Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич (читать хорошую книгу .txt, .fb2) 📗

– «Яичницей, что ли?!» – нашёлся молодой, находчивый и нахальный.

Но смеху над Алексеем или над его шутками хватало и без этого:

– «Первый… клин… боком!» – не то оговорился, не то пошутил Алексей.

С покупкой иномарки он стал немного важничать.

Когда человек садится за руль, у него тоже меняется его качество, тем более психология. Он чувствует себя величественно и более защищённым.

Теперь он ощущал себя настоящим клерком, офисной интеллигенцией, причём привилегированной, элитной, и даже, может быть, элитарной.

Молодые представители элитной, или элитарной офисной интеллигенции были вполне нормальными людьми, но, и как все, немного шизофрениками.

Но периодически, то ли от усталости, толи от раздражения, а может и от зависти, отягощённой неправильным питанием и беспорядочным, а может даже непорядочным, образом жизни, Алексей всё же иногда срывался на своих коллегах мужчинах, причём мелкой пакостью и элементарной жидовской подлостью. При обсуждении стариками какого-то нового понравившегося им фильма, он безапелляционно заявил им:

– «А в этом фильме совсем мозгов нет! Ни у автора, ни у героев!» – словно намекал он на отсутствие оных и у своих коллег.

Уже оставшись без вышедшего от них третьего лишнего, Гудин поделился с Платоном своей болью, говоря о Лёшке:

– «Он уже зазвездился, забронзовел!».

– «Да! Он тоже заслуженный папаша, или, как ты сказал, заслуженный трахарь России! Так?!» – внёс свою лепту в обсуждение нового звания Платон.

– «Да, пожалуй!» – согласился Иван Гаврилович.

– «Он и детей своих воспитывает…, как и ты!» – тонко подколол соглашателя Платон.

– «Ну, что ты!» – возмутился оскорблённый этим сравнением, Гудин.

И действительно, подколка имела под собой некоторое основание.

Алексей учил своего старшего сына игре на скрипке. Этим он хотел поднять культуру старшего в высоком смысле слова. Но он совершенно не обучил его элементарным правилам общения с окружающими, потому, что сам был с ними не в ладах.

Даже, входя в помещение, где сидели одни взрослые люди, Арсений никогда не здоровался и вообще молчал, как будто кругом была пустота.

Поэтому этот, может быть и одарённый мальчик, казался простым дебилом.

И недаром говорится, что яблоко от яблони недалеко катится!

Почти аналогичная ситуация была и у Алексея с его отцом, с той лишь разницей, что старший Ляпунов давал младшему, что сам мог, умел и хотел, но далеко не всё, что надо было бы дать.

Валентин Данилович Ляпунов в своё время с необыкновенной жёсткой целеустремлённостью и деловитостью провинциала начал вторгаться в мир аборигенов, завоёвывая и своё место под Солнцем, отвоёвывая у москвичей их места под Солнцем, принадлежавшие им по праву рождения.

Ведь недаром лучшие из провинциалов, прежде всего в интеллектуальном, морально-этическом и культурном плане, органически вливались в эту новую для них среду, внося не только свою лепту и свежую кровь, но даже и шарм, делая жизнь москвичей насыщенней и ярче.

А самые сильные из них – носители не только российской, но и мировой культуры и интеллекта, своим примером и повседневной жизнью укрепляли культурный, научный и морально-психологический стержень москвичей.

И теперь уже В.Д. Ляпунов простой непростой деревенский парень, пробился в интеллектуальную элиту общества. Его лицо уже выражало своё осознанное величие.

Оно же передалось по наследству и его сыну. Но, к счастью, надменность Алексея проявлялась лишь эпизодически.

Как всегда, радевший за дело Платон, несколько раз говорил ему, а для страховки ещё и Надежде, что пора подвезти на склад тару и компоненты для упаковки товара.

Но Алексей и в ус не дул, думая, наверно, фигли ты мне указываешь, ведь начальник есть!

В результате от нехватки каких-либо компонентов часто задерживалась доставка заказов некоторым потребителям.

