Аз Бога Ведаю! - Алексеев Сергей Трофимович (читать хорошую книгу .TXT) 📗
– По твоему велению обложили нас данью непомерной! Детей берут, от дыма по сыну!..
– Довольно! – решила княгиня и призвала к себе Люта. – Единожды я посылала тебя поискать сокровищ – ты мне привез их. А ныне отыщи вора и привези.
Свенальдич взял с собой малую, но лихую дружину, сообща помолились богу Христу, ибо все его воины были окрещенными, и отправился в поход. Где он рыскал и как ловил злодея, никто не ведал, однако к исходу лета привел его в Киев, забитого в железа, а с ним подручных да вызволенных из плена детей, числом полета.
– Исполнил твою волю, привел разбойника. Суди его!
– Как ему имя? Кто он?
– Претич, матушка, – отвечал Лют. – Твой подручный боярин.
Загорелось у нее сердца от обиды и ярости, хотела она в тот же час казнить его, да усмирила сама себя, вспомнив, как обернулась ее месть древлянам. По древнему обычаю злодея следовало отдать на суд той земли, где он более всего зла натворил, однако княгиня задумала прежде сама учинить спрос Претичу. Велела она достать его из сруба и привести к ней в гридницу, где он мечом клялся Руси послужить и откуда послан был с тайным делом на реку Ганга.
Предстал перед нею подручный боярин, в железа закованный, немытый, нечесаный и сильно измордованный в схватке – едва вдесятером повязали бывшего воеводу – рукопашника. Семерых Лютовых удальцов насмерть прибил, покуда не сострунили его, как волка.
– Простила я тебе одну измену – ты меня в другой раз предал, – сказала княгиня. – Не стану ждать твоей третьей измены, выдам на руки обиженным. Пусть делают с тобой, что захотят, ибо ты не свет принес на Русь, а злодейство.
– Не ты ли, княгиня, позволила мне искать Путь на реку Ганга как заблагорассудится? – спросил Претич. – Ты мне руки развязала, так и теперь развяжи, сними железа.
– Я послала тебя с посохом. Ты же собрался с мечом идти.
– Изведал я, княгиня, нет иного пути в страну Полуденную.
– Зачем же русские земли зорил? Зачем детей в леса уводил?
– А чтобы дружину собрать. Чтобы из отроков и малых детей воспитать преданных воинов, вскормить непобедимых витязей.
– Но девиц молодых зачем силой брал, косы резал и воровал от родителей? Безвинных позорил, ровно дикий печенежин!
– Не позорил я дев, а, напротив, хотел их прославить, – ответствовал Претич. – Ибо Путь на Гангу должно открывать коннице из непорочных всадниц. А уж за ними дружина пойдет. Народы страны Полуденной не посмеют супротив дев меча поднять.
– Мыслил ты, прикрываясь ими, народы эти воевать? – изумилась княгиня. – Виданное ли дело на Руси, чтобы витязь за спину девицы прятался на поле брани?
– Иного Пути нет...
– Иного нет, но и этот не годится, – отрезала она. – Не след нам ходить с мечом на Гангу. И потому за разор, что ты по землям учинил, будешь головой отвечать. Не будет тебе прощения на сей раз.
И все-таки пожалела княгиня подручного боярина, решила не выдать его обиженным на расправу, а достойно казнить на лобном месте. До утра же велела не в сруб его посадить – в подклет своего терема под надежную стражу. В Киеве прослышали, что Лют злодея Претича схватил, и ночью пришла к терему его мать – боярыня, стала умолять княгиню, чтобы позволила с сыном проститься. Вспомнила княгиня, как лихо ей было в подобную ночь, когда Святослав в срубе сидел и казни ждал, не выдержало материнское сердце – пустила она боярыню в подклет. Вошла она, убитая горем – космы свои рвала, лицо царапала, а через мгновение выбежала сияющая от радости и просветленная. Бросилась к княгине:
– Не мой это сын! Не Претич!
– Да как же не твой? – отступила княгиня. – Ужель я не знаю сына твоего?
– Схож с Претичем, как две капли воды, да не Претич!
– Должно, не признала в темноте-то...
– Своего сына я бы признала! По дыханию его, по тому, как сердечко бьется! Едва бы рукой коснулась – в тот же миг бы признала! А муж сей в подклете – не Претич!
