Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич (читать хорошую книгу .txt, .fb2) 📗

Василий привёз своим двоюродным братьям по увесистому мачете, которые тут же были опробованы в деле.

Ведь через десять дней, в один день, должны были быть дни рождения и у Васи с Кешей, и у Виталия – мужа Екатерины.

Так что подарками обменялись заблаговременно.

Пострелять в этот раз не получилось, так как увлекшиеся Саша и Данила ещё в июне расстреляли в чужих котов все пульки.

При этом они не забыли рукой и глазом Даниила, не знавшим азов аэродинамики, разбить стекло в окне второго этажа, но забыв позже пополнить боезапас и вставить новое стекло.

Зато наигрались в бильярд. Тон здесь задавали, соскучившийся по нему Вася, и впервые взявшая кий, любознательная Даша. Она особенно обрадовала Платона, заявив, что ей очень понравилось играть с ним.

А он её тем, что детишки просто влюбились в дедушку Платона.

Тем временем на работе Платона наступило относительное затишье.

Алексей, взяв кредит, наконец-то купил долгожданную иномарку «Шкоду-Фабиа», которую зарегистрировали на Ольгу, дабы на неё не смогла покуситься Светлана, с коей Алексей ещё не оформил развод.

Алексей покатал всех коллег на новинке, покупку коей все единодушно одобрили.

В очередной раз, выходя из офиса на обед, и любуясь своей последней красавицей, разыгравшийся Алёша начал комментировать, где и чья, работников какой фирмы, здесь стоит машина.

– «А это машина одной девушки. Леной зовут! Дать телефончик?!» – начал он ёрничать перед Платоном, Ноной и Гудиным.

– «Мне не надо!» – первым ответил быстро реагирующий Платон.

– «Мне тоже!» – под стать ему среагировала Нона.

– «А ему – Платон указал на замешкавшегося с ответом Гудина – уже не надо!».

А тот не нашёл ничего лучшего, как не к месту схохмить:

– «Курица – не птица! Баба – не водитель!».

– «Это ты про Галю, что ли?!» – убил его наповал Алексей.

В последнее время Алексей почему-то стал недолюбливать не только Гудина, но и Платона и периодически это демонстрировать своим отношением к коллеге.

– «А ты проводи даму в офис!» – как-то дал он ценное указание Платону, отоваривавшего покупательницу в своём помещении.

Другой раз он упрекнул Платона за что-то им, по вине того же Алексея, не сделанное:

– «А всё идёт от головы!».

На что Платон, думая о своём, лукаво возразил, опять вызвав смех Гудина:

– «Да, нет! Всё идёт от генов!».

При задержке Платона в поликлинике Алексей с издёвкой, но утвердительно, якобы спросил:

– «Проспал?».

На объяснения Платона он тут же менторски заметил:

– «А у нас рабочий день с десяти до семнадцати!».

– «Это у Вас! А у нас он ненормированный!» – поиздевался теперь над хамом Платон, использовав редко применяемую терминологию Надежды Сергеевны, с пиететом почитаемой Алексеем.

И уж совсем угрожающе звучало из уст молодого дарования, на что-то неприготовленное для него, мстительное и злобное:

– «Ну… ладно!».

Как-то Платон не выдержал и иносказательно высказался Алексею:

– «Упрекнуть меня в плохой работе, или отлынивании от неё, может только подлый лицемер! Ведь я, даже будучи три недели на больничном, ходил на работу и работал один за всех Вас, гулявших в отпусках!».

К удовольствию для Платона ответ оппонента был перебит фразой Надежды, громко сказанной Ноне:

– «Нон! Я тут недавно упала с зонтиком и его ручкой часть зуба выбила!».

– «Так ты, значит, не упала, а… пипнулась!» – ответила та с раздражением от напряжения между Платоном и Алексеем и давно всем надоевших медицинских подробностей в рассказах мужской начальницы.

В начале августа Платон с Надеждой некоторое время работали одни.

Иногда начальница сама захаживала к Платону и рассказывала о чём-нибудь своём. Тому естественно было неудобно её не слушать.

В конце очередного рассказа о своих собаках:

– «Тогда Челсик пошёл к другой калитке, и…» – Надежда вдруг замолчала.

После минутной паузы Платон спросил её:

– «Ну, как?».

– «Что, как?».

– «Дошёл?!».

– «Кто?».

– «Челсик до калитки!».

– «Дошёл! А почему ты спрашиваешь?».

– «Так ты же замолчала!?».

Летом на даче, соседка Платона Татьяна Кошина отмечала какую-то годовщину смерти своей матери Аиды Арсентьевны, которую все в округе хорошо знали, уважали и даже любили. Были приглашены ближайшие дачные соседи из своего поколения, в том числе и Платон с Ксенией.

Собралось восемь человек, из них трое мужчин. Двое других оказались старше Платона и оба были преподавателями ВУЗов, один из них был даже доцент.

После выпитого и произнесённого, как обычно, людей потянуло на всякого рода вольности. И первую скрипку взялся играть именно доцент. Он сразу взял быка за рога и начал со скабрезных анекдотов. И видимо этому послужили сразу две причины.

Постоянное нахождение в состоянии чопорности при преподавании толкало на разрядку в своём кругу.

И привычное чувство превосходства начальника-преподавателя перед аудиторией слушателей-студентов невольно переносилось и на коллектив своих друзей.

После вечеринки, уже у себя на даче, Ксения высказала ряд критических замечаний по поводу поведения доцента.

Но Платон защитил интеллектуала.

– «Да! Каждый хвалит своего петуха!» – вставила своего… Ксения.

В один из дождливых августовских вечеров Платон на даче чуть было сам себя не отправил к праотцам.

Пытаясь на террасе сложить старый, уже подсохший зонтик, он по привычке упёр рукоять того в свой давно тренированный пресс, и надавил.

Но не тут-то было. Зонт не складывался.

Тогда Платон повторил попытку, но уже резко и с силой. Зонт-то сложился. Но в этот самый момент страшной боли двойной, с интервалом в доли секунды, болевой удар в солнечное сплетение просто сокрушил несчастного.

От адской боли он чуть было не потерял сознание. На какое-то мгновение ему показалось, что вокруг него всё померкло, но открылась какая-то дверь, окно, или форточка, наверное в космос, вид которого своим спокойным безмолвием сразу успокоил его, тут же вернувшегося назад, в реальную действительность.

Да! Я чуть было сейчас не отбросил концы! Наверно попал в болевую, или даже смертельную, согласно «Дин Маку», точку своего живота? Но, слава Богу, обошлось! – наконец понял непутёвый.

Он ещё некоторое время полежал на диване, анализируя происшедшее, и делая правильные выводы на будущее.

Этот случай произвёл на Платона такое большое впечатление, что он даже описал его в стихотворении «Чуть было»:

Но, как известно, беда, или даже её предтеча, как было в случае с Платоном, не приходит одна.