Со временем Платон плюнул на это – а мне больше всех, что ли надо?! – и стал говорить о возникающих проблемах только по одному разу, сначала Алексею, потом Надежде, ожидая очередного срыва или задержки, что, впрочем, пока никак не отражалось, во всяком случае, на его личном доходе.

Более того, периодически проявлялась, граничащая с хамством, говнистость Алексея, во всяком случае, по отношению к Платону.

Как-то раз Алексей надолго, больше двух часов, заигрался на компьютере в шарики, идя на рекорд.

Вскоре Надежда Сергеевна попросила его вдвоём вместе с Гаврилычем отвезти на тележке тяжёлые коробки с хламом на помойку. Но Алексей, видимо очень забывшись, неожиданно предложил для этого кандидатуру занятого работой Платона:

– «А он сейчас… кроссворд разгадывает! Почему бы его не попросить?!» – заложил он Платона, с подачи видевшего это Табаки-Гудина.

Платон вынужден был тоже не остаться в долгу. Предлагая Ивану оставить для Лёшки, оставшиеся лишние сладости, он убедительно мотивировал своё предложение:

– «Сахар, то бишь глюкоза, нужен для того, чтобы мозги лучше работали. Следовательно, сладости нужны, прежде всего, тем, у кого мозги плохо работают!».

Пришедший вскоре и съевший всё сладкое, картавый Алексей произнёс своё заветное:

– «Ну, квасс!».

В их ООО «Де-ка» Алексей вёл свою, одному ему ведомую, тайную политику. И интриган Гудин первый обратил на это внимание их Надежды – в простом и переносном смыслах.

Платон сразу проиллюстрировал мысль Гудина, которую тот, со своим заложенным в ту пору носом, выразил сначала весьма витиевато:

– «Надюх! А ты знаешь, какой здесь будет способ твоего потъебления?».

Не дожидаясь ни ответа Надежды, ни уточнения Гудина, со своей присказкой влез Платон:

– «Ты помнишь сказку, про то, как лисичка-сестричка зайчика-побегайчика из его избушки выжила? Так будет и с тобой! Только здесь наоборот, зайчик-еврейчик лисичку выгонит!».

– «Ха-ха-ха-ха-ха!» – разразился Гудин на, наконец, так точно проиллюстрированную его мысль и его отношение к данному вопросу.

Ведь он очень боялся в какой-то перспективе вдруг оказаться выброшенным за борт их несущегося на всех парусах корабля.

Вскоре разговор перешёл на другие темы.

Это благодарная своим мудрым старикам Надежда, как всегда поинтересовалась самочувствием и работоспособностью Платона.

Ибо именно на него, как самого надёжного и безотказного, делала она ставку на самое ближайшее будущее.

Но, как бывало и всегда ранее, даже краткий рассказ Платона был перебит невежливыми невеждами, опять бесцеремонно влезшими со своим антисоветами.

Послушав их, Платон даже немного возмутился:

– «Я Вам рассказываю о своих ощущениях, а Вы меня перебиваете! Вы, что, лучше меня знаете о моих ощущениях? Вы, что, часть моего организма? А может быть Вы даже его член?!».

Коллеги от неожиданности оцепенели и затихли, сразу перейдя на другую тему.

Своим рвением делать добро Платону и своей уверенностью в своей же непогрешимости, коллеги напоминали ему, чуть ли не Святую Троицу, где Гудин, Ляпунов и Павлова были, соответственно, Бог-отец, Бог-сын, а вместо Святого Духа здесь выступала Богородица.

Иногда Платон, как в душе художник, ловил себя на мысли, что лица его коллег почему-то иногда бывают симпатичны, а они сами, каждый из них, имеют, в общем-то, не такой уж и плохой габитус, но только всегда удивляют его своими «харизмами».

Он думал о своих коллегах, сидя в трамвае, спиной к его боковой стене, соответственно лицом к проходу. Напротив него встала обыкновенная девушка в джинсах. Только Платон успел мельком оглядеть её, в том числе оголённую талию, как его чуткого носа коснулся ещё слабый запах нестиранных женских трусов. Более того, вскоре он почувствовал ещё и тошнотворный запашок её немытого, потного пупка. На его счастье девушка вскоре вышла.

Наверно, ночевала не дома!? – решил знаток проблем молодёжи.