самая высокая похвала, которой когда-либо удостаивались сладости миссис Мюллет.
— Ты права, — продолжил он, — Бонепенни действительно угостился кусочком торта за несколько часов до смерти. Но как ты узнала?
— Кто, кроме незнакомца, будет есть эту гадость? — спросила я, пытаясь за насмешкой скрыть внезапное осознание своей ошибки: Бонепенни вовсе не был отравлен тортом миссис Мюллет. Это была ребяческая идея. — Простите, — извинилась я. — Просто вырвалось. Вы, наверное, считаете меня полной дурочкой.
Инспектор Хьюитт не отвечал слишком долго. Наконец он сказал:
— «Если на корочке торта сладость, кого волнует сердцевина?» Моя бабушка так говаривала, — добавил он.
— Что это значит? — спросила я.
— Это значит… О, мы уже в Букшоу. Тебя, наверное, обыскались.
— О, — сказала Офелия этим своим беззаботным тоном. — Тебя не было? Мы не заметили, правда, Даф?
Дафна закатила глаза. Она была явно испугана, но пыталась не подавать виду.
— Правда, — пробормотала она и снова уткнулась в «Холодный дом» Диккенса. Как бы там ни было, Даффи читала быстро.
Если бы они спросили, я бы с радостью рассказала им о встрече с отцом, но они не спросили. Если они и печалились из-за его неприятностей, они не собирались подпускать меня к себе, это было ясно. Фели, Даффи и я были как три личинки в трех отдельных коконах, и иногда я удивлялась, почему так. Чарльз Дарвин однажды написал, что самая яростная борьба за выживание происходит внутри племени, и как пятый из шести детей — имея трех старших сестер, — он явно знал, о чем говорит.
Для меня это был вопрос элементарной химии: я знала, что субстанция может растворяться веществами химически сходной структуры. Этому не было рационального объяснения: просто таковы пути Природы.
День был долгим, и мои глаза закрывались.
— Я, пожалуй, пойду в кровать, — сказала я. — Спокойной ночи, Фели. Спокойной ночи, Даффи.
Моя попытка общительности была встречена молчанием и хрюканьем. Когда я поднималась по лестнице, внезапно из ниоткуда пролетом выше материализовался Доггер с подсвечником, который мог быть прикуплен на распродаже имущества в Мэндерли.
— Полковник де Люс? — прошептал он.
— Он в порядке, Доггер, — сказала я.
Доггер тревожно кивнул, и каждый из нас отправился в свою берлогу.
18
Школа Грейминстер, распростершись, дремала на солнце, словно ей снилась былая слава. Это место было точно таким же, как я представляла: величественные старые здания, аккуратные зеленые лужайки, спускавшиеся к неторопливой реке, и просторные пустые площадки для игр, на которых, казалось, слышалось безмолвное эхо матчей по крикету, участники которых были давно мертвы.
Я прислонила «Глэдис» к дереву на боковой аллее, по которой я сюда въехала. За зеленой изгородью стоял трактор, лениво гудя, его водителя нигде не было видно.
Голоса мальчиков из хора плыли над лужайками из капеллы. Несмотря на яркий солнечный свет, они пели:
46
Известный церковный гимн Джорджа В. Доуна, американского епископа (1799–1859).