Комплекс Росомахи - Зосимкина Марина (книги txt) 📗
недоброжелателями и завистниками? Вдруг налетят грабители, наведенные теми
же самыми? Вдруг милиция? То бишь полиция? А у Алекса в его тряпье и старье
вкупе с цветным ломом никто никогда и ничего искать не станет.
В тот же день бодрый и радостный Будимир Стефанович связался с
заказчиком и обговорил с ним место встречи, заодно еще раз уточнив условия
сделки. На завтра он устроил себе выходной, а утром третьего дня подъехал к
Алексову пункту, но Алекса на месте не застал. Пункт был закрыт, на двери висел
огромный амбарный замок. Пожав плечами, Будимир Стефанович отбыл по делам,
решив заехать позже. Время пока было. Но позже все повторилось, приемный
пункт все так же был заперт, а под его дверями уже толпились страждущие и
жаждущие, поругивающие лениво, но с пониманием вновь запившего приемщика.
Особо поэтому не волнуясь, он позвонил своему напарнику домой, рассудив,
что тот может еще долго отмечать позавчерашний успех, который, надо сказать, к
Алексу никакого отношения не имеет. Додик вовсе не собирался вытаскивать это
чмо на его трудовой пост. Ему просто нужны ключи от хибары и только. Пусть даст
ключи и квасит дальше.
Тут однако обнаружилось, что Алекс был не пьян и не с похмелья, хотя и
пребывал не в себе. На простой вопрос о товаре он вдруг так активно вспенился,
что Додику стало ясно –нужно ехать к напарнику домой и разбираться в проблеме.
Приехал и поговорил. И разобрался.
Сначала Додик подумал, что Алекс хочет тупо денег. Типа, повышения
зарплаты. Потом, что он хочет очень больших денег, иными словами, решил
подельника шантажировать. Потом до Будимира Стефановича дошло, что все
дело в той долбанной чернильнице, которая теперь уже неизвестно где. Может, до
сих пор лежит на полке, прикрытая тряпками и макулатурой, а может, в убогой
квартирке Алекса в бельевом шкафу его гиппопотамихи-жены за стопками трусов и
толстых колготок.
– Оказалось, что дело в этой чернильнице! В дурацкой надписи на ней! Будь
она неладна! – напоследок истерично взвизгнул Додик и притих.
Алина насторожилась, почувствовав, что сейчас она услышит нечто важное.
Что сейчас он произнесет нечто такое, отчего одним неизвестным в этом
громоздком уравнении станет меньше.
Но Додонов умолк. Пауза затянулась, сделалась безнадежной и глухой.
Чтобы как-то поощрить его дальнейшие душеизлияния, Алина сочувственно
возмутилась:
– Неужели из-за такой ерунды он распалился настолько, что даже обозвал
вас гнидой?
И тут же поняла, как сглупила. И это было уже не исправить.
Додик не говорил, что Алекс обозвал его гнидой.
– Я вам не говорил, что Алекс называл меня гнидой, – задумчиво растягивая
слова, повторил вслух ее мысли Додик, а потом вдруг заволновался: – Как ты
узнала? Ты там была? Но я тебя там не видел!.. Или Алекс успел тебе все
рассказать до того, как отправился на тот свет?
Он выкрикнул отчаянно:
– Я ничего, совсем ничего не понимаю! Я же ему звонил практически от
подъезда… Я пришел, а ты спряталась? Я обыскал всю квартиру, я обшарил даже
их вонючий сортир и драные антресоли! Никого, совсем никого в квартире не было,
кроме меня и дохлого Алекса! Ты не могла ничего слышать! Но ты слышала…
Алина спросила напряженно:
– Когда вы пришли, Александр был уже мертв? И дверь была открыта?
– Нет, он бы еще жив, – с непонятным смешком отозвался внезапно
успокоившийся Додонов, – Некоторое время он был еще жив. А потом он стал уже
мертв. Не надо было так меня обижать и пугать тоже было не надо. Я не герой,
меня пугать опасно.
И он тихонечко засмеялся. Так, что Алине сделалось страшно. За последние
минуты она подзабыла про страх, начала надеяться, что еще сможет как-то
договориться с этим неврастеником, как-то заговорит ему зубы, как-то умаслит или
обхитрит. Когда она услышала этот его смех, то поняла, что он прошел свою
точку возврата.
