Первая жертва - Элтон Бен (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗

— Всегда?

— Всегда. Любая выпивка. Любая еда. Любая девушка. В любое время. Без исключений. Без осечек. Я не упускаю ни одной возможности поесть, выпить, выспаться или уложить девку в постель, и к черту все остальное. Поэтому, когда меня догонит пуля, или меня отравят газом, или я загнусь от дизентерии, или меня разорвет на куски, или я просто перетрушу и сдохну, я буду знать, что не было ни одной девки, которую я мог бы уломать и упустил, и ни одного стакана спиртного, ни одного обеда и ни одного другого удовольствия, которые были у меня под носом и которыми я не воспользовался. Неплохое правило, верно? Ну же, признайте.

— Полагаю, это вполне разумно.

— Чертовски разумно. Но послушайте, я не могу сидеть и трепаться с вами весь день. Как насчет того, чтобы перейти к делу?

— Да уж, пожалуй.

— Но сначала, разумеется, правило!

Шеннон с яростью набросился на яйца и почки. Он также съел бекон, грибы, кровяную колбасу, жареные помидоры, свиную отбивную и все тосты, включая порцию Кингсли. Он осушил чайник и заказал еще один, с порцией скотча, и только когда на столе не осталось ни крошки, закурил и перешел, наконец, к делу.

— Итак. Я уже упомянул о печальном известии насчет виконта Аберкромби?

— Вы сказали, что он умер.

— Умер во Франции. Точнее, его убили.

— Он не погиб в бою?

— Нет. Такова официальная версия, но на самом деле его убили.

Кингсли задумался.

— Что бы это ни значило, — наконец сказал он.

— Что вы хотите сказать: что бы это ни значило?

— Я уже не понимаю, что такое убийство, особенно во Франции.

— О, ради бога, пожалуйста,инспектор, замолчите. Вы полицейский. Вам чертовски хорошо известно, что такое убийство: это когда один человек незаконным образом убивает другого.

— По-моему, и Хейг — убийца, и Ллойд Джордж, и кайзер…

— Да, нам всем известно, что вы думаете по поводу войны, инспектор. Вы чертовски доходчиво это объяснили. Она вам не нравится. Вы думаете, что это — полное безумие. Что ж, у меня для вас новости. Никомуиз нас она не нравится, мы всесчитаем, что это безумие, особенно те, кто действительно в ней сражался. Но не все из нас чувствуют необходимость постоянно об этом болтать.

— Вы говорили о виконте Аберкромби.

— Ну, можете себе представить, как его смерть потрясла общественность. Он был одним из последних настоящих романтических героев, из тех, кто так и осталсячертовым героем. Как Руперт Брук, а не Зигфрид Сассун.

— Руперта Брука укусило какое-то насекомое, и он умер от заражения крови.

— Он умер на боевом посту. Его поэзия вдохновляла людей, она не запугивала их ужасами, которые их окружали. Она поднимала их над кошмаром.

— Прекрасно, не так ли?

— Да. Прекрасно и горько.

— Поэзия Аберкромби была такой же.

— Аберкромби сочинял стихи, но поэтом не был. Он не был Бруком.

— Люди любили их, потому что они были простые, прочувствованные и благородные.

— Виконт умер, но я-то тут при чем? — спросил Кингсли.

— Ну, как я уже сказал, его убили. И убил его, кажется, недовольный солдат. Они оба по контузии покинули линию фронта и отправились в одно заведение для осмотра перед началом лечения. Солдат застрелил Аберкромби, при нем нашли и пистолет Аберкромби. Он под арестом, ожидает трибунала, и я надеюсь, что его повесят или четвертуют. Подумать только, что такой отважный малый, как Аберкромби, вдохновлявший все наше поколение, пал от рук подлого, мелкого убийцы. Вы помните, что он писал в стихотворении «Запомните меня таким»?

— Признаться, нет.

— Рад отметить, что плохо знаком с творчеством Аберкромби.

