Ночь у Насмешливой Вдовы - Карр Джон Диксон (первая книга TXT) 📗
Доктор Шмидт посмотрел на стихи. Потом перевел взгляд на письмо. И наконец, облизав губы, поднял глаза на Г.М.
Рука Г.М. осторожно двинулась к горлу доктора, однако остановилась, словно оттягивая удовольствие.
— Вот что, сынок, — ласково заявил он. — Фрицам, правда, такие вещи невдомек. Я принадлежу к поколению, которое, возможно, выражается грубовато и любит крепкое словцо. Но вы ужасно удивитесь, когда узнаете, кем стали люди одного со мной поколения.
Вырвав у доктора Шмидта письмо и книжечку стихов, Г.М. вернулся к столу.
— А теперь убирайтесь! — заявил он. — Вы причинили достаточно вреда. Вон отсюда!
— Я обращаюсь к единственной персоне, которая есть вправе принимать решения! — запротестовал доктор. — Я обращать к миссис Лейси!
Стелла, стоявшая до этого момент неподвижно, вздрогнула.
— Прошу вас, уходите, — сказала она доктору. — Если вы еще вернетесь, разрешаю сэру Генри выкинуть вас из любого окна в моем доме.
Доктор Шмидт не без достоинства взял со стола шляпу и свой чемоданчик.
— Вы еще не слышали последнее слово! — объявил он в несколько возвышенном театральном тоне. Затем он нахлобучил на голову шляпу и вышел.
У Стеллы подогнулись колени, и она села на кушетку.
— Мадам, — начал Г.М., роясь в бумагах на столе, — когда я только пришел сюда, я решил, что слегка недооценил вас. Кое-чего я не знаю до сих пор. Однако с момента моего прихода я многое понял.
Он подошел к кушетке, встал напротив хозяйки и тихо спросил:
— Ведь ваш муж на самом деле не умер?
Глава 16
Стелла, которая сидела закрыв лицо руками, медленно подняла голову. Хотя слезы еще не высохли у нее на щеках, лицо ее больше не казалось осунувшимся и изможденным — просто красивым и нежным. Пропала уклончивая, насмешливая полуулыбка; из глаз ушло прежнее холодное выражение. Подобно тому как с Памелы после беседы с Г.М. мигом слетела напускная взрослость, так и ее мать прекратила изображать из себя искушенное, возвышенное существо и превратилась в обыкновенную женщину.
— Как вы догадались? — начала было Стелла, но тут же умолкла и испуганно оглянулась наверх.
— Я тоже слежу за той дверью, — заверил ее Г.М. — Ваша дочь плотно закрыла ее после того, как вы взбунтовались против доктора Шмидта и выставили его. Пэм ничего не услышит, если мы будем говорить тихо.
— Но как вы догадались…
— Навел справки через Скотленд-Ярд. — Г.М. жестом остановил ее. — Не волнуйтесь, мадам. Никто из ваших соседей ничего не знает. И никогда не узнает… Видите ли, — продолжал он ласково, почти таким же тоном, каким беседовал с Пэм, — я все удивлялся, почему вы ни с кем не поддерживаете переписку и лишь раз в квартал получаете письмо от ваших лондонских поверенных. Поскольку мои мозги устроены не так, как у нормальных людей, я сразу понял: кто-то ежеквартально высылает вам чек, однако вы с отправителем не видитесь.
— Родственники Дарвина — это мой муж — меня недолюбливают. — Стелла опустила глаза. — И я их не виню! Они правы! Но… Видите ли… — Она понурила плечи. — Мой муж находится на лечении в… скажем, в клинике ВВС. Но он не сумасшедший! — страстно зашептала Стелла, и глаза ее светились искренностью. — У него — как это называется? — психоз; врачи считают, что сумеют его вылечить. Военные врачи кажутся такими… такими…
— Военные психиатры свое дело знают. От «А» до «Я». Не так, как ваш друг Шмидт, который водил за нос не только вас.
— Совершенно верно! Именно из-за тех, других, я так поверила ему. Когда он сказал…
Кровь бросилась в голову сэру Генри Мерривейлу, ноздри у него затрепетали. Однако он сдержался.
— Шмидт сказал, что болезнь вашего мужа передается по наследству и может проявиться у Пэм?
— Да! Вот почему…
— Так имейте в виду, данная болезнь по наследству не передается. Он вам просто солгал.
Губы у Стеллы снова задрожали, теперь от облегчения. Не без усилия нагнувшись, Г.М. поднял с пола книгу «Последние опыты в криминологии» и поставил на полку.
