Вид транспорта — мужчина - Милевская Людмила Ивановна (книга жизни .txt) 📗
— Послушай, тут у меня мобильный. Не собачься, будь человеком. Дай последний раз позвонить.
— Куда?
— Это и в твоих интересах. Сейчас тебе номер наберу, сам и поговоришь с хорошим человеком. Может, и передумаешь меня убивать, — подмигнул ему обнаглевший Нахчоев.
Александр разрешил:
— Звони.
Саламбек набрал какой-то номер и, изумляя Гусарова, начал кому-то рассказывать, что сидит он в развалинах дома, а русский боец Александр держит его под прицелом.
— Я сейчас передам трубку твоему герою, — нахально ухмыляясь, сказал Саламбек, — а ты ему прикажи, пусть меня лучше отпустит. Не прикажешь, пеняй на себя. Все. Я сказал.
Он уверенно протянул Александру мобильный, но в трубке уже раздавались гудки.
— Это что, шутка? — спросил Гусаров, возвращая телефон Саламбеку Нахчоеву.
— Да, неудачная шутка, — грустно ответил тот. — Твой друг надо мной подшутил.
— Мой друг? — побледнел Александр. — Нет у меня больше друзей. Ты в могилу их уложил. Говори, сука, кто предатель?
— Слушай, — взмолился Саламбек, — разреши еще раз позвонить. Сам все узнаешь.
Александр опять разрешил.
Саламбек Нахчоев сделал новый звонок, и опять у него не получилось — он растерянно уставился на Гусарова.
— Что, не вышло? — спросил тот.
Бандит уныло кивнул:
— Не вышло. Разве вас, русских, поймешь?
Александр усмехнулся:
— Ну вот что, шутник, ты продлил свою жизнь на десять минут, но, как известно, перед смертью все одно не надышишься. Пришла твоя пора умирать.
Гусаров прижал ствол к голове истекающего кровью Нахчоева и спокойно нажал на курок. Нахчоев откинулся на камни и затих. По его грязному узкому лбу потекла струйка крови. Сколько таких струек пустила его жестокая бандитская рука, одному Нахчоеву ведомо. А теперь и он лежит бездыханным.
Это не было просто убийство, это была месть.
Сидя у холодеющего трупа врага и глядя на двуногого дикого зверя, Александр Гусаров неожиданно ясно понял, что в душе у него пустота, до обидного похожая на горечь и жалость.
Да, он сожалел… Он сожалел, что враг уже мертв и сделано дело: большое дело последних лет жизни.
Закончена его работа, опасная мужская работа.
Конечно, будет новая, но уже не у него, а совсем у другого Гусарова. Этот сидел и ошарашенно осознавал, с любовью и ненавистью глядя на своего врага: «Он мне не чужой. Долгие годы мы жили друг другом. Ели, пили и даже спали с мыслью одной: достать и убить! Мы были связаны пуповиной войны. Мы братья по крови: по общей пролитой крови, человеческой крови. У нас одна мать: жестокая и беспощадная мать — война!»
Александр упал на землю и взвыл от боли. Он понял, что слишком долго жил с жаждой мести в груди.
Он ненавидел уже с любовью, он увлекся, не замечая того, что своего врага почти полюбил, с ним сжился, сроднился, к нему привык. И теперь, лишившись его, он осиротел и вместе с тем захлебнулся от злобы.
«Неужели это все?» — в исступлении подумал Гусаров и закричал, стиснув зубы и до боли в ногтях впиваясь в землю:
— Ну почему?! Почему этого гада нельзя два раза убить?! Господи! Почему?!
И по его небритой щеке покатилась слеза бессилия.
"Мои погибшие друзья, моя жестокая мужская работа — это и есть моя настоящая жизнь, — прозрел вдруг Гусаров. — Только это у меня теперь и будет.
Я не человек, я — война. А как же моя Зоя? Она меня ждет. Выходит, я обманывал не только себя, но и ее…"
— Я должен ее отпустить, — решил он. — Немедленно, прямо сейчас.
Он достал из безжизненной руки Нахчоева трубку, собираясь набрать номер любимой, и был пронзен мыслью: «Куда этот гад звонил?»
Александр нажал кнопку «Память» — табло высветило номер телефона генерала Серова.
— Не может быть, — прошептал Александр, нажимая кнопку автодозвона.
Он готовил предателю матерные слова, самые убойные, самые грязные, но почему-то услышал плаксивый женский голос.
— Кто вы? — растерянно спросил Александр.