— А то идиотское письмо, которое отметил Элиот, вы запомнили дословно. Господи, да мы все понимаем, что война — это грязь, черви, страх — липкий, кошмарный страх. Если в этой войне и есть что прекрасное, так это сила духа обычного человека, его благородство и способность жертвовать собой. Именно об этом писал Аберкромби, а какой-то подлый тип его за это пристрелил.

— Я снова спрашиваю: я тут при чем?

— Вы полицейский. Мы хотим, чтобы вы расследовали это дело.

— Мы — это СРС?

— Господи, да нет же. Важные персоны, «шишки», крупные фигуры. Откуда мне знать. Не удивлюсь, если сам Ллойд Джордж.

— Значит, это не расследование СРС?

— А с какой стати? Это дело полиции. Единственное, что нам велели, это вытащить вас из «Уормвуд скрабз» так, чтобы не возникло никаких вопросов, и доставить в Лондон.

— В Лондон? Так почему же вы привезли меня в Фолкстон?

— Мы думали, что у вас три сломанных ребра. Если честно, этот тюремный врач — просто позорище. Мы думали, что вы проваляетесь еще неделю, а здесь, с нами, вы будете в большей безопасности.

— Но зачем я вам вообще понадобился? Если вы произвели арест, не поздно ли начинать расследование?

— Логично. По мне — так дело открыли и закрыли, но им хочется расследования, и мы его проведем. Я телеграфировал в Лондон, что вы уже готовы приступить к заданию, и…

— Я не собираюсь выполнять никакое задание.

— Я же сказал, что это никак не связано с военными действиями. Это задание для полиции, полицейская работа, выполнения которой требует от вас правительство. Мы полагали, что вы хотя бы выслушаете, что именно мы от вас хотим.

Это предложение Кингсли счел вполне разумным.

— Хорошо, я вас выслушаю.

— Вот и отлично. Для начала вы вернетесь в Лондон.

— И это все, что вы готовы мне сообщить?

— Да, я всего лишь простой солдат. Вас проинструктируют на куда более высоком уровне. — Шеннон вручил Кингсли лист бумаги. — Вы должны прибыть по этому адресу в Уайтхолл завтра утром ровно в девять.

— Вы не пойдете со мной?

— О да, я тоже там буду, а вот как быть с остатком сегодняшнего дня?

— В смысле?

Шеннон в очередной раз закурил и предложил сигарету Кингсли, которую тот принял с благодарностью.

— Дело вот в чем, — сказал Шеннон. Он глубоко затянулся и выпустил струю дыма. — Я хочу сделать вам предложение, ну, между нами.

— Продолжайте.

— Это касается моего правила. Моего кредо.

— Любая выпивка, любая еда, любая девушка в любое время?

— Именно. Понимаете, я долженоставаться с вами вплоть до завтрашнего утра…

— И?..

— Ну, по-моему, нам нет особого смысла болтаться вместе, вам так не кажется? Я не нравлюсь вам, а мне определенно не нравитесь вы. Более того, я думал, что целую неделю буду болтаться у моря и развлекаться на полную катушку, пока вы не поправитесь. А теперь оказывается, что вы до отвращения здоровы и моя приятная и хорошо оплачиваемая работенка в роли няньки, едва начавшись, уже закончилась. Такая жалость. Так вот, я хочу сказать, может, расстанемся сейчас и договоримся встретиться в Лондоне?

— А вы уверены, что я не сбегу?

— А зачем вам сбегать? У вас нет документов, и начни вы утверждать, что вы — это вы, вас просто отправят обратно в тюрьму. У вас нет ни дома, ни денег, а мы предлагаем вам выгодное сотрудничество. Я считаю, что такой рассудительный парень, как вы, поймет, что лучше остаться с нами, по крайней мере до тех пор, пока вы точно не узнаете, чего мы хотим.

— Вы действительно разрешите мне остаться одному? И это после того, как с таким трудом вытащили меня из тюрьмы?

Шеннон затягивался так яростно, что ему пришлось закурить следующую сигарету.

— А вы подумайте, инспектор. Скоро полдень. Доставить вас к своему начальству я должен через двадцать один час. У меня почти сутки, которые я могу провести целым и невредимым, не под вражескими пулями. Вы хоть представляетесебе, что это значит для человека, который два года провел в окопах?