Первая жертва - Элтон Бен (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
Они уведомили ее непростительно поздно, и у нее было меньше часа, чтобы домчаться до Риджент-стрит и подыскать подходящий случаю вдовий наряд. Ей пришлось переодеваться в магазине и выйти в черном платье с подколотым булавками подолом и с сумкой, куда продавщица сложила ее старую одежду. Это было неудобно и неуместно, но Агнес Кингсли должна была предстать перед тюремными властями в облике гордой, исполненной достоинства вдовы. Да, жизнь ее пошла прахом, но ничто не заставило бы ее снизить планку.
Она прибыла практически в назначенное время и, войдя в огромную дверь тюрьмы, потребовала, чтобы надзиратель побежал вперед в маленький дворик и попросил дождаться ее прихода.
— Я не собираюсь бежать на похороны собственного мужа, — сказала она. — Им придется подождать, или, попомните мои слова, я им этого никогдане забуду.
Ее подождали, и Агнес простояла над могилой всю короткую церемонию и попрощалась с мужем. Тюремный капеллан с головокружительной скоростью зачитал строки из «Книги общей молитвы»; было очевидно, что ему очень хотелось оказаться в это время в другом месте.
— Мужчинарожденныйотженщины… — бормотал капеллан. — Мынеприносимничеговэтотмир… Прахкпраху… ВоимяОтцаиСынаиСвятогоДуха… Аминь.
Никаких дополнительных молитв не было, никаких стихов или музыки.
Когда краткая служба закончилась, капеллан отошел в сторону и велел могильщикам немедленно закапывать могилу. Агнес подняла руку, остановив их.
— Подождите, — сказала она. — Я хотела бы кое-что прочитать.
Начальник тюрьмы, присутствовавший на похоронах в знак уважения к рангу отца Агнес, взял ее под руку.
— Сожалею, миссис Кингсли, но у нас множество других забот и нет времени для…
— Отпустите меня, сэр! Я хочу прочитать стихи, — твердо сказала Агнес, отдернув руку. Начальник тюрьмы неохотно поклонился, и Агнес достала из сумки листок бумаги. — Мой муж часто читал это стихотворение моему сыну, которому всего четыре года. Это «Если» Редьярда Киплинга.
Капеллан, начальник тюрьмы, два надзирателя и могильщики громко вздохнули, но Агнес Кингсли читала не для них.
Когда она остановилась после первой строки, было очевидно, что начальника тюрьмы так и подмывало вмешаться и прервать ее чтение, но у него не хватило смелости. Все понимали, что Агнес собиралась прочитать все стихотворение, все тридцать две строки, и более того, прочитать не спеша, твердо и размеренно. Начальнику тюрьмы оставалось только смотреть в небо и считать слоги, пока она читала третью строфу, а затем четвертую. Наконец она закончила, после чего бросила листок в могилу и опустила вуаль, чтобы скрыть слезы.
— Спасибо за ваше терпение, — обратилась Агнес к начальнику тюрьмы.
— Не за что, миссис Кингсли.
— Должна сказать, — добавила она, когда он провожал ее обратно, — мне показалось, что вы очень спешили избавиться от останков моего мужа.
Начальник тюрьмы сказал, что это не так, но Агнес не поверила ему.
— То есть вы хотите сказать, что всех хороните на следующий день после смерти? В Лестершире все совершенно по-другому.
Начальник тюрьмы объяснил, что в случае захоронения на территории тюрьмы это стандартная процедура, поскольку, к сожалению, у них негде держать покойников.
— А почему вообще его похоронили на территории тюрьмы? Он ведь не был убийцей.
— Таковы были указания министерства внутренних дел, миссис Кингсли.
Поначалу Агнес хотела устроить скандал; она была гордой женщиной и считала, что власти значительно превысили свои полномочия, избавившись от останков ее мужа неподобающим образом и втайне. Она прекрасно понимала, что им хотелось как можно скорее разделаться с этой ужасной историей. Но какой смысл поднимать шумиху? Дуглас мертв, и если бы она настояла на организации подобающих похорон, кто бы на них пришел?
