А я люблю военных… - Милевская Людмила Ивановна (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
— Как вы могли подумать про меня такое?! Я неподкупна! Сама кого хотите подкуплю!
— Ага! — обрадовался он. — Значит вы из идейных соображений!
— Конечно из идейных, — начала было я, потому что с детства любила блеснуть идейностью, но тут вдруг осознала, что на сей раз идейность может сильно навредить и сразу же поменяла пластинку: — Вы с ума сошли! Нет у меня соображений!
— Как нет? — опешил полковник.
— А вот так! Нет соображений вообще, и идейных в частности. Без всяких соображений живу, так, тяну лямку по привычке. И не пойму, что вас столь сильно удивляет. Так живет любой. Можно подумать вы не так живете. И мой вам совет: даром время не тратьте, а лучше бегите искать мужика.
Полковник удивился:
— Какого мужика? Второй раз вы говорите про какого-то мужика.
— Вот именно, — обиделась я, — второй раз говорю, а вы и внимания не обращаете. Мужик в фуфайке. Это же он целился в президента из Любкиного окна, когда я под столом в салате лежала.
И тут меня осенило: бог ты мой! Это же я президента спасла! Я!!! Если бы не я, уж мужик не промахнулся бы. Уж не для этого он гранатомет в Любкин дом приволок, чтобы промахиваться налево и направо.
Я тут же поделилась своими соображениями с полковником, выдвинув предположение, что теперь, возможно, президент захочет меня каким-нибудь орденом наградить.
— Так что вы со мной поосторожней, — посоветовала я.
Но он не внял совету.
— Вы мне зубы не заговаривайте, постороннему в дом не проскочить, — заявил он. — Если мужик в фуфайке был, то куда же он делся?
— Этого сказать не могу, — призналась я. — Может скрылся в соседней квартире. Может он там живет.
— В соседней квартире живет парализованный, — просветил меня полковник.
— Он что, не может ходить?
— Может, но только под себя. Он очень парализованный, а тут из гранатомета стрелять! Намертво человек прикован к постели.
Об этом я знала и сама, даже видела пару раз несчастного, даже ему посочувствовала, а потому вынуждена была предположить:
— Значит мужик в фуфайке из другой соседней квартиры.
— В другой соседней квартире живет женщина.
— Ну и что? Что мешает женщине укрыть в своей квартире мужика в фуфайке?
— То и мешает, что она на нюх не переносит никаких мужчин. Она старая дева.
Вот этого не знала.
— Надо же! — обрадовалась я. — Теперь у Любки будет своя Старая Дева. Вот когда моя Люба насладится по-настоящему “милым” общением. Так ей и надо. Будет знать, как мою Старую Деву защищать.
Я бы с удовольствием и дальше развивала эту тему, но, наткнувшись на грозный взгляд полковника, вынуждена была вернуться к мужику в фуфайке.
— А вы уверены, что старая дева не приютила того мужика? — спросила я. — Боюсь, вы неправильное представление имеете об этих самых старых девах. Они в девах остались вовсе не потому, что пожизненно испытывают отвращение к мужчинам, а вовсе наоборот: это мужчины пожизненно испытывают отвращение к тем, из которых и получаются эти самые старые девы. Если брать мою Старую Деву (я о своей соседке)…
Боже, сколько я здесь имела сказать! И сказала бы, но не дал полковник — как много он потерял.
— Старую деву оставьте в покое, — сказал он. — Мы тщательно осмотрели у нее каждый сантиметр. Мужиками там и не пахнет.
— Тогда остается последняя квартира, — заключила я. — Насколько помню, на лестничной площадке было четыре двери.
— Да, — согласился полковник, — но в четвертой квартире живет ваш покорный слуга.
— Вы?!
— Совершенно да.
Это был удар, но я не сдалась и героически предположила:
— Значит мужик в фуфайке убежал на другой этаж.
— Мы обыскали весь дом и не нашли посторонних. Из дома никто не мог убежать. Здесь я дам любые гарантии.
Услышанное озадачило меня, уже было собралась задуматься, да полковник не позволил: опять как завопит:
— Признавайтесь, где взяли гранатомет?!
Я подпрыгнула уже нешутейно — так и заикой случиться немудрено. Сильно испугалась, рассердилась, даже озлобилась и закричала.