– Видите ли, уважаемая Алина… Он вздумал мне угрожать. Нет, ему не
нужны были деньги. Я же говорю – придурок. Он орал, что пойдет в полицию и все
расскажет про мои дела. Напрасно я возился с ним. Люди не знают благодарности.
Он ревел, как ишак. Вы представляете себе ишака, деточка? Он ревел, что это
была последняя капля. Как будто я силой заставлял его на меня работать. У меня
ведь бизнес, вы понимаете. В каждом бизнесе свои правила и свои условия игры.
Если у тебя нету прибыли, то и бизнеса у тебя никакого нету, вы согласны, Алина
Леонидовна? Мне нужен товар, постоянно нужен новый и качественный товар и, по
возможности, даром. Чем меньше затрат, тем больше дельточка, согласны?
Главное, этот Алекс не был никогда моралистом. Иначе бы он и пару дней со мной
не продержался. Да разве сейчас есть где-то моралисты с такой-то безработицей?
Тех грошей, что ему хозяин лавки платил, только на пиво и курево хватало, вот и
подрядил я его информацию сливать, если какая-нибудь ценная вещь на горизонте
забрезжит. Там среди нищих старух попадались экземпляры. И он со мной
работал, долго, год почти, если не больше. Придурок он был, а не моралист, вот
что я вам скажу. Сейчас я вам поясню, в чем дело. Мы ведь с вами никуда не
торопимся? А дело в том, что его идиотка-падчерица, а ваша, пардон, подруга,
доставляла ему некое аптечное средство. Алекс этой дурехе сказал, что плохо
засыпает, а ее маменька часто принимать сие лекарство ему не дает. Вот подружка
ваша еще и ему, помимо маменьки, капсюлки и приносила. Великолепное, надо
сказать, средство, весьма быстродействующее. Пока старички возятся и достают с
полки печенье, мы, а вернее, я, кидаю в их чаек таблеточку или две, по наитию,
этого препарата, и старичок через пяток минуток уже в отключке. Берем вещь и
уходим. Но это не всегда так, отнюдь, я же не маньяк. Это тогда только, если
упорствует старая сволочь и не желает продавать за мою цену. Заломит
несусветную, а откуда у меня такие деньги? Сам виноват, не надо было жадничать.
Напарничек мой все это прекрасно знал, потому что при сем присутствовал
неоднократно. И тут вдруг заявляет мне, что я урод или, как вы только что мне
напомнили, гнида. Обидно. Обидно, потому что несправедливо. А крышу ему
снесло как раз из-за этой проклятущей чернильницы. В тот раз Алекс был просто
пристрастен. Вот если бы я эту вещицу у какого-то незнакомого ему пенсионера
приватизировал, он бы не возбух даже на секунду. Получил бы свои комиссионные,
ни за что, надо заметить, и забыл бы уже на следующий день. А тут сразу
праведным гневом воспылал. Видите ли, я его школьную училку ограбил. Грозить
начал. А мне оно надо? Мне мой товар вернуть надо. Я и пришел к нему товар
вернуть.
Он опять умолк, собираясь с мыслями. Оживился:
– Послушай, лапушка, может, она все-таки у тебя, а? Скажи, где прячешь, а я
тебя выпущу. Честно, выпущу сразу же. Я же видел, как ты в руках держала
баночку, ту самую, которую Алекс прибрал. Чернильничку вставную, с крышечкой.
Ты из квартиры Алексовой выходила и баночку выронила. Надо же, какая она
прыгучая… Значит, и весь наборчик у тебя должен быть. Где же ему еще быть,
деточка? Только у тебя…
Алина молчала, не зная, что ответить. Потом спросила медленно:
– А почему вы решили, что она пропала? Может, она все еще там и
находится, в этом приемном пункте. У меня машина неподалеку, могу подвезти.
Хотите?
– Хитрая девочка… Нету ее там, я проверял. И дома у него проверял. Нету
нигде.
– Зачем же вы тогда его убили? – спросила наобум Алина. – Теперь вот не
узнаете уже, где эта вещь.
– Да? – заныл Додик. – А что мне делать оставалось? Набор он перепрятал,