— Скажите, — продолжал он, — не предсказывал ли старый Калиостро…
— Кто?
— Ваш шарлатан. Так вот не предсказывал он, что Памела может писать анонимные письма, еще до того, как они начали приходить?
— Да, он наговорил мне много чего ужасного. И дал эту книгу, чтобы я прочитала историю болезни Мари де Морель. Вы знаете, что она сделала, сэр Генри? Она не только писала письма. Малышка Морель утверждала, будто какой-то мужчина, предположительно лейтенант де ла Ронсьер, влез к ней в спальню через окно, чтобы…
— Тише! — предостерег Г.М., садясь рядом со Стеллой. — Разве вы сами не понимаете, что вашу дочь оболгали? Ну, признайтесь!
— Да!
— И все-таки Шмидт, — задумчиво заметил Г.М., — заранее предсказывал появление писем.
Казалось, Стелла Лейси нарочно растравляет себя, готовясь к еще более тяжкому признанию.
— Видите ли, — сказала она, — сама я понятия не имела о том, что Пэм пишет с ошибками. — Кровь прилила к ее лицу. — Я ужасно невежественна… Я… никогда не ходила в школу.
Г.М. покосился на женщину, но воздержался от комментариев.
— Мари де Морель… — загудел он. — Вот почему, когда Элли Харрис вручила вам первое анонимное письмо, вы все повторяли: «Только не та книга! Только не книга!» Вы были напуганы до смерти и опрометью выбежали из здания почты.
— Полагаю, Скотленд-Ярду обо всем известно. Да, это правда. Я была так несчастна… несчастна! Но разумеется, я не могла никому ничего рассказать.
— А теперь, куколка… то есть мадам, — продолжал Г.М., — оглянитесь вокруг и посмотрите на картины, статуэтки и книги. Ирвинга мы исключим, он хороший малый. Что вы на самом деле обо всем этом думаете?
Стелла отбросила со лба пряди пепельно-русых волос.
— По-моему, это просто ужас что такое!
— Тихо! — предостерег ее Г.М., оглянувшись на закрытую дверь наверху. — Тогда зачем вы завалили ими дом?
— Я ведь так невежественна! А… все мои лондонские друзья считают такие вещи шикарными и изящными. Они есть у всех лучших людей.
Г.М. закрыл глаза, как будто медленно считал про себя до десяти. Потом повторил свой безотказный прием, и пробка вошла в бутылку.
— Шикарными, — с бесстрастным видом произнес он. — Изящными. — Потом, сделав над собой некоторое усилие, добавил: — У лучших людей.
— Ах, сэр Генри, пожалуйста, не надо! Я чуть с ума не сошла, когда думала, что Пэм… А Пэм такая хрупкая…
— Ничего подобного! — резко возразил Г.М. — Вот еще одна чушь, которую вам надо поскорее выбросить из головы. Она будет играть в хоккей и пачкаться в грязи; она будет кататься на роликах и на коньках; у нее будет детство. Я вас отшлепаю, если вы сейчас же не пообещаете, что вернете своей дочери детство!
— Обещаю! Обещаю!
— Теперь, — продолжал Г.М., — объясните, пожалуйста, кого вы считаете «лучшими людьми».
— Разумеется! Родителей Дарвина, например…
— Минутку. Откуда вам знать, что лучшие люди сейчас не стоят у вас на пороге? Разве вы не разделяете вкусы и суждения Гордона Уэста, Рейфа Данверса, полковника Бейли или викария… нет, чтоб мне лопнуть, только не его! Вы понимаете, о чем я? В общем, разве вам не ближе их вкусы и суждения, чем вкусы и суждения тех дураков, которые давали вам советы?
Стелла вся сжалась в комок.
— Прошу вас, не упоминайте Гордона Уэста.
— Вот как? — удивился Г.М. — Разве он вам не нравится?
— Нет, нравится. Возможно, даже слишком. — Стелла помолчала. — Вот почему, узнав, что бедняжка Пэм ни при чем, я могу сказать вам: их могла написать только женщина.
— Как так?
— Потому что только женщина догадалась бы. Я достаточно хорошо все скрывала.
— Значит, вы получили не одно письмо, а больше? И во всех них речь шла об Уэсте?
Словно темная, мрачная тень накрыла комнату, и вместе с ней невнятную обнаженную фигуру с красным глазом и цилиндр с ухом и крылом.
