Месть Фантомаса - Сувестр Пьер (читать книги без сокращений .txt) 📗
Значит, даже в стенах этого мирного пристанища девушка не была в безопасности. Не будучи обычно большим пессимистом, Жером Фандор не смог сдержаться и вздрогнул при мысли о том, что какие-то яростные и грозные таинственные противники могут причинить вред этому несчастному ребенку, защитником которого он стал.
И потом…
Жером Фандор не хотел признаться даже себе, но…
Не испытывал ли он к прекрасной сестре бедняги Доллона более нежное чувство, чем обычная симпатия?
Не вздрагивал ли он каждый раз, когда видел девушку? Не билось ли сильней его сердце?
Об этом Жером Фандор не думал, но подсознательно испытывал на себе влияние этого чувства.
— Раз вы не можете больше оставаться в монастыре, — спросил он у Элизабет, — где вы собираетесь жить?
— Сегодня вечером я еще вернусь к августинкам на улицу Гласьер, хотя мне и непросто злоупотреблять их сердечным гостеприимством. А что касается завтрашнего дня…
Несчастная сестра Доллона сделала какой-то неопределенный жест, и Фандор уже собирался ей что-то посоветовать, как дверь кабинета господина Фюзелье приоткрылась. Появился секретарь судьи и, оглядывая коридор поверх очков, позвал невыразительным голосом:
— Господин Жером Фандор.
— Я здесь, — ответил молодой человек, — иду.
И приближаясь к кабинету судьи, вынужденный быстро расстаться с девушкой, он сказал ей тихим голосом странные слова:
— Подождите меня, мадемуазель, и, ради бога, хорошенько запомните: что бы я ни говорил, что бы ни произошло, будем ли мы вдвоем или в присутствии посторонних, через несколько мгновений или позже, не удивляйтесь тому, что с вами может случиться, даже из-за меня. Просто будьте уверены: все, что я делаю — для вашего же блага… Большего я вам не могу сказать!
Растерянная, Элизабет осталась стоять под впечатлением слов Жерома Фандора, а репортер уже был в кабинете следователя.
— Дорогой господин Фандор, — господин Фюзелье сердечно пожал руку журналисту, — сейчас передо мной не репортер, но свидетель и прежде всего герой, спасший жертву. Позвольте мне вас поздравить. Вы появились очень кстати, и ваша проницательность привела вас к двери именно той комнаты, где дни несчастной девушки могли быть сочтены. Еще раз, браво.
Жером Фандор просто ответил:
— Вы мне льстите, господин Фюзелье, так как в действительности я здесь ни при чем. В Отёй я приехал по приглашению мадемуазель Доллон, и чистая случайность привела меня на второй этаж. Там я почувствовал запах газа, и, как это сделал бы каждый, открыл дверь, увидел… вот и все.
— Все равно, — повторил судья, уверенный в своей правоте, — это прекрасно. Не всем журналистам так везет, как вам, и я признаюсь вам, что немного завидую, ведь ваша счастливая звезда дала возможность предотвратить драму и, так сказать, избежать фатального исхода. Однако ваша профессиональная сноровка еще не позволила, пока по крайней мере, определить мотивы преступления, которое кто-то собирался совершить. Вы ведь думаете по этому поводу то же, что и я, не так ли? Это была не попытка самоубийства, а покушение на убийство?
Жером Фандор утвердительно кивнул головой.
— Несомненно. — проговорил он.
Удовлетворенный, судья выпятил грудь.
— Я это тоже всегда говорил.
Секретарь суда, только что закончивший страницу, почерк которого невозможно было расшифровать, привстал и гнусавым голосом, прерывая беседующих, которые говорили скорее как друзья, чем как судья и свидетель, спросил:
— Будет ли господин судья формулировать показания господина Жерома Фандора?
— В несколько строк, — ответил судья. — Мне кажется, что господину Фандору нам больше нечего сказать, кроме того, что он изложил в своих статьях в «Капиталь». Не правда ли? — спросил судья, глядя на журналиста.
— Точнее и быть не может, — ответил тот.
Через некоторое время секретарь составил протокол и прочитал его монотонным голосом.
Жером Фандор подписал этот совершенно его не компрометирующий протокол.
Журналист уже собирался расстаться с судьей и как можно быстрее встретиться с Элизабет Доллон, но тот удержал его, взяв за руку.
— Соблаговолите немного подождать, — сказал господин Фюзелье. — Чтобы прояснить несколько моментов, мне необходимо задать свидетелям два-три вопроса. Я думаю, они еще не ушли, и мы сейчас проведем нечто вроде объединенной очной ставки.