И услышал в ответ:
— Я домработница. А кто вам нужен?
— Генерал Серов.
— Он погиб, застрелился-а, — прорыдали в ответ.
— Когда? — вскипая, закричал Александр.
— Только что.
«Я никогда не вернусь с этой войны, — подумал он. — Так еще не унижали русского человека».
И вот тогда он позвонил своей Зое, а трубку взяла Денисия. И, сам себе удивляясь, Гусаров начал ей вдруг рассказывать про своих друзей. Про то, каким весельчаком был Шерстяной-Пьетро, каким бабником балагур Серега, каким умным Артем, каким добрым медик Витяй и каким чувствительным гитарист Ерема.
Она слушала, не перебивая.
— Хочешь знать, кто нас предал? — резко прервав свой рассказ, вдруг спросил Александр.
— Да, хочу.
— Генерал Серов.
Она грустно ответила:
— Я знаю. Им уже занимаются соответствующие органы. Он был любовником Добрыниной" а она способствовала торговцам оружием. Она на чем-то подцепила твоего генерала, бандиты его шантажировали.
— Генерал застрелился. Только что, ну да бог с ним. Он уже там, куда мне не дотянуться. Не из-за него я звоню. Зоя, я должен тебе сказать…
Она его перебила:
— Я не Зоя.
— А кто? — растерялся Гусаров.
— Я Денисия. Я должна тебе рассказать, что мы с Зоей тебя обманывали…
Теперь он ее перебил:
— Я знаю.
— Знаешь? — поразилась она. — Почему же молчал?
— Все ждал, когда ты признаешься. Мне и самому давно надоела эта игра. Сначала было интересно, а потом стало стыдно.
— Перед кем?
— Перед Зойкой. Пустышка и вертихвостка она.
Я никогда ее не любил, но не имел права обманывать. А ты мне сразу понравилась. «Вот настоящая девчонка, — подумал я, — но как к ней подступишься? Ей нет до меня дела». Я из-за тебя и к Зойке начал ходить, но ты на меня совсем не обращала внимания.
— Я не обращала? — удивилась Денисия. — Это ты не обращал. Или как на пустое место смотрел, или вообще отворачивался.
Александр усмехнулся:
— Смущался, был молодой. А когда ты вместо Зойки ко мне впервые пришла на свидание, я чуть умом от счастья не тронулся. Спрашиваешь, почему не признался, что вас раскусил? Какой там признался. Я же правильно все понял: ты пришла только ради сестры. Зойка — любительница работать на несколько фронтов, вот тебя, добрячку, и подключила. Уличу тебя и больше никогда не увижу. С тех пор я даже мысленно тебя Зоей звал, чтобы не проболтаться когда-нибудь ненароком.
— Так и жили во лжи, — грустно сказала Денисия.
Александр подтвердил:
— Так и жили. Сначала даже забавно было, а когда эта ложь приелась, я собрался поставить все на свои места, да вдруг понял, что ты не играешь, что у нас с тобой по-настоящему все.
— Но как ты узнал, что это я?
— Глупый вопрос, — усмехнулся Гусаров. — Удивляюсь, как только Зойке в голову пришло тебя вместо себя посылать? У нее в голове ветер, а от тебя книгами пахнет, библиотекой. Скажи мне, Денисия, ты меня любила?
— Почему — любила? — растерялась она и от самого вопроса, и от того, что впервые он назвал ее Денисией, а не Зоей. — Почему — любила? Что ты там себе напридумывал?
Александр вздохнул:
— Э-хе-хе! Я же не дурак, сообразил. Раз ты призналась, значит, больше не боишься разрушить наши отношения, значит, что-то в тебе изменилось. Нет-нет, я не в обиде, — поспешил он сообщить. — Собственно, и звоню поэтому. Уходят лучшие твои годы.
Держать тебя я не имею права. Слышишь, Денисия, я тебя отпускаю. Ты рождена для мира, а во мне только война. Я человек войны. Не жди меня, девочка. Я не вернусь.
И Денисия поняла, что теперь уж точно не сможет Гусарова бросить.
— Зачем тебе эта война? — закричала она, глотая слезы и подавляя спазм рыдания. — Война — это бизнес! Чужой бизнес, не твой! На таких, как ты, кто-то делает деньги! Грязные деньги — вот что такое твоя война!
Он согласился:
— Да, это так, но до тех пор, пока на свет будут рождаться такие любители кровь проливать, такие дурни, как я, война на земле никогда не закончится.
