Глаза ребёнка - Паттерсон Ричард Норт (читать книги без TXT) 📗

Та на мгновение задумалась.

— Проблемы мистера Ариаса в основном касались его дочери, Елены. И сначала он спросил у меня, смогу ли я, если потребуется, провести психиатрическое освидетельствование его семьи. Но я убедила его, что буду более полезной, работая с ним индивидуально.

Паже показалось, что за прозвучавшим формально ответом кроется что-то еще. Похоже, Салинас тоже это почувствовал; он на секунду замешкался, затем спросил напрямик:

— В процессе ваших встреч с мистером Ариасом не сложилось ли у вас определенного мнения по поводу того, склонен ли этот человек к суициду?

Кэролайн подняла взгляд от своего блокнота. Она могла заявить протест, однако не стала этого делать. В зале установилась зловещая тишина.

— В мои обязанности, — изрекла Гейтс, — не входило определять, склонен или нет мистер Ариас к суициду. И я даже не пыталась этого делать.

Салинас не смог скрыть охватившего его разочарования.

— Однако на протяжении этих тридцати с лишним часов неужели у вас не сложилось какого-то впечатления относительно характера мистера Ариаса? — поинтересовался он.

— Впечатления? Пожалуй. — Гейтс задумчиво опустила глаза, затем пристально посмотрела на Салинаса. — Я бы сказала следующим образом: мои наблюдения не давали оснований предполагать, что этот человек способен наложить на себя руки.

Паже заметил, что Джозеф Дуарте что-то записал в своем блокноте, затем решительно подчеркнул написанное. Салинас, точно вновь обретя уверенность, сделал шаг вперед.

— То есть в характере мистера Ариаса были какие-то черты, которые противоречили вашему представлению о потенциальном самоубийце?

Гейтс на мгновение задумалась.

— Мистер Салинас, наши беседы главным образом касались будущего. Мистер Ариас был полон решимости сохранить опекунство над Еленой, и его волновал вопрос: как это сделать. Он хотел знать все, связанное с психиатрическим освидетельствованием. — Даэна вдруг замолчала, затем добавила: — Словом, я ни разу не задумывалась, способен ли он на самоубийство.

Кэролайн слушала с непроницаемым выражением адвоката, на глазах у которого его клиент терпит поражение.

— Возникало ли у вас ощущение, — продолжал спрашивать Салинас, — что мистер Ариас подавлен разрывом с женой?

— Я бы назвала это по-другому. Он был глубоко уязвлен решением миссис Перальты оставить его. К тому же ему не давала покоя мысль о том, что его дочь подверглась растлению.

— Что он предпринимал в этой связи?

Гейтс откинулась на спинку стула.

— Занимался самообразованием. Мистер Ариас дотошно расспрашивал у меня о тех признаках, по которым можно установить, имел ли место факт совращения; о том, каким образом ребенок в подобной ситуации будет выражать свои чувства и как ему можно помочь. Он также попросил меня подобрать ему список литературы по данной теме, читал все от корки до корки, и мы подробно обсуждали прочитанное.

— Я так понимаю, мистер Ариас весьма серьезно относился к тому, что произошло с его дочерью?

Гейтс окинула обвинителя пытливым взглядом.

— Мне показалось, что мистеру Ариасу крайне необходима моя помощь.

— То есть, — не унимался Салинас, — мистер Ариас всерьез рассматривал возможность провести психиатрическое освидетельствование?

Лицо Гейтс являло собой маску непроницаемости.

— Мистер Ариас все планировал заранее, всегда был пунктуален, а на протяжении беседы — неизменно сосредоточен. Я бы сказала, мистер Ариас был всецело предан идее довести дело до конца.

— Доктор Гейтс, в вашем представлении согласуется ли подобное поведение с мыслями о самоубийстве?

— Я бы этого не сказала.

Паже наклонился к Кэролайн:

— Она говорит о нем так, словно он был каким-то необыкновенным человеком. Как считаешь — с чего бы это?

— Не понимаю, — пробормотала Кэролайн. — Но что-то здесь неладно. Чем же они все-таки занимались во время этих консультаций?

— За пятнадцать лет практики, — спрашивал Салинас, — встречались ли вам пациенты со склонностью к суициду?

Гейтс впервые опустила взгляд.