В конце концов, возможно, так действительно лучше. Кингсли и сам всегда говорил, что, когда человек умирает, его больше нет, и его тело она может хоть в Темзу кинуть, ему все равно. Агнес села в машину, и шофер увез ее из «Уормвуд скрабз».
26
Завтрак в гостинице «Мажестик»
— Вы только поглядите! Отличная пташка, верно? Вот что нужно войскам, разве нет?
Шеннон и Кингсли вошли в ресторан гостиницы «Мажестик», и молоденькая официантка, просто восхитительная на вид, как верно отметил Шеннон, проводила их к столику у окна.
Их столик стоял поодаль от остальных, частично отгороженный от основного зала рядом кадок с пальмами. Неподалеку расположился струнный квартет, который, не мешая их разговору, не позволял другим посетителям слышать их беседу.
Как почти все струнные квартеты в гостиничных ресторанах, они играли подборку из Гилберта и Салливана и как раз добрались до довольно унылого отрывка из «Йомена-гвардейца». Шеннон начал подпевать себе под нос, глядя в забрызганное солеными каплями окно:
Возможно, подействовала музыка, но Шеннон вдруг задумался.
— Няньки с детьми, — проговорил он, — старые козлы с тросточками, жирные матроны с болонками, надоедливые сопляки, катающие обручи, матросы с подружками или же мечущиеся в поисках оных. Господи милосердный, до чего же мирное зрелище.
— Да, пожалуй.
— Интересно, сколько отсюда до Пасхендале? Пятьдесят миль? Думаю, и того меньше. Меньше пятидесяти миль, и уж точно меньше миллиарда. Хотя эти два места словно находятся на противоположных концах вселенной. Дикость, вы согласны? Можно выпить здесь утром чаю, а если поторопишься, то и лишиться головы в Бельгии прежде, чем этот завтрак переварится. Если этоне дикость, то я не знаю, что же.
— Вы, безусловно, правы.
— Думаете, кто-нибудь из прогуливающихся здесь чертовски довольных собой людей может хотя бы представить себе, вообразить своим крошечным умишком масштаб бойни, которая в эту самую минутуидет всего в пятидесяти милях отсюда?
— Списки жертв публикуют в газетах. А эти люди, которых вы так презираете, это матери и отцы, сестры, братья, мужья, друзья. Им известно, что происходит, и я сомневаюсь, что кто-то из них так уж доволен или счастлив.
Шеннон взглянул на Кингсли и презрительно поморщился.
— Ну разумеется. Выведь там тоже не были, верно? Я совсем забыл.
— Нет. Я там не был.
— Ха! Вы такой же, как и они. О да, вам известно, что люди гибнут, гибнут тысячами день за днем. Этовсем известно. Но вы не знаете, каково это.Даже проведи вы остаток своих дней, пытаясь представить себе это, вам никогда даже близко не понять. Это не дано никому, кто там не был. Вы никогда не станете одним из нас.
— Я не хочу становиться одним из вас. Мне жаль, что такие, как вы, вообще появились.
— Мясорубка. Вот как все говорят. Что там мясорубка. Но это не совсем так.Мясорубка ведь только рубит. Позвольте сказать вам, Кингсли: ничто, никакие слова в английском или каком бы то ни было другом чертовом языке, если уж на то пошло, никогдане смогут описать, что это такое.
Струнный квартет решил немного передохнуть, и Шеннон запел вместо них, тихо, почти про себя. Он напевал мелодию старого гимна. Кингсли хорошо знал эту мелодию, но слова слышал лишь однажды. Стихи были солдатские, и группа ходячих раненых, ожидающих рассредоточения, тихо напевала их поздней ночью на вокзале Виктория.
— И сейчас не ответят, — добавил Шеннон. — Потому что мозгов не хватит, ни у кого. Именно поэтому каждый сегодня считается поэтом, мать их. Все хотятсказать, все что-то кропают, но не получается. Никому и никогда не удастся перебросить мост через пропасть, разделяющую тех, кто там был, и тех, кого там не было.