Несколько минут спустя друг журналиста, снова ставший судьей, напыщенным голосом и профессиональным тоном задавал сведенным вместе свидетелям вопросы, которые ему необходимо было уточнить. Жером Фандор, сидящий в некотором отдалении, мог спокойно наблюдать за лицами различных персонажей, волей обстоятельств оказавшихся вместе.
Прежде всего это была несчастная девушка с энергичным лицом, восхитительно смело переносящая страшные испытания, выпадающие на ее долю, затем владелица семейного пансиона в Отёй, славная женщина, обыкновенная, краснолицая, без конца вытирающая пот со лба и беспрерывно поднимающая глаза к небу, оплакивающая потерю доверия к ее дому, которая могла последовать за так некстати обрушившейся на него «рекламой».
Жером Фандор сидел за камердинером и совершенно не видел его лица, а только спину, крепкую спину, над которой возвышалась большая круглая взъерошенная голова. Объяснялся он с сильным пиккардийским акцентом невысокомерно и просто. Это, похоже, был классический тип более-менее вышколенного слуги, который, казалось, немного понял из событий, происшедших в тот знаменательный день. И, наконец, рядом с Фандором находились оба Барбе-Нантей: Барбе — награжденный орденом Почетного легиона, важный мужчина, седеющая борода которого выдавала его возраст, и Нантей — около тридцати, элегантный, изысканный и живой. Оба банкира в высших кругах Парижа как бы представляли своим союзом наиболее корректный и уважаемый финансовый мир.
Почему господа Барбе-Нантей пришли навестить мадемуазель Доллон? Действительно ли для того, чтобы помочь ей?
В то время, как несколько смущенная девушка покраснела, господин Нантей взял слово и деликатно ответил на вопрос судьи.
— Здесь есть один нюанс, господин судья, — сказал он, — за уточнение которого мадемуазель Доллон на нас не обидится. Нам никогда в голову не пришло бы предоставлять мадемуазель Доллон помощь или какое-либо благодеяние, о котором она нас не просила. Дело в том, что мадемуазель Доллон, с которой мы и раньше поддерживали отношения и которая из-за своих несчастий вызывает у нас живое сочувствие, написала нам с просьбой найти ей работу. Надеясь подыскать для нее что-нибудь, мы пришли повидаться с ней, поговорить, посмотреть, на что она способна. Вот и все. Мы были чрезвычайно счастливы, что смогли помочь господину Фандору вернуть ее к жизни.
— Поскольку речь идет о вас, господин Фандор, — спросил судья, — не могли бы вы мне сказать, не было ли в комнате мадемуазель Доллон чего-либо подозрительного, когда вы туда вошли? В своей статье вы написали, что сначала подумали о простой попытке ограбления, за которой последовало покушение на убийство.
— Да, это так, — почтительно ответил журналист, — и как только я открыл окно, я тут же выглянул наружу в поисках чего-нибудь подозрительного на стене дома, заглянув даже за каждую из ставен.
— А зачем? — поинтересовался судья.
Жером Фандор улыбнулся:
— Я еще помню, месье, чем закончилась драма в особняке Томери. Того самого господина Томери, о котором я вчера слышал в суде… Клянусь честью, я ни на что не намекаю… но вы не забыли, хотя впрочем это следствие вели не вы — и я об этом сожалею, так как, по-моему, существует загадочная и определенная связь между всеми этими делами, — вы не забыли, что сразу же после расспросов и обысков господин Авар разрешил всем приглашенным разойтись, а спустя час за окном комнаты, в которой была найдена усыпленной княгиня Данидофф, была обнаружена почти невидимая, но очень прочная льняная нить, обрезанная на конце. На этом конце — это очень просто предположить — было подвешено жемчужное колье, украденное у пострадавшей… Исходя из этого, я вынужден считать, что злоумышленники или злоумышленник на протяжении всего расследования оставались в салонах Томери, поскольку било известно, что никто из дома не выходил. Довольно странным было то, что, если виновный действительно находился среди приглашенных и оставил свои следы на потерпевшей, на нем не было никаких следов, которые должны были быть оставлены потерпевшей. Но это неважно, мы здесь не для того, чтобы расследовать дело Томери. Я просто хотел объяснить вам, почему я бросился к окну в поисках каких-либо следов, которые помогли бы мне дать ответ на вопрос, не был ли способ попытки убийства мадемуазель Доллон идентичным тому, которым княгиню Соню лишили ее колье.