— Я знала двоих, — тихо произнесла она, — которые покончили жизнь самоубийством. Девушка-подросток и взрослая женщина, мать. Это было самым тяжелым испытанием в моей жизни. Если в подобных обстоятельствах мои личные переживания что-то значат. — Гейтс подняла глаза. — Кроме этих двух случаев мне приходилось встречать людей с инстинктами к саморазрушению. Я очень тонко чувствую это, тем более что два моих пациента покончили самоубийством.

Салинас понимающе кивнул.

— Есть ли отличительные признаки, по которым вы распознаете потенциального самоубийцу.

Выражение тревоги в глазах Гейтс смягчило ее облик.

— Универсальной характеристики не существует. Но, как правило, к группе повышенного риска относятся люди, страдающие острой формой депрессии, с низкой самооценкой, резкими перепадами настроения; их может преследовать чувство, что они не в состоянии контролировать ситуацию… — Она помолчала. — В большей или меньшей степени все эти симптомы проявлялись у тех двух пациенток, которые решили уйти из жизни.

— Наблюдали ли вы нечто подобное у мистера Ариаса?

Свидетельница покачала головой.

— Нет. В каком-то смысле мистер Ариас обладал весьма высокой самооценкой. Если уж на то пошло, мне показалось, что у него были необычайный запас жизненных сил и неистощимая находчивость.

Салинас выдержал паузу, давая возможность присяжным в полной мере оценить смысл сказанного Гейтс, затем спросил:

— Когда вы в последний раз видели мистера Ариаса?

— По-моему, это было в четверг, то есть, как я понимаю, за день до того дня, когда его в последний раз видели живым. Обычно мы встречались с ним по понедельникам и четвергам, и в тот раз, уходя, он подтвердил, что придет в понедельник. Так что я была немало удивлена, когда он не объявился.

— Каким он вам показался в тот последний четверг?

— Обычным. Вообще, у мистера Ариаса редко менялось настроение: всегда оживленный, но вместе с тем полный решимости добиться своего — то есть постоянного опекунства над Еленой. Он был вполне удовлетворен своим заявлением в суд, которое составил с целью оградить Елену от общества мистера Паже и его сына. В то же время его раздражало то упрямое желание миссис Перальты отправиться в Италию. Он рассчитывал, что она иначе отнесется к его заявлению.

— Был ли он подавлен или находился в состоянии отчаяния?

— Мне этого по показалось.

Салинас кивнул молодой женщине, которая сидела рядом с ним за столом обвинения. Та проворно встала и в считанные секунды вместе с помощником судьи установила неведомо откуда появившийся треножник, на который водрузила увеличенную копию написанного от руки письма. «Я ухожу из жизни, потому что увидел себя в истинном свете. Я понял, что я всего-навсего жалкий эгоист…»

Что-то настораживало в этом по-детски неразборчивом почерке. Когда Гейтс взглянула на письмо, ей впервые стало не по себе.

— Сторона защиты утверждает, — сообщил Салинас, — что эту записку, найденную в квартире мистера Ариаса рядом с фотографией его дочери, написал он сам. Судя по всему, вам незнаком этот почерк?

— Я ни разу не видела, чтобы мистер Ариас брался за ручку. Разве что подписывая чек.

— Соответствуют ли слова данного письма характеру мистера Ариаса, каким вы себе его представляете?

Присяжные впились глазами в представленный на всеобщее обозрение документ. Казалось, Луиза Марин снова и снова повторяет про себя слова предсмертной записки Рики.

— Не думаю, что он видел себя именно в таком свете, — тихо произнесла Гейтс. — Или хотел, чтобы его видели другие. — В глазах Даэны мелькнуло жуткое осознание того факта, что ее клиент действительно был убит. — Я просто не в состоянии поверить, что тот человек, которого я видела в четверг, мог написать такое.

Кэролайн, чувствуя огромное внутреннее напряжение, медленно встала. Ей еще ни разу не приходилось допрашивать свидетеля обвинения, не ознакомившись предварительно с его показаниями полиции и не выстроив в уме весь ход перекрестного допроса. Но у этого свидетеля не было показаний. Гейтс — истинный знаток своего дела, к тому же не преследовавшая никаких своекорыстных целей, только что поставила Криса Паже в весьма непростое положение, а у Кэролайн не оказалось ни малейшей зацепки. У нее было лишь слабое, полуоформившееся ощущение, что за ответами Даэны кроется некий подтекст.