— Тьфу на вас! — завопила я. — Разве можно так внезапно реветь? Так недолго стать и припадочной. И сколько можно признаваться? Призналась уже: гранатомет мне подложил тот мужик. Он целился, я увидела и прыгнула на него. Своей жизнью, между прочим, рисковала. Только поэтому мужик и промахнулся.
Полковник смотрел на меня без всякой веры, но все же успокоился и спросил:
— И что было дальше?
— Бабахнуло. Дальше не помню ничего. Скорей всего он дал мне по голове, если я раньше чувств не лишилась. Обычно так и случается, сначала лишаюсь чувств, а потом уже получаю по голове. Да, думаю было именно так. В общем, дал по голове, сунул гранатомет в мои руки и сбежал, подлец.
Полковник снова начал выходить из берегов.
— Куда?! Куда сбежал?! И вверху и внизу охрана, — завопил он.
Я пожала плечами:
— Ну уж не знаю. Не могу же я за вас работу выполнять. Это уж вы сами догадывайтесь, куда он, злодей, сбежал.
— Вот мы и догадались, — обрадовал меня полковник. — Из гранатомета стреляли вы.
— Я?!
— Больше некому.
Глава 4
Ха! На президента покушалась я!
Я!!!
И почему я?
Только потому, что больше некому?! Мало ли ЧТО больше некому сделать в нашей стране, так и то, выходит, все сделала я! Только Я! Одна Я!!!
Чепуха! Чушь! Андроны едут!
Но с другой стороны полковник с такой уверенностью глупость свою сообщил, что мне сделалось дурно. Даже принялась память свою ворошить: кто знает, может по пьяни и в самом деле черт попутал?
Да нет же. На новоселье я трезвая пришла, и никакого гранатомета со мной не было. Значит не приснился мне тот мужик в фуфайке. Теперь я даже вспомнила, что он в черной вязанной шапочке был.
— Понимаю, — воскликнула я, — легче всего обвинить беззащитную женщину! Гораздо легче, чем найти сбежавшего преступника. Только вынуждена вас сразу огорчить: хоть убейте меня, на своем стоять буду: стреляла не я, а мужик. Зараза взял и растворился. Очень быстро, а я за него страдай.
Полковник почему-то снова вскипел.
— Да где же он? Где этот ваш быстрорастворимый мужик? В чем он растворился? В нашем доме каждый мужчина на учете. Я лично с каждым знаком и могу поручиться: никто из жильцов не стрелял. Проверены все квартиры: посторонних в доме не было. Кроме вас, — добавил он и устало попросил:
— Софья Адамовна, давайте лучше по-доброму признавайтесь. Обещаю, добровольное признание вам зачтут.
Я растерялась. Зачтут? Что они мне тут зачтут? И в чем я должна признаваться?
Короче, ураганно нарастал гнев, а в злобе я страшна: сама, порой, пугаюсь. Пришлось брать себя в руки. Было сложно, но я взяла.
— Послушайте, — начала я терпеливо уговаривать полковника, — вы ведете себя неразумно. Даже странно, что так вцепились в меня. Задумайтесь, это же по-ку-ше-ние! Целое покушение, да еще на кого! На целого президента! Я же совершенно негодный для такого ответственного дела человек. Да ни для какого дела я человек негодный. Неужели вы не могли найти кого-нибудь более подходящего на эту роль?
— Кого?! — заорал полковник.
К тому времени он, в отличие от меня, уже очень плохо себя в руках держал, да просто был не в себе — будто не мне, а ему пожизненное светило.
— Кого я могу найти?! — гремел он. — Русским языком вам говорю: в доме охрана, мимо которой не проскочит и мышь. Вы же не зря завалились под стол: пальнули из гранатомета, а через три минуты мои ребята уже дверь квартиры выламывали. Уже одно то, что вы лежали под столом, говорит не в вашу пользу.
“Еще бы, — подумала я, — лежание под столом не в пользу любому человеку, тем более женщине.”
Я так подумала, но промолчала, полковник же, пользуясь этим, вдохновенно продолжил:
— К покушению вы готовились два месяца.
Тут уж не выдержала я и закричала:
— Два месяца, как дура, помогала Любке обустраиваться: шила шторы и прочее. Бог свидетель — меня губит доброта. Любка, видите ли, любит детей, а я теперь расплачивайся за ее плодовитость.