Княгиня зажала ладонью ее уста, молчать велела и повлекла в свои покои. Там уж как следует спросила боярыню, но та, радуясь, на своем стояла. Заручившись словом, что мать Претича ни видом своим, ни молвой не выдаст тайны, княгиня отпустила ее и погрузилась в тяжкие думы. Измена кругом! Нет рядом ни единого человека, на которого бы можно положиться всецело. Свенальд со Святославом охотой тешится и потакает ему во всем, а сын его, Лют, и вовсе неведомо кому служит. Как ни пытала – не сказал до сей поры, где добыл он серьгу – Знак Рода, как отнял ее у чародея – не похвалился. А теперь изловил злодея, который за Претича себя выдал. Перед всей Русью ославил имя подручного боярина. А может статься, сгубил его и теперь чернит посмертную память. И на советчиков мудрых – думных бояр нет надежды, ибо возмущены они князем и ее материнской упрямостью. Уж в тереме своем невозможно слова тайного молвить – все будет услышано! Иначе как бы стало известно, куда и зачем послан Претич?..
Дождалась она утра и спустилась в подклет к самозванцу.
– Кто ты есть?
– Претич, – отвечал прикованный за шею злодей. – Твой подручный боярин.
– Мать не признала в тебе сына, а ее не обманешь.
– От горя умом повредилась, потому и не признала.
– Я верю материнскому оку! И нет тебе более проку скрывать истинное имя. Коль был ты Претич, казнили бы на площади. Но поелику ты неведомый мне вор и злодей, казнят как изгоя, а тело бросят в степи волкам на съедение. Признайся же мне, кто ты и с каким умыслом творил разбои? Почему назвался чужим именем?
– Придется, княгиня, казнить меня на площади, ибо я есть Претич, – тянул самозванец, – А смерти я не боюсь, тебе это ведомо.
– Не упорствуй! Не вынуждай меня прибегнуть к пыткам! – пригрозила княгиня. – Кто бы ты ни был, должно быть, знаешь мой гнев, слышал, как я древлян казнила. На дыбе под каленым железом скажешь свое имя. Лютая смерть тебе будет! И не на лобном месте, а в пыточном срубе, вне глаз народа. Но ежели избавишь меня от этих мерзких трудов – плоть твою терзать, – признаешься добром, то и я избавлю тебя от позорной казни.
На мгновение встрепенулся злодей, проблеск надежды озарил лицо, однако он тут же потряс буйной головой, загремел привязной цепью.
– На своем стою, княгиня. Претич я, твой подручный.
– Добро, – вдруг согласилась она. – Не стану казнить никакой смертью. Отпускаю тебя на все четыре стороны.
Позвала она тиунов, велела сбить оковы со злодея и сама отворила перед ними дверь подклета:
– Ступай.
Не ожидал подобного самозванец, смешался, глядя то на княгиню, то на распахнутую дверь.
– Нельзя мне уйти...
– Отчего же? Ведь я помиловала тебя! И более не держу. А слово мое твердо.
– Слышал я, ты мудра и коварна, княгиня...
– Не верь молве! Ведь отпустила я с миром древлянского князя Мала. Должно быть, и об этом слышал. Так и ты иди! Иди, куда глаза глядят.
– Не могу я идти! – чуть ли не вскричал злодей. – Мне след казненным быть!
– Здоров ли ты рассудком? Не повредился ли умом? – спросила княгиня. – Отчего не приемлешь милость мою?
– Не волен я и милости твоей принять!
– Знать, не властен ты над собой, незнакомец...
– Не властен, – признался он и голову опустил. – Не отпускай меня, а лучше казни на лобном месте.
– Нет уж, коль слово изронено – ступай.
– Ох, княгиня! – взмолился злодей. – Что пытки твои, что каленое железо твое на дыбе? Ежели невредимым и милованным от тебя выйду – будет мне пытка!.. Будет мне лютая смерть!..
– От кого?
– Боюсь и имя назвать... Божьего гнева боюсь! Я клятвою связан. А быть казненным мне жребий выпал. Знать, рок мне – под твой топор. Не жалей меня, княгиня, казни! Не увидят моей головы на твоем частоколе – весь род мой погибнет, до последнего корешка...
– Добро, я спасу твой род от смерти, – согласилась княгиня. – Но должен ты назвать свое имя, прозвище рода своего.
– Имя мое – Снегирь, а дед прозывался Радимич, ибо жил в землях северян, но вышел от радимичей.
